– Ваша работа? – подняв бровь, осведомилась Анхен.
– Судя по бирке, моя, – подтвердила Хелена, мужественно расправив плечи. – Что с ней не так?
– А вы посмотрите сюда! – Фрекен Монк ткнула пальцем в один из швов. – Как вы это объясните?
Даже с места Луизы было видно, как на светло-серой ткани выделяются несколько длинных черных волос, вшитых в машинную строчку.
– Не пугайте так, это же пустяки. Я сейчас исправлю… – Хелена склонилась над тканью и попыталась убрать волосы из шва.
Тут Анхен схватилась одной рукой за косу девушки и дернула ее на себя, отчего та вскрикнула и выгнулась от боли. В другой руке фрекен Монк блеснули массивные ножницы для кройки, и в следующее же мгновение они впились Хелене в волосы на затылке и начали со скрежетом их кромсать, пока тяжелая коса не опала на пол возле ошарашенной девушки. Швеи даже с самых дальних рядов привстали на местах, чтобы не упустить ни детали. Тяжело дыша, Анхен бросила ножницы на каменный пол и покинула цех.
Хелена двумя руками обхватила затылок, обернулась и увидела косу, змеей свернувшуюся позади нее. Судорожно всхлипнув, она сползла на пол и взяла ее в руки. Луиза и Маришка бросились к несчастной. Исступленный крик отчаяния потерялся в оглушительном звонке, возвещающем конец смены.
По дороге домой Луиза не могла себе позволить ни приблизиться к подруге, ни упустить ее из виду. Напоминающая умалишенную, Хелена все время притрагивалась к волосам, взъерошивала неровные пряди и что-то бормотала сквозь слезы. Виня себя в произошедшем, Луиза чувствовала жгучий стыд. Не стоило недооценивать Анхен Монк и ее готовность переступить черту.
Деревянной походкой Хелена шла зигзагами, переходя то на одну, то на другую сторону улицы, спотыкаясь о трамвайные рельсы, окруженные грудами выломанных из мостовой булыжников. В конце концов она свернула вовсе не туда, куда нужно. Луиза, пока подруга окончательно не скрылась в тенях за поворотом, поспешила следом за ней.
В проулке по камням домов комками сползала плесень и несколько чаек пожирали ошметки, разбросанные у задней двери рыбной лавки. В просвете виднелась поникшая фигурка: одной рукой Хелена придерживалась за стену. У противоположной стены, привалившись, стояла девчушка в мешковатой одежде и курила папиросу.
Луиза ускорила шаг, поравнялась с Хеленой и осторожно коснулась ее плеча. Вопреки ожиданиям, подруга не высвободилась из-под ее руки, но принялась снова всхлипывать.
– Прости, прости, прости меня, пожалуйста! – бессвязно бормотала Луиза, хоть и знала, что та ее не поймет.
– Пусть ее, проплачется – легче станет, – раздался на удивление хриплый и низкий голос незнакомки.
Луиза в негодовании обернулась и резко ответила:
– Да что ты понимаешь!..
Девчонка бросила на землю докуренную папиросу и тут же достала из-за уха новую. В мелькнувшем огоньке спички Луиза заметила рубцы от ожога на левом виске и саркастическую ухмылку. Незнакомка вразвалочку скрылась в темноте проулка, оставив девушек наедине с их горем.
Через несколько минут Хелена немного пришла в себя, и они, обнявшись, пошли навстречу огням из окон общежития, такого привычного и такого ненавистного.
#4. Карикатуры и уродства
– Вы не пришли вчера, – без лишних слов начал расспросы Густав, когда они увиделись на следующий день. – Дело во мне? Я вас обидел? Поверьте мне, я не хотел…
Луиза медлила, теребя край синей вязаной кофты. Ей не хотелось ни лгать, ни посвящать его в эту ситуацию. Был ли Густав причастен к случившемуся? Косвенно – да. Был ли он виноват? Нисколько.
– Личные проблемы… я помогала подруге. – Ей удалось найти подходящий ответ.
Густав вздохнул с облегчением. Похоже, его действительно встревожило ее отсутствие.
– Теперь все в порядке? – из вежливости уточнил он.
Луиза кивнула, хоть это было не совсем так. Хелена пролежала всю ночь без сна, глядя сухими глазами в высокий потолок, а Луиза сидела рядом на краю ее узкой кровати и держала подругу за руку. Было бы глупо думать, что Хелена так горевала о косе, – она скорбела о себе и о неудавшейся попытке отстоять свое достоинство. Она была совершенно уничтожена. Но все же с рассветом Хелена нашла в себе силы встать, спрятать остатки некогда роскошных волос под косынку и отправиться на работу. На лице Хелены застыло горестное выражение, которое останется с ней надолго.
В свою очередь Анхен выглядела победительницей и полновластной хозяйкой фабрики. Остальные были так напуганы, что не обсуждали ее даже за глаза. Луиза ни с кем не могла поделиться ни тем, что узнала об Анхен, ни о своей роли в последних событиях. Единственным разумным выходом ей представлялось подчиниться давлению фрекен Монк и отказаться от общения с Густавом. Луиза не могла представить, каким может стать следующий ход Анхен. Поэтому она собралась с духом и обратилась к Густаву, который в тот момент уже пролистывал принесенные рисунки.
