и, что ради нее Луиза уже давно не покупала газет.
– В самый разгар свадьбы принцессы глава Комитета ворвался в здание ратуши, где их венчал судья. Едва возложили венцы на новых короля и королеву, как он, ну этот, Жоакин Мейер, заявил, что по результатам выборов правящей партией становится Комитет по правам рабочих и он, как его глава и представитель народа Кантабрии, упраздняет верхнюю палату парламента и объявляет страну республикой. А в республике нет места королю.
– Ох… – Луиза обхватила голову руками и попыталась представить себе произошедшее. События были настолько глобальными, что переживания насчет собственной судьбы на миг покинули ее.
Она уже давно не относила себя к семейству Спегельрафов и не считала себя герцогиней, но беспокойство все же кольнуло ее. Отец, брат, ослепительная Агнесс, кумир ее детства…
– А что они сделали с… со всеми? С принцессой, с ее женихом и остальными?
– Да вроде ничего особенного. Солдаты вывели их из ратуши, и вроде как им было велено покинуть столицу. Кому после выборов понравится казнь?
– И правда… – с облегчением пробормотала Луиза, привалившись к плечу подруги. – Давай съедим кексы вместе. Я одна не управлюсь.
– Я ждала этих слов, – хихикнула Хелена. – Пойду согрею воду для чая.
За окном истошно вопил дворовый кот, и по подоконнику скакали голуби. Казалось, жизнь начинается заново.
Стук в дверь вырвал Луизу из спокойного – впервые за долгое время – сна.
– Сейчас! Сейчас… – Недоумевая, кто из соседок может так поздно ломиться к ней, она путалась в рукавах и полах халата, который спросонок стянула со спинки кровати.
Удары повторились, еще требовательней, чем в первый раз. Наконец Луиза добралась до двери, повернула ключ и откинула крючок.
Дверь распахнулась, и в тусклом свете обрисовался высокий сухопарый силуэт, удлиненный к тому же старомодным цилиндром. Луиза вскрикнула и отшатнулась от него, как от призрака. Перед ней стоял ее отец, Фердинанд Спегельраф, почти не изменившийся со дня их последней встречи во дворце.
– Вы! Вы… Зачем? – девушка в ужасе отступала все глубже в комнату.
– Да, это действительно она, – обратился ночной гость к кому-то у себя за плечом. – Немедленно собирайся, Луиза, мы едем домой, – ледяным тоном заключил он, повернув к ней свой безжалостный лик судьи.
#6. Принц под стеклянным колпаком
Промозглым летним утром не согреться. Молодой человек в тысячный раз осматривал знакомый проспект, заканчивающийся обширной площадью. Там располагался массив семи гильдий, жмущихся друг к другу, как бедняки зимой. Они прятали светило за своими горбатыми спинами, а их суровые ступенчатые фронтоны венчали статуи, изображающие главное занятие каждого из семи домов.
Дом Пахаря с пышной девой в венке из колосьев. Монументальный Дом Зодчего и его широкоплечий покровитель. Дом Ткачей под пятой старухи с бронзовой нитью в руках. Дом Мясника, от которого за сотню шагов разило кровью и мертвечиной, украшал мощный телец из чистого золота. С краю притулился скромный Дом Рыбака, на его крыше статуи не было. Дом Мастера прежде носил название Дома Кузнеца, но приблизительно век назад взял под свою опеку всех инженеров и механиков страны. Там, где раньше красовалась наковальня, теперь был настоящий аттракцион из множества заводных фигур, двигавшихся по кругу. В центре, ртутно мерцая темными стеклами, возвышался самый влиятельный из всех Дом Весов, ведающий торговлей. Ладони не хватило бы, чтобы заслонить этих великанов, к которым стекались отовсюду крошечные фигурки людей и экипажей.
Оторвавшись от гильдий вдали, юноша увидел стылый июньский день, ровно такой же, как и предыдущие. Резиденции знати, одинаковые в своей помпезности. Проспект, уставленный, как солдатами, безжизненными стволами фонарей. Велосипедистов и нахальных парогонщиков. Охромевшую лошадь. Размытые пятна женских платьев.
Также перед ним открывался вид и на городскую ратушу, изукрашенную флагами, где через два дня ему предстояло взять в жены принцессу Агнесс и положить конец разгулу черни. Кто не хочет стать королем? Антуан Спегельраф не знал, желает ли этого он сам или с самого детства впитал то, что твердил изо дня в день отец, опутывая его паутиной собственных амбиций и чаяний.
Вид ратуши с ее огромным хронографом на башне напомнил Антуану о ежедневном визите к невесте – еще одной обязанности будущего монарха в череде прочих, бессмысленных и бесконечных. Оставив попытки уловить хоть каплю тепла, он покинул свой наблюдательный пункт и проследовал через анфиладу комнат и залов в покои последней из Линдбергов. Каждый зал в столичной резиденции Спегельрафов был равен небольшой городской площади, каждый коридор – улице. Сколько человек нужно, чтобы заполнить все эти пустоты? О нет, пусть они остаются снаружи, а он – внутри, за стенами из благородного камня, за хрусталем окон. Безлюдные пространства дарили ему покой и благодать; даже слуги избегали встреч с ним, зная о его нелюбви к чьему-либо обществу.
