– Вон ту полудохлую оставляю вам. С нею вы долго провозитесь.
Сюртук успел забраться назад в экипаж и теперь обнимал дочку, приговаривая:
– Все обойдется. Прости меня, деточка. Все будет хорошо, только не бойся…
Лицо герцогини было, как всегда, укрыто платком, но Джоакин уже научился распознавать ее настрой по выраженью глаз. Сейчас они туманились от презрения.
– В путь, миледи, – сказал Джоакин и протянул ей руку, чтобы помочь взобраться на лошадь.
Аланис сняла с пальца рубиновый перстень – единственную драгоценность, что была на ней при бегстве из Эвергарда. Швырнула седому мужчине со словами:
– Получи оплату, жалкий человечек.
Джоакин мало знал о драгоценностях, но увидел, как вытянулось лицо седого. Похоже, перстень стоил дороже дюжины коней.
– Сударыня… – выдавил сюртук, но Аланис не пожелала слушать продолжение.
Опершись на плечо Джоакина, она запрыгнула на спину лошади и, не оглядываясь, пустила рысью.
Воин оседлал свою гнедую Леди и, ведя на привязи краденую лошадь, нагнал Аланис. Восторг охватывал его до самых глубин души. Как смело и твердо, и властно держалась Аланис во время дела! Никто не мог и пикнуть против! Попадись им не пара напуганных мещан, а целая банда разбойников – и те ходили бы по струнке от одного слова миледи. Так вот что, оказывается, имел в виду Хармон-торговец, когда говорил об «агатовской породе»! Как же прав был Джоакин, что изо всех женщин мира выбрал именно эту!
Он искал слова, чтобы выразить девушке свои чувства, и нашел такие:
– Миледи, вы – прирожденная грабительница!
Она едва не зашипела от ярости:
– Это что было?! Шутка? Ваш мелкий умишко дорос до чувства юмора?
– Миледи, я и не думал насмехаться. Лишь хотел высказать восхищение…
– Восхищаетесь, что я, Аланис Аделия Абигайль рода Светлой Агаты, опустилась до разбоя? Скатилась на вашу ступеньку – это вас радует?!
– Но разве не увлекательно пережить вместе такое приключение? Нам с вами будет что вспомнить. Никто из ваших сверстниц-дворянок никогда не делал подобного! Держу пари, все бы вам позавидовали, если б узнали!
– Боги, какой глупец! Это же из-за вас мне пришлось испачкаться в такой грязи! Вы должны были сами все сделать еще вчера и уберечь меня. Но вы не сумели, лишь поэтому мне пришлось вмешаться. Приключение? Мерзость и позор – вот что это было! Я отрежу вам язык, если посмеете еще раз заговорить об этом.
– Вряд ли у вас получится… – буркнул Джоакин очень тихо, чтобы миледи не слышала.
Дальше ехали молча. Двигались полем, но не теряя из виду дорогу, чтобы не сбиться с пути. Азартная радость парня отнюдь не угасла, когда миледи пристыдила его, а даже напротив, набрала сил. Он был уверен, что позже, когда Аланис выздоровеет, они вместе вспомнят дельце и улыбнутся тому, как ловко все провернули. Что особенно приятно, теперь у них имелась общая тайна – одна на двоих. Страничка жизни миледи, что открыта только ему, Джоакину, и никому более!
Пару часов он смаковал это дивное чувство, но потом нечто более прозаическое поселилось в душе… В желудке, если уж говорить точно. С прошлого вечера Джоакин съел лишь половину редьки и несколько горстей малины. Тело восставало против такого пренебрежения и заявляло протест при помощи яростных спазмов в животе.
Еще час-другой он терпел, проклиная выносливость герцогини, которая легко обходилась вовсе без еды. Затем не сдержался и спросил:
– Миледи, не сделать ли нам привал ради поиска провианта? Ибо успешность нашего продвижения возрастет, если мы подкрепимся…
– И где же вы возьмете пищу?
– Вокруг нас поле, миледи…
– А, по редьке соскучились! – усмехнулась Аланис. – Потерпите, бедняжка. Впереди развилка, взглянем на указатель. Мне кажется, до города уже недалеко.
У развилки они выехали на дорогу и осмотрели столб. На деревянных стрелках значилось несколько городов, среди них был и Тойстоун. Но число миль, стоящее следом, озадачило Джоакина.
– Вы говорили, миль двадцать, миледи, – без задней мысли отметил парень. – Пол-ночи едем, должно было миль десять остаться. А тут почему-то значится тридцать…
– Я ошиблась дорогой, – сквозь зубы процедила миледи.
Джоакин пожал плечами:
– Ну, со всеми бывает… Кто из нас не совершает ошибок?
Тогда, внезапно, леди Аланис вскричала:
– Тьма сожри эту дорогу! Ненавижу ее! И вас с нею вместе, тупица! И Блэкмора, и Галларда, и Адриана – всех подонков ненавижу! Будь они прокляты!
В сердцах она принялась пинать дорожный столб, повторяя:
– Ненавижу! Ненавижу!..
Башмак слетел с ноги, она схватила и зашвырнула его далеко в поле. И вдруг, будто силы мигом оставили ее, опустилась на землю, закрыла лицо руками.
– Боги, как же я устала… – прошептала миледи.
