– Скажи.
– Тебе нравится такая жизнь. Возможно, ты никогда раньше не поступала как хочется. Но сейчас в тебе проснулся дух авантюризма. Он был всегда, поверь, и будет только расти. Луковка, тебе предстоит узнать о себе еще очень многое. И один из ключей ты найдешь в «Эрмелине», через неделю.
– Ты думаешь, я не провалюсь?
– Увидим. – Он беззаботно пожал плечами. – В любом случае Чайка теперь может изобразить баронессу из лавандовых галльских провинций. Твоими усилиями… Закрой глаза.
– Это еще зачем? – Луиза недоверчиво нахмурилась. Пэр однажды попросил ее закрыть глаза, сунул в руки дохлую крысу и с гоготом убежал. Не то чтобы Олле был способен на такое, но…
– Люди становятся счастливее, когда солнце греет им лица. – В широкой улыбке вновь блеснул серебряный зуб.
Луиза послушалась его совета и повернулась к лучам, от которых раньше прятала взгляд. Золотисто-медовый нежный свет окружил девушку, расслабил мускулы и наполнил теплом. Может, она и не самая важная фигура в игре, может, ее роль вовсе не главная в пьесе, но ей хотелось увидеть развязку собственными глазами и выйти на поклон. Неужели она действительно не знакома с собой?
– Ты сильнее, чем отваживаешься думать. И когда ты сможешь полюбить меня в ответ, я буду рядом, – прошептал глубокий голос у самого уха, и мягкие губы едва ощутимо коснулись ее виска.
Чайка приподнялась на цыпочки и покрутилась, по-птичьи выгнув шею, чтобы увидеть свой наряд со спины. Разумеется, ей это не удалось, но она все равно была довольна.
– Ну как?.. Прямо баронесса! – взвизгнула она и, громко стуча каблуками, подбежала к Этель и повисла у той на шее. – У-у, мастерица ты наша!
Самая большая женщина в мире добродушно прищурилась, склонив голову набок. Ей было приятно видеть, как перешитые театральные костюмы, тихо исчезавшие под натиском сырости и моли, ожили под ее ловкой иглой. Крохотная верещащая Чайка почти терялась на фоне ее необъятной сиреневой блузы, а сама Этель старалась не помять новое Чайкино платье.
Чайка отскочила и вновь принялась кружиться. Луизе подумалось, что до этого дня ее подруге не доводилось надевать ничего подобного: пышная красная юбка из бархата и такого же цвета плотный лиф сидели точно по женственной фигуре, а белые батистовые рукава и манишка подчеркивали глубокий винный оттенок платья. Густые темные волосы, которым позавидовали бы и благородные дамы, Луиза помогла убрать наверх, в пышное «гнездо», и заколола шпильками с фальшивым, но заманчиво блестящим жемчугом.
– Один момент! – заверила Чайка и унеслась куда-то, грохоча туфельками.
– Ты тоже выглядишь очень мило. И цвет тебе к лицу, – мягко сказала Этель.
– Как есть, фрау Этель! Как есть. – Вольфганг не упустил возможности полюбоваться на принаряженных девушек. – Луковка чисто принцесса. Кем ты там собралась назваться? За зеленым столом молчать не следует, а уж двух фрекен расспрашивать будут.
– Но ведь они идут не вместе, – взволнованно заметила Кларисса, по привычке заламывая тонкие руки. – Им даже нельзя показывать, что они знакомы, или всему конец! О, я не могу выносить такого накала!.. Какой риск! Луковка, ты приготовила свою роль?
– Олле сказал, что нужно что-то скромное, не бросающееся в глаза. Поэтому я учительница из женской гимназии, что в Орене.
– В разэтаком платье ты такая же гувернерша, как я счетовод в банке, – хмыкнул Вольфганг. – Не пойдет!
Луиза вновь прикоснулась к струящейся юбке из серебристой ткани с бледно-розовыми цветами. Этель могла бы использовать ее для платья Чайки, но яркой брюнетке не шли эти цвета. Из узкого, усеянного грязно-зелеными пятнами отколовшейся амальгамы зеркала на Луизу внимательно и, пожалуй, даже слишком строго взирала чужая девушка – старше, чем она себя помнила. Но наряд и вправду был слишком богатым для простой учительницы.
– А за кого бы ты меня принял? – спросила Луиза, не в силах оторваться от отраженных переливов цветов и побегов на подоле, от кипенно-белой блузы с округлым воротничком, подвязанным узкой черной лентой.
– К примеру, за молоденькую вдовушку какого-нибудь коммерсанта, которая устала от траура. Ты бы хоть улыбнулась, – прокряхтел Вольфганг и подмигнул Клариссе. – Пришла, скажем, в игорный дом развеяться, а заодно и нового муженька подыскать.
– Старый бесстыдник, – оскорбленно прошипела Кларисса. – Много ты знаешь о молоденьких вдовах! Но легкий флирт не повредит делу, – закончила она.
– Каково, а? – Чайка вернулась: теперь воздушные волны манишки украшала овальная камея из агата и кости с изображением александрийского воина в шлеме. – От маменьки осталась, одна-единственная побрякушка.
– Дивно-дивно, – закивали присутствующие.
– Только что делать с этим вот? – Картежница почти коснулась носом зеркала, тыча пальцем в рубец от ожога, который паутиной раскинулся на виске и достигал скулы. Обычно его скрывали челка и латунный козырек кепки. – У благородных дам шрамов не бывает!
