Граф Флеминг – адмирал флотилии – проштрафился перед Эрвином, был едва не уличен в измене. Эрвин услал его за тридевять земель – не то для испытания, не то просто с глаз долой. Стало быть, у графа мало причин любить младшего Ориджина.
Графу подчинены капитаны кораблей. Сложно сказать об остальных капитанах, но Джефф Бамбер отнюдь не в восторге от графа: мечтает класть прибыль в свой карман, а не отдавать половину вельможе.
Матросы водят дружбу с греями и уважают капитана, а кайров боятся, но не уважают. Кайры издеваются над греями, и морякам это не по душе. Если, к примеру, капитан поссорится с графом, то несколько кайров легко перебьют всю матросню на борту. Но если капитан поссорится с графом в то время, когда кайры на берегу…
Теперь о кайрах. Они преданы Флемингу, но в то же время и Ориджину. Любопытно, что будет, если граф снова залает против герцога? На чью сторону встанут рыцари? Быть может, разделятся и станут резать друг друга?.. Было бы неплохо.
Суровый кайр Джемис, оказывается, неудавшийся мятежник. Долго ли он проживет, если другие кайры узнают, что Джемис пытался убить Эрвина? Да к тому же Эрвин «задавил его не железом, а так, силой воли». Кайры пока не слыхали этой истории: дурак был бы Джон-Джон, если б рассказал Своему. Этак можно и лишиться языка за клевету! Но вот если пустить слушок не в лоб, а осторожно, с изяществом… Бедный, бедный Джемис!
Напоследок вот что. Греи считают, что цель экспедиции – карательная; морячки поговаривают, что мы плывем за Священными Предметами. Но восемь кораблей – слишком мало для битвы против Перстов Вильгельма, а опальный граф Флеминг – слишком ненадежен, чтобы дать ему в руки груду говорящих Предметов. Хитроумный Эрвин не наделал бы таких ошибок. Тогда зачем он снарядил экспедицию? И что вообще творится за Рекой? Это знают только владыка, Эрвин и Джемис. Первые двое далеко, но третий рядом, и его жизнь – вот она, в моих руках. Сжать кулак? Порвать последнюю цепочку, что привязывает к Первой Зиме, но остаться в неведении? Или?..
– Эй, Ворон!.. – в морозной тиши голос ударил по ушам. – Ступай-ка вниз! Тебя твой кличет.
Легок на помине, – подумал Марк.
Кайр Джемис вызвал Ворона в каюту, которую делил с тремя другими рыцарями – считай, роскошествовал. Сейчас он в одиночестве сидел на койке. Прошил Марка взглядом исподлобья, велел запереть дверь, сесть не позволил.
– Какого черта ты делаешь?
Марк изобразил недоумение:
– Простите, кайр?..
– О тебе говорит вся команда. Даже капитана поминают реже, чем тебя.
– Что поделать, кайр! Я – видная птица. Таким уж родился…
– Заводишь друзей.
– Люблю общение. Поживешь в городе, где триста тысяч душ, поневоле обучишься дружелюбию.
– Ради дешевой славы распускаешь слухи.
– Ни в коем случае, кайр. Лишь говорю правду.
– Правда, что леди Иона навещала тебя в подземелье?
– Так точно, кайр. Вернемся – спросите ее.
– А что за гнусные речи о его светлости и леди Сибил?
– Я ничего не утверждал, только задал герцогу вопрос. Кстати, он совершенно не обиделся. Не понимаю, отчего злитесь вы.
– С этой минуты твой язык не коснется имени лорда Эрвина, леди Ионы или кого-нибудь еще из первородных северян.
– Так точно, кайр. Позволены ли мне иносказания, вроде «мятежный отпрыск Агаты» или «запредельный путешественник»?
Джемис ухмыльнулся, похлопал по доске возле себя:
– Ну-ка, сядь.
Когда Марк опустился на нары, воин приобнял его и сказал задушевным шепотком:
– Я знаю, что ты делаешь. Сам так делал, вот и знаю. Ты проверяешь, как далеко можешь зайти. Ищешь грань дозволенного. Щупаешь ногой ступеньки: за мелкую дерзость получишь нагоняй, за среднюю – розги, за большую – купанье на канате?.. Так вот, птенчик, пойми одно: я не стану тебя воспитывать. Не будет угроз и наказаний. Повышать голос я тоже не намерен. Спокойно скушаю столько твоих дерзостей, сколько сочту нужным. А потом, безо всяких предупреждений, вспорю тебе глотку. Ясно?
Рука Джемиса на плече Марка вдруг стала тяжелее наковальни.
– Так точно, кайр, – просипел Ворон.
– Хорошо. Теперь ответь: зачем ты здесь? Какова твоя задача?
– Простите, кайр, этого я не могу сказать.
Джемис повел бровью. Марк торопливо добавил:
– И дерзость здесь не при чем. Лорд Десмонд запретил разглашать содержание нашей с ним беседы.
– То бишь, ты – мужик, не вассал милорда – предпочтешь умереть, чем выдать его тайну? Экое благородство!.. – воин презрительно хохотнул. – Не корми меня баснями!
– Не благородство, а страх, – честно сказал Ворон. – Кажется, вы меня проверяете. Как только я заговорю, убьете на месте. За нарушение приказа лорда Десмонда.
Джемис побарабанил пальцами по загривку Марка – задумчиво так, будто прикидывал: обойтись одной левой или подключить правую?..
– Скажешь – ослушаешься лорда… но не скажешь – расстроишь меня. Любопытно, что же ты выберешь?
