— А ничего тут благородные устроились, в этой каретке, — проворчал Весельчак, закинув ноги на бархатное сиденье. — Хорошо герцог выдумал: другие там бьются, а мы тут в тепле да уюте! Ты прав, Джоакин: жизнь — она таки не без радостей.
Джо смотрел в окно. Когда прошло первое потрясение от бешено быстрого и одновременно мягкого движения по рельсам, он сделал странное открытие: поезд шел на юг. Не на север, к Лабелину, а обратно, вдоль Милы, мимо Пикси. Милях в тридцати на востоке от них лежало поле боя, покинутое утром…
— Какая-то ошибка, — пробормотал Джо. — Видать, машинист напутал. Надо предупредить миледи.
Он пошел в комнату Аланис и не застал ее там. Служанка — жена кайра Хэммонда — пояснила:
— Миледи в трапезном вагоне. Герцог созвал общее собрание. Вам бы тоже туда, сир Джоакин.
В трапезном вагоне было не продохнуть: собрались человек сто. Столы и стулья сдвинули вбок, свалили одной кучей, а все свободное место заняли иксы. Герцог возвышался над людьми, стоя на скамье. Рядом с ним была Аланис. Джо вдавился в вагон одним из последних и был прижат к двери, но с высоты своего роста хорошо видел и слышал Ориджина. Тот трижды хлопнул в ладони и, дождавшись тишины, заговорил:
— Славные воины Севера, мои братья. Только что мы с вами совершили бесчестие. Мы запятнали себя бегством с поля боя. Мое сердце рвется на части при мысли об этом. Уверен, каждый из вас ненавидит себя за это бегство, а еще сильнее ненавидит меня — никчемного лорда, что навлек на своих воинов несмываемый позор.
Он сделал паузу, переводя дух. Глотнул какой-то жидкости из крохотного пузырька.
— Однако есть то, чем я утешаю свою совесть. Есть то, чем мы сможем заслужить прощения у Светлой Агаты. Есть шанс снискать столь ярко сияющую славу, что затмит наш нынешний позор. Мы оставили поле боя не затем, чтобы спасти свои шкуры. Я открою вам правду: мы с вами рискуем много больше, чем солдаты в переднем строю. Мы покинули поле сражения потому, что это была единственная возможность обойти вражеское войско. Взгляните в окна — что вы видите?
Иксы глянули. За стеклами тянулись поля, серые от сумерек.
— Ну, тьма сожри, что видите?! Куда идет состав?
— На юг, милорд, — сказал Джоакин.
— На юг, братья. Это верно. Пока полки императора вовлечены в схватку, мы проехали мимо них и устремились дальше на юг. Спустя десять миль мы совершим остановку и разрушим за собой рельсовый мост. Таким образом, мы находимся в последнем поезде, идущем от Лабелина на юг, в Земли Короны. Все императорское войско мы оставим у себя за спиной. Поезд — самое быстрое средство передвижения в мире. Когда сожжем мост, у искровиков не останется возможности догнать нас. Спустя двое суток, братья, мы прибудем в столицу. Пустую, лишенную какой бы то ни было защиты. Сделаем то, что не удавалось никому. Послезавтра мы возьмем Фаунтерру!
Гулкая тишина. Как булавой по шлему. Под черепом гудит эхо. И дышать нечем.
Мы возьмем Фаунтерру…
Мы возьмем столицу Империи?!
— Вы сейчас думаете: нас, черт возьми, шестьсот человек. Только шестьсот! Ага, вы правы, не сбились со счета. Но вы — шестьсот лучших воинов во всем мире! Четыреста лучших мечников и двести самых метких стрелков! Лучше вас никого нет под Звездой и Луной! Вы думаете: даже если возьмем, мы не удержим город шестью сотнями людей. Тут я с вами согласен: подойдут войска Надежды, вернутся остатки императорской армии и осадят нас. Но перед своим отбытием я оставил генерал-полковнику Стэтхему пакет. В нем дан приказ отвести с поля боя и перебросить нам в помощь как можно больше кайров. Указан способ, как можно это сделать. Захватив Фаунтерру, через неделю мы получим подкрепление.
А теперь в голосе герцога зазвенела былая насмешка:
— Еще вы думаете: что будет, если Стэтхем не послушает приказа? Или погибнет? Или не сможет сберечь войска, или сбережет, но будет оттеснен на север? Наконец, что случится, если хоть один полк искровой пехоты владыка оставил в столице? Я отвечу: в любом из этих случаев мы все умрем. А выживем и победим лишь в одном варианте: если я все рассчитал идеально точно, без единой ошибки. Есть вопросы?..
Сказочное зрелище: сотня ошарашенных, сбитых с толку кайров. Сотня воинов без языков.
Герцог нетерпеливо взмахнул руками:
— Что за идова тишина?!
Никто ни звука.
— Вы часто берете столицы? Свергаете тиранов по одному в год? На каждый День Сошествия разрушаете империю?! Что, тьма сожри, надо сказать, когда сюзерен ведет вас прямиком в бессмертие?!
— Слава Ориджину! — крикнул Джоакин.
Нестройно отозвались иксы:
— Слава Ориджину…
И снова — громче, дружнее, с верой:
— Слава Ориджину! Слава Агате!
* * *
Первый раз поезд остановился среди ночи в полях. Стоял пару часов. Джоакин, что не мог спать от возбуждения, вышел из вагона. Падал крупный влажный снег, на щеках превращался в слезинки. Состав тянулся через поле, поблескивал огнями, как искристый змей. За ним — второй такой же и третий. Во тьме за хвостом последнего полыхало пламя: горел мост через Милу.