– Герр Юнсон… проект почти закончен. И все иллюстрации уже готовы… Только тушью обвести осталось. Я хотела сказать, нам больше не нужно вот так видеться. В смысле, на фабрике. К тому же пошли разговоры, которых я бы хотела избежать. Нас неправильно поняли и…
– Что вы говорите, – протянул Густав. Не отрываясь, он глядел на один из рисунков. – Скажите мне лучше, где вы так научились рисовать? – Он развернул бумагу так, чтобы Луиза могла видеть изображенное на ней, и улыбнулся.
На листе был портрет самого Густава углем в полуанфас. Когда Луиза в задумчивости рисовала его на лекции, ей показалось, что в таком ракурсе она сможет подчеркнуть благородство формы его лба, скул и прочих полюбившихся ей черт. В портрете не было карикатурности, с которой Луиза обычно изображала своих персонажей, и он не предназначался для чьих-либо глаз. Тем более для глаз Густава.
На секунду ей захотелось сжаться в крохотную точку и исчезнуть без следа, а молодой человек все продолжал смотреть на нее с озорной улыбкой. Устыдившись того, что теперь Густаву видна ее симпатия, Луиза подскочила к нему и попыталась вырвать злосчастный листок из рук. Все это было по-детски глупо и неправильно. Юноша решил не отдавать рисунок и, дразня Луизу, отводил руку с ним то вверх, то в сторону, то за спину, чтобы она не могла до него дотянуться.
В какой-то момент расстояние между ними сократилось настолько, что девушка на мгновение ощутила тепло его дыхания. Луиза тут же отпрянула и закрыла ладонями горящее лицо, готовая расплакаться от смущения. За последние сутки она пережила слишком много, а теперь и это… Как смотреть ему в глаза?
Густав положил свой портрет на стол, шагнул к Луизе и отнял ладони от ее лица.
– Вы говорите, нам больше не стоит здесь встречаться? – уточнил он. – Что ж, не вижу в этом ни малейшей проблемы!
Луиза непонимающе смотрела то на него, то на свои руки в его руках, которые он держал бережно и нежно.
– Теперь, когда все готово, я приглашаю вас присоединиться ко мне на сегодняшнем собрании Комитета. – Он легко коснулся губами холодных пальцев девушки. – Лиза, сегодня день вашего триумфа.
Вопреки ожиданиям Луизы, собрание Комитета проводилось не в Судейской коллегии. Густав пояснил ей, что, развиваясь, штат Комитета разросся, и потребовались отдельные штабы для его подразделений. Отдел по работе с производствами располагался здесь же, в рабочем квартале, в здании биржи труда. Оно было двухэтажным и совершенно невыразительным, хоть и выглядело приличнее любого из общежитий. Весь облик этого здания указывал на его чужеродность и ненужность в заводском районе.
Внутри биржа выглядела даже более безлико, чем снаружи: выбеленные подсиненной известкой потолки и стены, грязно-коричневый дощатый пол, который отзывался скрипом на каждый шаг, заржавевший автомат с бланками и несколько пыльных стендов с информацией пятилетней давности. Было заметно, что Густаву тоже неуютно в холле первого этажа, и он поспешил провести Луизу дальше, в комнату, где проводилось собрание.
Здание было все тем же, но атмосфера отличалась. Первое, что бросалось в глаза, – штаб Комитета располагался в бывшем зале для совещаний. В глубине находилась невысокая сцена, обрамленная бурым занавесом, а длинные деревянные скамьи для слушателей были сложены у стены одна на другую. Центр зала занимали хаотично расставленные столы разных форм и размеров: некоторые из них были нагружены разнообразной макулатурой, другие же оставались совершенно пустыми.
Присутствующие держались группами и оживленно общались между собой. Луиза заметила компанию студентов, схожих по возрасту и манере одеваться с Густавом. Не было похоже, что они заняты серьезным обсуждением, – скорее их беседа напоминала непринужденную болтовню.
Поодаль от них, присев на крайнюю скамью, держались девушки. Луиза предположила, что это те самые «жилички», что занимались расселением семей по квартирам, как рассказывала Маришка. Чем-то они неуловимо напоминали ей Хелену – возможно, скромным изяществом платьев, подобранных по цвету шляпок и рафинированной опрятностью. Лу с легкостью могла представить подругу в их рядах. В то же время ей стало стыдно за свою заношенную блузку и затертую по краю серую юбку. Она пожалела, что ей так и не представилась возможность сменить одежду после работы.
Луиза нигде не видела Анхен, отчего вздохнула с облегчением.
За круглым столом, грузно навалившись на него, сидели матерого вида рабочие в потрепанных спецовках, судя по всему, бригадиры. В отличие от остальных, они хранили невозмутимое молчание, ожидая своей очереди говорить.
Вокруг стола, что был больше остальных и ближе всего к сцене, собрались самые активные из присутствующих. Каждый стремился всучить свои бумаги одному человеку, невидимому за их спинами. Когда в толпе обозначился просвет, Луиза увидела неожиданного персонажа: невысокий и щуплый, как подросток, с непропорциональным лицом, пегим от веснушек. Он совсем не производил впечатления главы собрания, но именно к нему широкими шагами направился Густав. Луизе оставалось лишь поспевать за ним, чтобы не остаться одной среди незнакомых людей.