За ней рассмеялись и все остальные, Вольфганг хохотал громче всех. Напряжение таяло, как дымка, а на горизонте вырисовался манящий парус приключения.
#13. Не по крови, но по духу
– И наконец, инцидент в «Эрмелине», который произошел одновременно с взрывом ратуши. Тела и раненые…
Герцог так взглянул на своего помощника, что тот осекся. Сколько бы лет ни прошло, но к этому взгляду Юстас Андерсен так и не смог привыкнуть: стылый, немигающий взгляд рептилии, чей окрас предупреждает путника о яде.
– Я похож на человека, который любит щекотать нервы подробностями таких событий? – Фердинанд Спегельраф отвернулся. – Переходи к сути. Меня интересует только взрыв. И что думает об этом Мейер.
Юстас удивился настолько, насколько был способен, – патрон никогда не интересовался мнением президента, только его делами.
Иногда ему казалось, что он понимает, должен понимать герцога лучше, чем любой из его сыновей, но ошибался снова и снова. Так было и шесть лет назад, когда он нашел средство, отвечавшее целям Верховного судьи, снискал его благосклонность и поддержку. Он трудился как одержимый, карабкаясь вверх по скользким лестницам Судейской коллегии, старался быть замеченным и незаменимым. И ему это удалось – удалось стать личным секретарем самого герра Спегельрафа.
И в то же время – членом Комитета по правам рабочих. Эта группа энтузиастов организовывала забастовки и гасила их, когда это требовалось. Не имея никакого представления о политике, они умудрились объединить чернь и отвлечь ее внимание от настоящей игры, которая велась в кабинетах, в родовых поместьях, в письмах и на концах штыков гвардейцев.
Когда пути судьи и Комитета разошлись окончательно, Андерсен решил, что пришла пора выбрать сторону, но и это было неверно. В свои тридцать четыре он ощутил себя наивным мальчишкой, когда герцог указал ему на промах: тому нужен был свой человек подле Жоакина больше, чем секретарь. Все же Юстас стал незаменимым. Он чувствовал, что стоит над огненной пропастью, а его ботинки из дорогой кожи скользят по обе ее стороны. Мейер никогда ему не доверял, с самой первой их встречи, а при новом правительстве влияния у Андерсена было не больше, чем у любой конторской крысы. Герцог Спегельраф, в свою очередь, стремительно терял власть и силу, хоть и не желал этого признавать. Но Юстас не позволял сомнениям сбить себя с пути – он сделал свой выбор.
Внезапно он осознал, что в тишине колоссального кабинета слышно, как стучит бронзовый маятник высоких напольных часов из черного дерева. Он молчал непростительно долго. Фердинанд Спегельраф ждал, не меняясь в лице, но Юстас умел распознавать нюансы. Нужно взять себя в руки. Быть собранным. Эффективным. Информированным.
– Жоакин Мейер полагает, что данный террористический акт был совершен недовольными деятельностью Антуана Спегельрафа. Ничего более.
– Что он собирается предпринять?
– Искать заговорщиков. Они использовали около полутонны взрывчатки. Опасно оставлять без внимания группировку, которая располагает таким арсеналом. Группировку с неясными целями.
Герцог никак не ответил на последнее замечание Юстаса. Он поступал так часто. Маятник застучал, казалось, еще громче. Прежде чем задать вопрос, Андерсен выровнял дыхание, несколько раз сжал и разжал пальцы. Чтобы получить ответ, он должен быть хладнокровным.
– А что об этом думает ваша светлость?
Фердинанд Спегельраф выглядел так, будто успел забыть о своем верном помощнике, неподвижно и выжидательно стоящем напротив массивного стола.
– Я считаю, – медленно отмеряя слова, заговорил герцог, – что это дело рук Борислава Милошевича.
Неожиданное предположение, но не лишенное смысла.
– Даже исчезновение?.. – осторожно начал было Юстас, но его прервали.
– Даже оно. Тем более оно.
– Но инспекция военных складов не дала никаких результатов.
– Либо ты поглупел, либо делаешь вид, что не замечаешь связи. – Герцог сложил ладони палец к пальцу. – У маркграфа Милошевича, некогда безвестного выходца из захудалого восточного феода, неограниченная власть над всеми перевозками, всеми государственными складами. Переписать цифры ему ничего не стоит, не зря он столько лет подделывал счет в азартных играх. И вот что мы имеем в итоге: в Иберии его ждет армия, вооруженная лучшими образцами наших фабрик. Это первое. Второе – он рушит дело своего бывшего подельника и лишает президента значительного притока средств. Третье – эффектным взрывом ратуши создает иллюзию, что в столице действует некая группировка, и отвлекает внимание от себя. Думаю, последним его шагом будет покинуть Кантабрию.
– А ваши действия? – Секретарь ощутил в затылке болезненный укол предчувствия. – Вы ведь собираетесь реагировать, верно?
– Собираюсь. Этот взрыв многое изменил. – Фердинанд поднял на помощника водянисто-голубые глаза. – Это знак, что пора переходить от бумаг и бесед к штыкам. Вернуться к старым методам.
Юстас, как никто другой, знал, что это за методы.