Джоакин увидел Аланис: кутаясь в песцовую шубу, она смотрела на огонь; в глазах плясали отблески зарева.
— Миледи… — сказал он и не нашел продолжения.
— Джоакин…
Издав неслышимый стон, мост начал проваливаться в реку.
— Вы верите герцогу, миледи? — спросил Джо. — Верите, что он не ошибся?
— Не бойтесь, Джоакин, мы победим, — насмешливо обронила Аланис. — Это даже легче, чем украсть коня.
— Я не…
Джо не успел ответить: Ориджин возник рядом с девушкой.
— Прошу в вагон, миледи. Продолжим наше дивное путешествие.
Ориджин подал ей руку, помогая взойти на ступеньку. Она несколько лишних секунд держала его ладонь.
— Извиняюсь, конечно… — Весельчак дернул Джоакина за рукав. — Тут люди говорят… Мы, вроде как, едем в Фаунтерру. Это правда, а?
— Правда.
— Так может… того? — Весельчак недвусмысленно кивнул в бескрайнюю темень полей.
— Нет. Ты как хочешь, а я еду.
Джоакин вернулся в поезд, а Весельчак еще постоял у дверей, плюнул, махнул рукой и тоже полез в вагон.
Второй раз остановились на закате третьего декабря. Станция была невелика, если сравнить с вокзалом Лабелина. Но в сравнении с родным домом Джо — целый мраморный дворец. Перрон — шире главной улицы Печального Холма. На крыше станции желтели золотом перо и меч, и Весельчак зябко передернул плечами, увидев их. Он часто так делал в последний день, будто все время мерз.
— Въезжаем в Земли Короны, да?
— Точно, — ответил Джоакин.
— Помоги нам Людмила…
Однако воины вдоль перрона носили на мундирах не герб императора, а солнце и башню Альмеры. Владыка отослал все свои войска на север, границы Земель Короны защищали его союзники — солдаты приарха. Их было около одной роты. Копейщики окружили двери вагонов, арбалетчики прятались за колоннами вокзала.
— Они смогут остановить нас? Как думаешь, Джо?
— Сотня альмерцев против полутысячи северян? Не смеши мою кобылу.
— Но искра, кажись, ходит по проводам. Значит, если кто-то из них перережет провод, то состав никуда не поедет. Верно, Джо?..
— Тьма. Это точно.
Джоакин подумал о леди Аланис. Ей бы стоило выйти и показаться солдатам, отдать приказ. Но узнают ли альмерцы раненую герцогиню, подчинятся ли ей? А ведь если не узнают, то выйти к ним — огромный риск.
Аланис не покинула вагон. Вместо нее на перрон ступил Хэммонд и трое кайров. Джоакин чуть приоткрыл окно, чтобы слышать голоса, но сам спрятался за стену — на случай, если арбалетчики вздумают обстрелять состав.
— Северяне… чертовы мятежники… — услышал Джо нестройный говорок альмерцев.
— Кто из вас главный? — спросил Хэммонд.
— Я, — ответил латник в гербовых наручах и белом лейтенантском плаще. Он раздвинул своих копейщиков, но высовываться навстречу северянам не спешил.
— Тебя зовут Я, или имеешь более славное имя? — осведомился Хэммонд.
— Сир Годар Элиза Люсия рода Люсии! — выпалил рыцарь. — С кем говорю, черт возьми?
— Кайр Хэммонд, воин его светлости Ориджина. Имею для тебя послание.
— От твоего сюзерена-мятежника?
На лице Хэммонда, не закрытом забралом, прорезалась ухмылка:
— Нет, сир. От твоего сюзерена-святоши.
Он протянул конверт. Альмерский командир толкнул ближайшего копейщика, тот осторожно взял конверт у кайра и тут же отдернул руку. Рыцарь взял письмо у копейщика, поднял забрало и придирчиво оглядел печать прежде, чем сломать ее. Стянул и зажал подмышкой перчатку, вынул из конверта лист, прочел. Поднял глаза, до крайности озадаченный. Какие-то чувства теснились на лице рыцаря, одно из них Джо распознал, поскольку и сам недавно испытал его: альмерцу очень не хотелось рубиться с кайрами. Он был бы рад любому предлогу, чтобы с честью увильнуть от сего действа.
— Ты умеешь читать, сир Годар? — спросил Хэммонд.
— Тьма сожри! Я не сельский баран!
— Тогда почему медлишь?
— Возможно, это письмо поддельно, — процедил рыцарь.
— На нем печать твоего лорда и подпись твоего лорда. Какие еще нужны доказательства?
Сир Годар отошел назад, позвал кого-то. Из тени колонн вышел человек, смотревшийся нелепо среди воинства: тощий горбатый монах. Рыцарь подал ему письмо, что-то сказал. Монах поднес лист к самому носу, повернулся так, чтобы солнце светило на бумагу. Прочтя, раздраженно ткнул бумагу рыцарю. Резко взмахнул рукой, как машут нерадивым слугам: пошевеливайся, мол!
Сир Годар крикнул Хэммонду:
— Проезжайте, северяне!
Облегчение слышалось в голосе, даже грубость не до конца его скрыла.
— Благодарствую, — усмехнулся кайр и полез в вагон.
Спустя минуту состав тронулся. Весельчак сказал, уронив голову:
— Теперь нам лопатки…
— Почему? — поразился Джо. — Нас же пропустили без боя!
— Вот потому… Я надеялся, завернут нас назад на север. Ан нет, премся дальше, прямо змею в глотку.