Луиза хотела было возразить, но ее опередили:
– Бывают, любезная фрекен, и весьма уродливые. Одни прячут их под пудрой, а другие – в душе. – В проходе появился Фабиан в грязной рабочей рубахе, а за ним толпились Павел, Олле и Пэр. – Позвольте заметить, сегодня вы чудо как хороши.
Чайка задержала дыхание, чтобы унять волнение и румянец, выступивший на щеках.
– И все же я не могу так, – тихо возразила она.
– На твое счастье – примерь-ка – на твое счастье, этикет позволяет дамам являться в игорных домах в масках. – Олле преувеличенно торжественно вручил ей белую полумаску с крыльями птицы, украшенную перышками и вышитую по краям черным стеклярусом. – Чем меньше людей запомнят тебя в лицо, тем лучше. И про тебя, Луковка, я не забыл.
Маска Луизы напоминала лисью мордочку в завитушках из золотистой проволоки.
– Ну хорошо. А что у тебя с костюмом? – В голосе Чайки явно слышалось облегчение.
– Увидишь. Пусть это будет сюрпризом. Сейчас нам стоит обсудить вещи гораздо более увлекательные и значимые. Вы не против?
– Не хочу ничего знать! – заявила Кларисса. – Я и так услышала достаточно. Идемте. – Жестом она позвала за собой Этель, и обе удалились.
Вольфганг остался.
– Коль скоро нас покинули матроны, приступим к делу. Груз?
– На месте, – нахмурился Фабиан, разминая кисти рук. – Ящики тяжелые, как саркофаги.
Пэр, не желая отставать, поспешил вставить слово:
– Мои ребята всё разузнали. В три пополуночи, как и каждую ночь, у констеблей пересмена. Останется только шнур размотать. Катушку спрятали в подвальном окне. – Вид у мальчишки был до смешного гордый, будто он сам придумал весь план.
– Значит, времени у нас до трех. Чайка и Луиза должны пройти в третий зал до полуночи, иначе больших денег не видать.
– Подробнее про залы. – Чайка сосредоточенно теребила рукав платья, прикидывая, как пристроить в него карты. Им заранее удалось раздобыть колоду с особенными рубашками, какие использовали только в «Эрмелине», и она не один вечер посвятила ее ювелирному краплению.
– В нижнем, что на первом этаже, игра идет на фишки. Играют в штос и кости. – Дюпон прикрыл глаза, вспоминая устройство игорного дома. – На втором этаже – рулетка и снова карты. Здесь уже идут в ход ассигнации. Поэтому фальшивки нужно сменять на фишки в первом зале, а потом обратно.
– У нас будут фальшивые деньги? – ужаснулась Луиза.
– А откуда у нас взяться настоящим? – Олле рассмеялся. – Зато мастера одного знаю: нарисует – не отличишь от оригинала. Купюры новые после переворота, подделки еще плохо распознают. У Чайки восемь тысяч, у тебя две. Не обижайся.
– За Луковку не беспокойся, я научила ее паре фокусов – не пропадет.
– Тем лучше.
– Так что же третий зал? – поторопила Чайка. – И что нужно делать, чтобы туда попасть?
– Играть по-крупному во втором. Сорить деньгами так, чтобы тебя заметили. Смеяться громко. Делать вид, что пьяна, но выигрывать. Тогда тебя пригласят. Ты будешь настаивать на преферанце – ставки в «котле» растут как грибы.
– Ясно. А она? – Чайка бесцеремонно указала пальцем на Луизу.
– Выберешь Луковку в партнеры. Якобы случайно. – Фабиан изобразил неопределенный жест. – Скажешь, к примеру, что доверяешь только женщинам.
– К трем все должно быть кончено, – напомнил Олле. – Я буду рядом, но вы должны помнить: в три часа ночи мы уходим.
– А вас отпустят? Из «Эрмелина» никто и никогда не выносил больше тридцати тысяч. – Дюпон с сомнением нахмурился.
– Олле, – обратилась к нему Луиза. – Мы сможем уйти?
– Об этом позаботимся мы с Вербером. Больше пока вам знать не следует.
– Если тебя это успокоит, я могу одолжить свой широкий пояс для особых случаев, – проникновенно забормотала ей на ухо Чайка. – От пули он не спасет, но от ножа в печень – вполне.
Луиза нервно усмехнулась.
– Так завтра все решится? – В жилистых руках Вольфганга очутилась гармонь, а на плечи легли ее затертые кожаные ремни.
– Завтра.
– А чего тогда кислые такие, а? – Он расхохотался. – Завтра вы вернетесь домой богачами! Ну-ка послушайте песенку про одного такого… Народную! – Пальцы лихо пробежали по кнопкам и взяли первый разухабистый аккорд.
Вольфганг кашлянул и запел:
В Винфурте был мельник —
Тот еще бездельник!
Много золота и батраков имел.
Но однажды, выпив лишку,
Фею повстречал
И от страсти, точно лось, он закричал!
Фея поманила,
Пальцем поманила,
И дурак, звеня мошною, побежал:
По делянке всей гонялся —
Так и не поймал,
И в конце концов он в нужник свой упал!
Тянет-тянет злато вниз —
Не за что вцепиться;
Тут богач и утонул…
Надо ж было так напиться!
– Ну и дурацкая же песня!.. – нахмурилась Чайка, но тут же не сдержалась и прыснула, прикрывая рот ладонью.