Агнесс была своего рода исключением. Ему нравилось на нее смотреть, только и всего. Мелодичный голос виолончелью отозвался на его короткий стук, и он вошел. Принцесса, как и в прочие дни, сидела за клавесином, рассеянно касаясь клавиш, не издававших ни звука. Вся как редкое украшение в сокровищнице скупца: фарфор кожи, черный жемчуг глаз и платье олонского зеленого шелка. Почти идеального зеленого цвета, и это «почти» заставило Антуана болезненно поморщиться. Горе и утраты иссушили, источили прежнюю полнокровную красоту, доведя ее черты до трагичного совершенства античных статуй. Не поворачивая головы, Агнесс поприветствовала будущего супруга. Их роли были безупречно разучены.
– Не сыграете ли для меня, Ваше Высочество?
– Как вам будет угодно… – безучастно отвечала она и исполняла обычно что-то из старых позабытых романсов, ноты которых нашлись в здешней библиотеке.
В подобных кратких диалогах они проводили один час в день. Иногда он приносил с собой книгу и, изредка отрываясь от чтения, наблюдал, как она ухаживает за своими цветами. Дистанция между женихом и невестой соблюдалась в молчаливом согласии и понимании. Если бы он пожелал, то мог бы коснуться утонченной кисти, очертить пальцем линию ключицы, но ему была противна мысль о вторжении в ее личное пространство. Как только они станут королем и королевой, необходимость в таких визитах отпадет окончательно, и это слегка печалило Антуана.
Едва он устроился в нише у окна, раскрыл лежавший там томик классической поэзии и принялся листать его, раздался звонок, предупреждавший Антуана о приходе кого-то из слуг. Клавесин смолк. В приоткрывшуюся дверь с придыханием сообщили: герцог требует, чтобы сын посетил его кабинет немедленно.
Антуану было в точности известно, о чем желает с ним поговорить отец: свадьба, клятва, присяга. Он давно был готов, он готовился к этому дню всю жизнь, но отец был неумолим, и не только собственный сын – каждый в его присутствии чувствовал себя виноватым. Антуан уже давно не был мальчиком и нарастил своеобразную броню от докучливых наставлений, но всегда исправно являлся пред лик Верховного судьи.
Непомерно большой кабинет и массивный дубовый стол не скрывали, а только подчеркивали высокий рост герцога. Почти все его сыновья унаследовали эту особенность. Внешнее сходство между отцом и старшим сыном было настолько же явным, как и различия в их характерах, и Антуан прилагал все усилия, чтобы отличаться от него. В противовес строгой стрижке отца он отрастил длинные волосы, убранные в хвост, и одевался по современной моде, в то время как судья был консервативен абсолютно во всем. Также Антуан был единственным, кто получил его вытянутое лицо и соломенно-светлые волосы истинного выходца с севера. С другой стороны, двое его младших братьев пошли в мать с ее утонченными чертами и темно-русыми волосами. Как выглядела его сестра, если только она была жива, он не знал. В детстве она была рыжей, как белка.
В этот раз Фердинанд Спегельраф был в своем кабинете не один. Антуан видел его помощника Андерсена и прежде, но теперь тот неприятно зачастил в дом судьи.
– Ты выглядишь болезненным. Думаешь, подданные захотят присягнуть живому мертвецу? – Герцог начал разговор с дежурного замечания.
Антуан никак не отреагировал на его выпад, предпочитая дождаться, пока отец перейдет к сути.
– План церемонии немного изменился. Королевскую клятву вы будете произносить вместе с Агнесс, а также текст пришлось немного сократить. Как и всю церемонию.
– Почему?
На лице Фердинанда отразилась тень тревоги – столь редкая гостья, что ее можно было перепутать с игрой света.
– Народ слишком уж озабочен этими раздутыми выборами в нижнюю палату, нам придется немного ускорить события. Так что… Юстас, передай мне бумаги.
Услужливый Юстас положил несколько листов гербовой бумаги на стол. Герцог сделал приглашающий жест, и Антуан приблизился.
– Надеюсь, ты подойдешь к этому ответственно, – процедил он, придвигая бумаги к сыну. – И вечером придет портной. Мундир нужно ушить. Ты будто еще более отощал.
Покидая кабинет отца, Антуан решил не заходить к Агнесс во второй раз. Он написал короткую записку и подложил ее под дверь комнаты принцессы вместе с текстом королевской присяги.
Антуан всегда сам навещал невесту в ее покоях, а потому был крайне удивлен ее появлением в библиотеке, где он проводил утренние часы. Она выглядела оживленной и слегка взволнованной, то и дело поправляла каштановые локоны, свободно ниспадавшие ей на плечи.
– Я хотела поблагодарить вас за проявленное ко мне доверие. Для меня это большая честь и ответственность – присягать на верность народу Кантабрии вместе с вами. – Она присела в реверансе.
– Наследницей престола являетесь вы. Кому, как не вам, произносить эту клятву?
По многовековой традиции, незамужняя женщина не могла наследовать престол Кантабрии. Но даже после свадьбы правителем в большей степени был ее супруг, а королевам оставались балы и приемы. Если только королевы не становились вдовами.