Ворон прочистил горло.
– Выбор несложен, кайр: мы ведь на Севере. Я знаю, что здесь полагается за неповиновение лорду. Тем паче, если фамилия лорда начинается с О.
– Значит, не скажешь?
– Простите, нет.
Джемис выпустил его и буркнул:
– Умен, стервец.
– Благодарю вас.
– Но я тебя еще не отпустил. Скажи другое – этого тебе не запрещали. Лорд Эрвин пощадил тебя, леди Иона навестила в темнице, лорд Десмонд дал поручение, а леди София Джессика – путевую грамоту. Вот и ответь мне: чем ты приглянулся сразу четверым Ориджинам?
– Вы же сказали: умен, стервец.
– Этого мало. Умных людей на Севере хватает, но послали тебя – столичного мерзавца. Отчего?
– Боюсь, кайр, вам не понравится ответ. А я очень хочу пожить еще немножко. Морской воздух так хорош…
– Стерплю. Говори.
Марк пожал плечами: сами, мол, напросились, я не виноват.
– Умные северяне, а равно и глупые, имеют общий грешок: предвзятость. Агата – лучшая Праматерь, смертоубийство – лучшее ремесло, Первая Зима – пуп земли, кто слово против – того на мясо. Вы видите мир сквозь щель в забрале. Сторонний человек – без шлема на башке – заметит больше вашего.
– И что же ты должен заметить?
Ворон лишь покачал головой.
Стрела
15—16 октября 1774г. от Сошествия
Дойл (герцогство Южный Путь)
– Третий!
Деревянный короб с грузом ухнул вниз, приводя машину в действие. Рычаг провернулся на валу, длинное плечо описало дугу, корзина взлетела на веревке и метнула в небо горсть угловатых серых булыжников. Камни вспорхнули стайкой воробьев, быстро уменьшились до едва заметной пыли. Еще пару секунд можно было проследить их полет, потом они перевалили стену замка на холме и скрылись из виду. Требушет качнулся и скрипнул, отдыхая от выстрела.
– Четвертый!
Соседняя машина пришла в движение, выметнув к облакам свою горсть каменной крошки.
– Пятый!..
Требушеты били не залпами, а поочередно. Непрерывный дождь камней сыпался на головы мещан, укрывшихся в Верхнем Дойле.
– Второй – заряжай!
Вал лебедки издавал унылый скрип, пока груз выползал наверх, а длинное плечо опускалось. Греи забрасывали в корзину булыжники.
– Дайте-ка один…
– Ваша светлость!.. – озадаченный воин протянул герцогу камень.
Тот взвесил на ладони – этак с фунт. Попадет в человека – размажет. Но стену не пробьет… что там стену – даже не всякую крышу. Герцог осмотрел камень, заметил пятна налипшего раствора.
– Где берете?
– Вон там, ваша светлость! – воин указал вдоль улицы. – Ломаем дома богатеев – они у них каменные. Вот и выходят снаряды.
Грей ухмыльнулся, и герцог уточнил:
– Отчего смеетесь?
– Ваша светлость, так ведь дойловские толстосумы без жилья-то не останутся! Они спрятались в крепости, а мы им ихние же дома по кирпичику переправим.
– Хм… – герцог будто задумался, не улыбнуться ли. Крик лейтенанта сбил с мысли:
– Седьмой – бей! Третий – заряжай!
Скрип, деревянный стук. Куски чьего-то жилища улетели в небо. Стукнули в верхнюю часть крепостной стены, бессильно отскочили, отбили дробь по крыше «черепахи». Там их три – «черепах». Каждая – могучее дубовое чудище размером с перевернутую шхуну. Каждая мертва. Две боковые замерли на склоне холма, не достигнув стены. Средняя – та, что у самых ворот – обожжена дочерна и проломлена ближе к передку, жестоко смята. Торчит карандашом острие тарана, бессильно уткнувшись в створку.
– Чем это ее?.. – спросил себе под нос герцог. Грей услышал, ответил:
– Колоколом, ваша светлость. Сняли со звонницы, гады, затащили на стену и – ба-бах. Всю морду в хлам…
Остальную картину Эрвин легко мог представить и сам. Верхний Дойл стоит на холме, подкатить к нему осадные башни невозможно. Потому генерал-полковник Стэтхем использовал «черепахи». Головная подошла к воротам, неся в себе таран. Ее осыпали камнями и поливали кипящей смолой, но брусья кровли выдержали удары, а сырые воловьи шкуры, натянутые поверх, спасли от смолы. Защищенные от обстрела, греи раскачивали связку бревен и лупили в ворота. Две другие «черепахи» подобрались к стене в тех местах, где склон холма был достаточно полог. Под их прикрытием к крепости подошли мечники, поставили лестницы, полезли на стену. Лучники обсыпали стрелами защитников, не давая высунуться… Но потом мещане сбросили колокол, а в пролом «черепахи» плеснули кипящую смолу.
– Вчера? – спросил Эрвин, обращаясь уже не к грею, а к своим полководцам.
– Так точно, милорд, – выкашлял Стэтхем.
– Хотели успеть к моему приезду?
– Выполняли ваш приказ, милорд.
Эрвин не помнил, чтобы когда-либо приказывал лезть на штурм.
– Сколько?
– Не менее трехсот защитников крепости убиты и ранены.
– Сколько наших? – уточнил Эрвин.
– Девяносто шесть кайров и сто два грея, милорд.
– И зачем?
Стэтхем нахмурил брови. Густые, кустистые, они торчали навесом – тут и глаз не рассмотришь, одни брови.