– Виноградников не счесть, все сорта со света есть; девы в чепчиках поют, в корзинках виноград несут, – скороговоркой затараторил он. – У каждой девицы есть мул, хоть покладист, но понур. Урожая будет много, ягоды растопчут ноги. Киснет-бродит виноград – пей, дружище, будешь рад!
– Контра! – рявкнула Чайка, до того как Якоб успел опомниться и выложить карту на стол, и таким образом удвоила ставку.
– Очень, гхм, любопытно. – Управляющий раздраженно черкнул в своем листе, когда очередная взятка перешла в руки картежницы. – Это народная песня?..
Марсель Бланш не повел и бровью, но Луиза готова была поклясться: он зол на неосторожность партнера.
– Весьма и весьма народная, – вновь зачастил Олле. – Только таковым и могло быть вступление к занимательнейшему рассказу о землях и угодьях баронессы. Итак, я продолжу…
Дальше можно было не слушать. Вернее, слушать не следовало, даже если хотелось, – Олле удалось переключить на себя Якоба, и теперь тот был связан правилами светской беседы и не мог отвлекать Чайку. Усилием воли Луиза сосредоточилась на игре, и голоса вокруг погасли до неясного шума. У каждого своя роль.
Первая партия сыграна, вторая и третья также позади. Чайка пока придерживается скромного счета, но постепенно повышает ставки. Две победы и один проигрыш, затем три победы подряд.
Луиза старалась не смотреть на нее, но знала, что та следит за ее рукой, лежащей на краешке стола. Легкая дрожь в пальцах, нервное постукивание ничего не может означать, кроме волнения девушки, играющей в таком высоком обществе и на такие большие деньги. Но был в этой дрожи особый ритм, и она надеялась, что замечает его только Чайка: мизинец мелко ударяет о столешницу либо его поглаживает безымянный палец – «рука короткая, у меня мало карт этой масти»; указательный палец едва заметно тянется вперед или касается края листа для записей – «рука длинная, карт одной масти много»; краткая дробь ногтями о сукно – «есть козырь, могу забрать взятку»; рука сжимается в кулак – «ренонс, нет ни единой подходящей карты».
Словно из другой комнаты, до нее долетали отголоски словесной баталии Якоба и Олле, которые уже перешли к простому выкрикиванию присказок о преферанце. Фразы сыпались совершенно невпопад и не соответствовали происходящему на столе.
– Береги даму, особенно третью!..
– Плачь больше, карты слезы любят!..
– Хочешь счастливой старости – научи жену преферанцу!..
– Ходи с бубенцов, и денежки заведутся!..
Некоторые особо двусмысленные фразы встречали гоготом, которого нельзя было ожидать от почтенной публики.
«Котел» – александрийская бронзовая чаша на золоченых львиных лапах – уже давно не вмещала денег, стоящих на кону. Луиза почти ощущала, как загустевает воздух и как проносятся в нем искры напряжения. Кто-то чиркнул спичкой, и в свете лампы закружились дымные завитки. Чайка собранна и сосредоточенна: губы сжаты в ниточку, спина прямая как стрела. Она уже трижды усложняла контракты и удваивала ставки. Марсель Бланш по-прежнему расслаблен и немногословен, но это напускное.
– Картинки картинками, а королю – уважение! – надрывался Якоб.
– Полковник был изрядным… скрягой и пасовал при трех тузах! – Олле не отставал от него ни на выпад.
Снова смех и вовсе неподобающее улюлюканье.
Чайка проиграла четыре партии подряд, вынуждая Марселя повысить ставку самому. Он, несомненно, остался горд собой. Луиза горестно и встревоженно вздохнула, убеждая его в скором триумфе.
– Госпожа! – Олле склонился к самой копне Чайкиных волос. – Считаю своим долгом сообщить, что время уже весьма позднее, а поезд ожидает нас самым что ни на есть рассветным утром! – Он изобразил настолько подобострастно-озабоченную мину, что Луиза готова была расхохотаться, только бы снять давящее напряжение.
Чайка коротко кивнула. Фраза Олле могла означать лишь одно: близился назначенный час, пора было заканчивать игру.
– Жак прав, как и всегда, – протянула «баронесса». – Боюсь, эта партия станет последней.
– В таком случае нам стоит сделать ее максимально интересной. – Марсель подался вперед.
– С удовольствием приму ваш вызов, – с легким, скучливым зевком ответила Чайка. – Мой контракт – девять ходов из десяти. Я возьму девять взяток.
Стало так тихо, что слышно было возбужденное сопение Якоба, чей взгляд бегал, как у воришки. Шутка ли – на кону была поистине астрономическая сумма, больше полумиллиона гульденов. Возможно, он сам упустил момент, когда сумма стала настолько заманчивой. Он торопливо кивнул в ответ на вопросительный взгляд Бланша, и тот принял неслыханный, рискованный контракт.
Распечатали свежую колоду. Настал черед Луизы сдавать карты. Если б только она умела повлиять на расклад! Но ей оставалось лишь молить духов, фей и любую способную творить чудеса нечисть подарить ей удачу и легкую руку.
Козырем были заявлены бубны. Этель как-то сказала, что для Луизы это счастливая масть.
Карты ложились на стол медленно, словно в тягучем летнем сне. Пальцы теперь дрожали ненамеренно.
