— Хороша, а?!.. — подмигнул спутнику Рико.
Иноземец словно впал в полусон от пения Меланы: лицо разгладилось, губы тронула улыбка светлой печали. Но вопрос Рико вернул купца к яви.
— Я не понимаю, — сказал Хорам. — Никак в голове не уложу!..
— Что тебя смущает, друг?
— Вижу, что девушки стараются. Они поют и пляшут с чувством, не из-под палки, а в охотку!
— Конечно! Ведь они хотят понравиться нам!
— Понравиться? Тем, кто смотрит им в зубы, как кобылам на ярмарке?! Неужели им приятно быть товаром?!
— Какой же ты невежа!.. Всякая девушка хочет быть любимой. А чтобы полюбили, нужно показать себя во всей красе!
Мелана остановилась возле них и окончила куплет, глядя в глаза Хораму. Тот отчего-то опустил взгляд. Мелана изящно поклонилась ему:
— Мне радостно петь для вас, господа. Печалюсь лишь об одном: летние ночи так коротки!
— Двести пятьдесят эфесов, — шепнул Рико купцу, но так, чтобы слышала и Мелана. Ей будет приятно знать, как дорого она стоит!
Хорам шикнул на него и сказал Мелане:
— Простите грубость моего друга!
— Какой вы, — улыбнулась девушка. — Верно, прибыли с Севера?..
Купец смутился. Мелана тронула его плечо и вернулась на помост.
Теперь они с Элией поменялись ролями: Мелана взялась за струны, а западница стала петь. Уже и не пахло любовной лирикой. Звучала баллада о семи кораблях — строгая и печальная, полная героизма. Элия не следила за мелодией, просто произносила слова нараспев. Но ровный с хрипотцою голос сочился затаенной, глубокой, страстной силой — столь могучей, что невозможно было удержаться на поверхности. Всякий, кто слышал, проваливался в глубину собственной души — иссеченной старыми шрамами, соленой от былых слез. Рико даже куснул себя за язык, чтобы не расчувствоваться при заказчике, а у Хорама в глазах блеснула влага.
Элия также обошла круг поклонов, ступая с хищною своею грацией. Хорам спросил ее:
— Вы действительно хотите понравиться нам?..
Спросил робко, будто мальчишка, лепечущий: «Можно тебя поцеловать?..» Элия ответила поклоном.
— Но почему?.. Вас продают, словно вещи!.. И вам это по душе?!
— Мы показываем себя, а вы — себя.
— Ты о чем?
— Мужчина стремится завоевать женщину — разве не в этом состоит доблесть? Воины сражаются мечами, а славные купцы — монетой. Удаль купца — сродни храбрости рыцаря. Лучшие из нас достанутся лучшим из вас. Чем плохо?
Хорам не нашел что ответить и растерянно улыбнулся.
— Как она тебя отбрила, друг мой! — хлопнул его по спине Рико. — Определенно, в ее голове имеется вещество! И каков норов, а! В каждом движении чувствуется.
— Угу…
— Ты слыхал про Катрин-Катрин? Нет, откуда тебе слыхать! Одна западная пленница была альтессой славного купца, а затем стала альтессой градоначальника, а потом — его светлости принца Шиммери. А теперь она в столице, служит советницей самому владыке! Так вот, держу пари, она сродни этой Элии.
— Угу… — повторил Хорам. — Но Мелана, кажется, женственней…
— Ах, вот ты о чем призадумался! Кого из них выбрать? Друг мой, тебе вовсе не стоит терзаться вопросом! Если возьмешь обеих, Гроза скинет тебе целых двадцать золотых! Элия станет альтессой для тела и разума, а Мелана — для души и сердца. Они хорошо ладят меж собою: видишь, западница научила Мелану играть на этой тыкве!
— Да нет, я о другом…
Раздался женский голос, столь тихий, что Рико едва уловил его сквозь музыку:
— Чаю или вина господам?..
То была Низа. Рико мигом забыл, вина он хочет или чаю, или вдыхать воздух, а потом выдыхать. В руках Низы были два кувшина. Шаван послал ее прислуживать гостям — ни на что другое она не годилась.
— Мы… э… сядь с нами, красавица, — выдавил Рико.
— Не говорите так, — она осталась стоять. — Вам вина или чаю?
— Вина, будь добра, — купец протянул чашу.
— Ты будешь… э… петь или плясать?
— Я не актерка.
— Но должна же показать себя! Что ты умеешь?
— Жить.
Хорам прищурился с любопытством:
— Тебе все это не по нраву, верно?
— Меня не спросили.
— Я спрашиваю.
— И я! — воскликнул Рико.
Она лишь кивнула и двинулась прочь. Рико зачем-то сказал ей вслед:
— Тебе у меня будет хорошо!
Она не среагировала. Рико, устыдившись, шепнул Хораму:
— Это я так сказал, чтобы как-то ее утешить… Она стоит совсем дешево — монет пятнадцать, не больше.
— Почему так мало? Ничего не умеет?
— Не только. В ней есть изъян…
Девчонка-болотница из Дарквотера также была с ущербиной: слишком тревожная, надломленная. Полевая мышка — плохая альтесса… Но недостаток Низы был еще серьезнее. Будто по заказу, она продемонстрировала его. Зашла в ложу Тимерета, предлагая напитки, и пройдоха велел, хлопнув себя по коленям:
— Сядь-ка сюда.
Другая на ее месте охотно села бы, или поставила бы ногу: хочешь больше — заплати! Низа будто не услышала, даже отвернулась. Тимерет схватил ее пониже спины и потянул к себе. Тогда Низа опрокинула кувшин ему на голову.