Утешать девиц, а тем более высокородных, Джоакину доводилось нечасто. Он присел рядом с нею, несмело тронул за плечо. Аланис судорожно вздохнула, будто собиралась заплакать. Парень приобнял ее и сказал, поглаживая по спине:
– Ну, будет, миледи!.. Ничего страшного не случилось, все хорошо. Нужно поесть и поспать, тогда настроение наладится. И завтра с новыми силами…
Аланис рывком отодвинулась, ее отчаяние враз сменилось гневом.
– Вы не можете мне сострадать. Я не давала вам такого права! Ступайте, принесите мой башмак!
Джоакин тут же подхватился. По правде, он был рад перемене: гневная Аланис восхищала его, а плачущая – пугала.
– Сейчас, миледи.
– И второй!
Она скинула другой башмак и швырнула в противоположную сторону. Джоакин подался на поиски. Когда нашел и принес обувь, миледи уже сидела на лошади.
– Наденьте, – потребовала она, пошевелив стопой.
Джоакин обул Аланис, радуясь возможности прикоснуться к ее ножкам.
– Я решила, – сказала она. – Поедем прямо по дороге и заночуем в первой гостинице.
– Миледи, это же опасно! Не лучше ли в поле, у костра?..
– Я решила, – повторила Аланис и тронулась с места.
Джоакину не осталось ничего другого, как догонять ее.
Гостиница попалась через несколько миль. Воин долго тарабанил в закрытые ставни прежде, чем хозяин проснулся и выставил в окно взведенный арбалет.
– Я не грабитель, – пояснил Джо. – Мне просто переночевать…
Хозяин поворчал, но впустил. Аланис ждала, притаившись за углом. Парень было предложил сказаться мужем и женой, как делала миледи с лейтенантом Хамфри, но Аланис и слышать не хотела. Так что Джоакин вошел один и попросил комнату на первом этаже. Получив комнату, он заперся внутри и открыл ставни, громко покашлял. Аланис подошла под окно, он втянул ее внутрь. Она велела зажечь свечу, он зажег. Миледи брезгливо огляделась:
– Клоповник. Мои собаки спят в лучших условиях!
– Потому я и предлагал заночевать в поле…
– Ступайте, принесите мне еды. И воды, чтобы омыться. Горячей!
Понадобилось все джоакиново красноречие с двумя агатками впридачу, чтобы убедить хозяина разогреть воды среди ночи. С едой было проще: имелся хлеб, ветчина, морковь и даже холодная овсянка. Он перекусил, пока вода грелась, потом отнес все необходимое девушке.
– Вот, миледи, здесь и вода, и пища – все, как просили.
– Угу… теперь ступайте.
– Позовете меня, когда окончите омовение?
– Зачем?!
– Ну, спать…
– Вы что, намерены спать здесь?! Убирайтесь! В моей комнате вас не будет.
– Но хозяин заподозрит неладное, если я один сниму две комнаты…
– Спите в коридоре. Спите в поле, как вы мечтали. Делайте что хотите, только исчезните отсюда!
Джоакин покорно вышел.
– Сладких снов, миледи… – сказал он уже закрытой двери. В ответ щелкнул задвигаемый засов.
Парень сел на пол, накрылся плащом и смежил веки.
* * *
Эти несколько дней были, пожалуй, самыми странными в жизни Джоакина. Они представляли собою непрерывное чередование жара и холода, огня и снега. Чувства сменяли друг друга в такой безумной круговерти, что парень уже не мог и различить их: обида, сострадание, тревога, страсть, унижение, нежность, восторг… Картежник, что проигрывает за ночь годовое жалование, потом возвращает вдвойне, и вновь теряет все до медяка – и тот, наверное, чувствует в душе больше покоя.
Парень проснулся в коридоре придорожной гостиницы. Раннему пробуждению помог слуга, споткнувшийся о джоакинову голень. Парень накинулся было на него, но быстро понял, что это – возможность сделать нечто приятное для миледи. Пока она спит, нужно раздобыть и принести еды, а если совсем повезет, то и кофе. Она будет рада проснуться и сразу позавтракать в постели.
Он так и сделал. Сперва умылся и причесался, придал себе пристойный вид, подходящий для общения с герцогинями. Затем заказал яичницу с беконом и чаю. Кофе, конечно, не нашлось, зато к чаю прилагался маковый пирог. Джоакин принес горячее кушанье под дверь и осторожно постучал.
– Миледи, вы проснулись?..
В ответ послышался болезненный стон.
– О, боги! Что с вами, миледи?
– Чего вы хотите?.. – вместо ответа прохрипела Аланис.
– Я принес завтрак…
– Не хочу есть. Сделалось хуже. Найдите лекаря…
Он попытался расспросить о ее состоянии, но она огрызнулась:
– Что вы понимаете в симптомах? Приведите мне лекаря!
Не помня себя от беспокойства, Джоакин проскакал шесть миль до ближайшего городка. Не без труда разыскал лекаря – благо, делу помогло серебро, что теперь имелось в кармане. Лекарь оказался хорош: в пенсне, с саквояжиком, как и тот, прежний. Джоакин потащил его в гостиницу, умолял ехать быстрее. Аланис впустила к себе одного лекаря, а парень остался мерить шагами коридор. Как вдруг из комнаты донесся голос миледи:
– Шарлатан! Неуч! Подите прочь!
Лекарь пытался оправдываться, но герцогиня лишь распалялась:
– Исчезните с моих глаз, мошенник! Вон! Убирайтесь!
Дверь распахнулась, лекарь, весь красный, сбежал из гостиницы. Аланис позвала Джоакина к себе и нещадно обругала:
– Где вы только нашли такого болвана?! Бездарности тянутся друг к другу?