Толпа дышала им в затылки, пока игроки смотрели на стол, друг на друга, думали и считали. Что вышло? Что осталось? Сколько?
– Ренонс, – глухо сказал лучший игрок «Эрмелина» и опустил свою последнюю карту на стол рубашкой вверх. – Поздравляю.
– Кто бы мог подумать! – восклицала Чайка, пожимая множество рук, которые тянулись к ней со всех сторон. – Мне действительно удался этот безумный контракт. А я уж было думала, что придется отдавать вам документы на имение!
Нехороший огонек подозрения мелькнул в глазах Якоба.
– Прежде чем радоваться, позвольте вашу очаровательную ручку, госпожа баронесса, – процедил он, ловко потянулся через стол, ухватил Чайку за кисть и дернул батистовый манжет вверх.
Чайка испуганно вскрикнула, а Луиза отшатнулась – по столу покатились две пуговки из фальшивого жемчуга.
– Что вы себе позволяете, герр Краузе! – возмутился кто-то из зрителей.
– Ваше поведение недостойно мужчины! – Почти все встали на защиту Чайки, чья рука до сих пор билась в кулаке Якоба.
– Потрудитесь объяснить столь вызывающий поступок. – Олле вышел вперед.
– Да, потрудитесь! – пискнула Чайка, не оставляя попыток вырваться.
– Господа, у меня есть все основания, чтобы обвинить баронессу в жульничестве! – громко заявил Якоб. – Как вы все знаете, если это подтвердится, то выигрыш будет аннулирован.
– И как вы собираетесь это доказать? – Снова голос без хозяина.
– Пусть продемонстрирует содержимое второго рукава. А один из гостей в это время пересчитает карты, – убежденно сказал управляющий игорным домом.
– Тогда отпустите мою руку, – прошипела Чайка, уже почти не заботясь о звучании голоса. – В противном случае я не смогу доказать свою невиновность.
Якоб неохотно ослабил хватку, и баронесса отдернула руку. Демонстративно потерла запястье, вызвав новый взрыв негодования в толпе гостей.
– Как пожелаете. – Она гордо вздернула подбородок и принялась расстегивать мелкие жемчужные пуговицы, доходящие почти до локтя.
Тем временем один из игроков медленно и вслух пересчитывал колоду, раскладывая карты по мастям. У него тряслись руки и голос. Наконец он объявил:
– Все совершенно верно. Тридцать две карты. Несоответствий и повторов нет, все по одной.
На лбу Марселя Бланша отвратительно вздулась толстая вена, выдавая его замысел, – наверняка он сам должен был подложить лишнюю карту либо вытащить ее из колоды, чтобы подставить Чайку. Но ей удалось его переиграть, да так, что он этого не заметил. Лучший шулер был опозорен. В первую очередь – в глазах Якоба.
– Смотрите, герр Краузе! – Чайка протянула Якобу обе руки с высоко закатанными белоснежными рукавами. – Где они, ваши карты? У меня их нет!
– Действительно!
– Герр Краузе, своими подозрениями вы оскорбили благородную даму!
– Не боитесь, что назавтра об этом узнает весь свет?
– Я не премину рассказать об этом случае в Доме Пахаря, – подбоченился тучный игрок в штос, бывший оппонент Луизы.
Оскорбленная «благородная дама» с равной признательностью приняла от своих почитателей и кружевной носовой платочек, и тонкую коричневую сигарку – для успокоения нервов. У Якоба был затравленный вид, но всем известно, что даже мелкий зверь в капкане способен на многое.
– Как покорный слуга госпожи Ламби́к, осмелюсь сказать, что госпожа будет готова великодушно забыть этот неприятный инцидент, если вы немедленно и публично принесете ей извинения. – Голос Олле зазвучал властно. – И, разумеется, отдадите всю сумму выигрыша ей и ее напарнице, фрау Вебер. В полном размере.
Зрители его единодушно поддержали: Якоб Краузе был раздавлен, но, по канонам ярмарочного представления, недостаточно. Они хотели видеть, как управляющий игорным домом униженно просит прощения. Но он разочаровал их всех:
– Само собой! Любезная баронесса, фрау Вебер! Каюсь! Искренне каюсь! – Он отвесил два чрезмерно прытких поклона обеим девушкам. – Бесконечно виноват перед вами! Вы не представляете, до чего сложна работа управляющего – я уже на грани паранойи! Ручку? – Он с улыбкой потянулся к баронессе. – Примирения ради…
– Ну уж нет! – отрезала Чайка, отвернувшись.
– Как знаете. Что до выигрыша, – деловито продолжал он, – с ним связана некоторая сложность…
– Какого рода?..
– Сумма очень велика даже для нашего заведения. Поэтому вы либо получаете вексель…
– Нам это не подходит, – решительно прервала его Чайка, – только наличные.
Якоб улыбнулся еще шире.
– В таком случае вам придется подождать. Нужно задействовать счетовода, произвести необходимые выписки, высчитать налог… и так далее.
Луиза поняла: он тянет время. К тому же она заметила, как появляются в кабинете громоздкие фигуры охранников и постепенно выводят оттуда игроков-зрителей. А ведь Фабиан предупреждал, что никому не удавалось вынести отсюда больших денег…
Чайка сгруппировалась, как для прыжка, уперев ладони в подлокотники, готовая оттолкнуться от них в любую секунду. Луиза одерев