— Дрянь! — рявкнул Тимерет.
От затрещины девушка полетела на пол. Она могла бы заплакать так, чтобы растопить сердце мужчины; или кинуться с кулаками — тогда он силой приручил бы ее. В том и другом случае Тимерет наверняка купил бы Низу, сочтя строптивость пикантной игрой. Но западница не играла. Поднялась с ковра, плюнула под ноги торговцу и пошла.
Шаван Гроза схватил ее за ухо и привел обратно. Сказал Тимерету:
— Приношу извинения, славный. Это порченая девка. Ей дадут дюжину плетей. Хотите посмотреть?
— Нет! — сорвался с места Рико.
Ни Тимерет, ни шаван не обратили внимания. Тимерет сказал:
— Давайте-ка иначе сделаем. Пускай красотка из Литленда споет мне одному — и моя обида испарится, как роса.
Шаван махнул Мелане, а Низу отослал тычком в спину.
Рико бурлил досадой и злостью — и скрипел зубами от бессилия. Будь он воином Севера, сейчас бы выхватил меч и снес башку Тимерету. Но это — Юг, а Рико — торговец среди торговцев. Его клинок — звонкая монета… и сейчас ножны были мучительно пусты.
— На два слова, шаван, — небрежно подозвал западника Хорам. У него, сожги солнце, были деньги. Он мог позволить себе наглость!
Гроза подошел:
— Слушаю, славный.
— Не позволяйте такого.
— Чего?
— Этот подонок портит ваш товар.
— Товар и прежде был порченым.
— Плети изуродуют Низу, ее никто не купит!
— И так не купят после ее выходки.
Отчего-то Хорам расслабился:
— Ах, не купят… Что ж, рад слышать. Но все же плохо, когда мужчина бьет девушку.
Шаван пожал плечами:
— Плохо, когда девушка вынуждает его. Элия, иди-ка сюда.
— Да, господин.
— Я бил тебя плетьми?
— Нет, господин.
Она показала голую гладкую спину.
— Почему я этого не делал?
— Я — женщина.
— Хорошо помнишь об этом?
— Да, господин.
— И помнишь, кто твой хозяин.
— Пока что — вы.
Гроза осклабился, сверкнув зубами.
— Ты хочешь, чтобы тебя продали? — спросил Хорам.
Шаван перефразировал:
— Хочешь этого иноземца, Элия?
Она беззастенчиво оглядела Хорама.
— Робок, но это потому, что чужак. Не слишком крепок — но он и не воин, чтобы быть силачом. Зато не юнец и не болтлив по-пустому. И умен, я вижу. Мы с ним поладим.
— Сядь, — приказал шаван.
Она села и обняла чужака. Хорам дернулся в две стороны разом: половина его шатнулась назад, к мертвой невесте, а другая — вперед, ближе к жаркому, сильному телу западницы.
— Как ты попала в плен? — спросил купец.
— Шаван убил моего мужа.
— И после этого ты подчиняешься ему?! Даже не хочешь отомстить?
— Муж был дурак и хвастун, и ненавидел меня за то, что я умнее. Я бы сама его убила, если б не клялась на алтаре.
— Если я умру, ты скажешь такое же?
— Разве ты дурак и хвастун?
— Тебе случалось убивать самой?
— Дважды, — сказала она с гордостью и подалась ближе к Хораму. — Я — хорошая лучница.
Шаван хозяйским жестом положил руку ей на затылок.
— И любовница, и наездница, и хозяйка. И умнее всех остальных, взятых вместе. Сто девяносто эфесов, славный. С другого просил бы двести, но ты ей по нраву.
Элия погладила щеку Хорама. Он отстранился, отвел взгляд.
— В чем сомнение? — спросил шаван. — Думаешь, стара? Да пошлют боги каждой молодке такое тело! Элия, покажи.
Она поднялась и повела плечами. Туника упала к ее ногам. Рико увидел, как вожделение блеснуло в глазах купца, затмив и печаль, и дурные сомнения. Он даже задышал глубже… Рико успел подумать: девятнадцать эфесов! Выкупить Низу — ее теперь уступят за бесценок! Вернуть все долги!.. И тут славный Хорам поднялся на ноги:
— Простите, шаван, мне нужно уйти.
Все трое уставились на него: Гроза, Рико, Элия.
— Я зря сюда пришел. Извините, что занял время. Если нанес ущерб, могу вернуть деньгами.
Рико опомнился первым:
— Не слушайте его! Вино ударило в голову моему другу, и он потерял рассудок! Выйдет на воздух, проветрится — тут же прибежит назад! Он просто колеблется между Элией и Меланой!
— Забудьте Мелану, — бросил через ширму Тимерет, что, оказывается, прислушивался к беседе. — Мелана уже моя.
— А с Элией я бы поговорила, — донесся с другой стороны голос Лизы-Марго, хозяйки школы.
— Ей нечему учиться! — отрезал Рико. — Оставьте ее нам, мой друг сейчас одумается!
— Учиться — конечно, нечему. Но, вижу, она может многому научить. Двести десять эфесов, шаван.
Элия оделась и вдвоем с Грозой перешла в ложу Лизы-Марго.
Хорам улыбнулся и потянул Рико к выходу.
— Идем, друг мой. Я увидел, что хотел, и все понял.
— Понял? — озлился архитектор счастья. — Мудрец-философ, видите ли! Ты что, за пониманием пришел? Тебе женщина нужна, а не знания-премудрости! Возьми Элию — это же огонь чистый! За одну ночь все печали забудешь! А хочешь помоложе — тогда Мелану! Почти что белокровная! Без капельки леди! Тимерет забрал? Врет, перекупим! Оставим с носом!