Выкрашенная бледно-зеленой краской дверь не была заперта – ключ не щелкнул в замке. Юстас покрепче перехватил трость с тяжелым медным набалдашником и вошел. В коридоре было тихо и пусто. Не было слышно даже шороха шагов кухарки. Он двинулся вглубь дома, стараясь не скрипеть половицами. Помощник герцога Спегельрафа думал не о грабителях. О Яне, с которым могло случиться что угодно.
Наверху не было смысла искать, поэтому он прошел по коридору мимо узкой лестницы с высокими перилами. Дверь в гостиную белела в нескольких шагах от Юстаса. Он двумя широкими шагами преодолел это расстояние и толкнул ее плечом.
Они проснулись одновременно: брат и его любимица, белая кошка по имени Муха, с черным пятном на носу. Муха обиженно зашипела, спрыгнула с коленей Яна и юркнула под обтрепанную ее же когтями софу. Ян смотрел на старшего брата, сонно потирая глаза.
– Ты вернулся. – Юноша зевнул и потянулся. – У окна так тепло, я уснул.
Он привычно поправил на коленях коричневый плед, перехватил колеса своего кресла и подъехал поближе к Юстасу, застывшему на пороге с тростью наперевес.
– Вид у тебя… кого ты думал тут увидеть? Кровавого Петера?
Мальчишка!..
Яну было девятнадцать, но выглядел он как подросток – даже редкая щетина не нарушала гладкости щек. Очевидно, причиной тому была его болезнь. Ян не мог ходить с самого детства. Когда отец оставил службу, родители покинули столицу и поселились в далекой скромной усадьбе, братья остались одни в доме, где все было неизменным со времен детства Юстаса: каждая салфетка на каждом комоде, каждый поблекший абажур. Никто не стремился что-то здесь менять.
– Дверь, – выдавил Юстас, – дверь была открыта.
– Доктор Шварц приходил. Я забыл запереть ее, уснул сразу после укола. – Он снова зевнул, в этот раз в сторону.
Действительно, в воздухе витал слабый запах спирта и медикаментов.
– Где Веська? – Юстас присел на софу, почувствовав, что усталость от дневных забот только усилилась дома.
– Они с горничной на рынок ушли. Да что с тобой? Ты весь белый.
– Что сказал доктор?
– Как обычно, ничего. – Ян пожал плечами и покатил обратно к окну.
Равнодушие к собственному здоровью, возможно, является чертой всех, кто свыкся с неизлечимым недугом. Юстас ногой отпихнул Муху, которая намеревалась вцепиться в его тщательно выглаженные брюки. В собственной гостиной он выглядел чужаком, гостем. И предпочитал им оставаться.
– Никогда не оставляй дверь открытой. – Секретарь герцога прикрыл глаза. – Не смей.
Слышно было, как скрипят колеса инвалидного кресла и распахивается окно. Брат не ответил.
– Сначала я хотел подтереть вашим приглашением зад и отправить обратно с посыльным, – сообщил Валентайн Вульф, закидывая ногу на ногу. Подошвы его сапог были облеплены по бокам сухой грязью. – Но потом мне стало любопытно, что вы, проклятый старый лис, можете мне сказать.
– Приятно слышать, что вы приняли мудрое решение, – холодно кивнул герцог.
– После вашей затеи с коронацией слабоумного меня понизили в звании. – Валентайн дышал луком и неприязнью. – Мне такие скачки ни к чему, ясно? Вы хоть знаете, как жилось генералу Вульфу? Нет? Так я вам скажу: обалдеть как! Своя квартирка, девочки каждый вечер, жратва отменная и никто не указ. А теперь я живу в казарме! С вонючим мужичьем! С теми, кого по плацу пинками гонял! И это после двух месяцев гауптвахты!
Герцог пропустил мимо ушей яростный лай капрала. Он умел вести дела с кем угодно.
– Если вы так недовольны своим нынешним положением, то, должно быть, хотите его исправить. – Он не спрашивал, утверждал. – Сколько у вас людей?
– Эва как… – протянул Вульф и дернул себя за ухо, будто проверял, не ослышался ли. – Да ты опять за старое, я прав? Все не угомонишься…
– Вы забываете, с кем говорите, капрал, – Юстас не удержался от замечания, но тон его был ровным, как должно.
– Я знаю, с кем говорю. – Вояка развернулся на стуле и смерил Юстаса взглядом. – Я говорю со старым интриганом, потерявшим власть, и его прихвостнем, которого вообще никто не спрашивал. Кстати, каково это – быть слугой двух господ? Может, скажешь мне, двуличная твоя морда?
Андерсен почувствовал, как кровь отливает у него от лица.
– То есть вы считаете, что сможете вернуть прежнее положение верной службой президенту? – Голос Фердинанда нисколько не повысился. – Я полагал, вы умнее.
– К делу, Спегельраф, к делу. Хотя я знаю, к чему ты клонишь.
– Так расскажите, к чему я клоню. Я слушаю. – Спина герцога выпрямлена, ладони сложены, тонкие губы не знают улыбки. Таким он был всегда: за кафедрой, во дворце, в кабинете.
– Ты хочешь, чтобы я с моими парнями, теми немногими, кто еще не наплевал мне в зенки, устранил президента Мейера.
– Узурпатора Мейера, – поправил судья. – Да. Он должен исчезнуть.
– Прямо из Коллегии?
– Именно. Тогда власть вернется к законному правителю, точнее, его представителю-регенту. У Кантабрии будет королева, женщина глупая и послушная.