— Эй, эй, ты это… не читать! — прикрикнул грей.
— Да кто ж читает? — отмахнулся младший. Сунул обе ленты в конверт, надписал время. — Держите, сударь, несите своему хозяину.
— Не хозяину, а миледи. Она за почту ответственна, ясно?
При этих словах грей глянул на Весельчака, а тот на Джо, и общий ход мысли стал очевиден: в голубятне тепло, есть чай и нет войны, неохота никуда идти.
— Я сам отнесу, — сказал Джоакин, запахнув плащ.
Парк выглядел пустыней: безлюдные дорожки, голые костлявые деревья, цветники под снегом. Тихо, бело и как-то по-особому холодно. Джо даже замедлил шаг, чтобы причувствоваться к этому странному морозцу. Обычно стужа кусает за нос, щеки, ладони, если ты без перчаток, — словом, первым делом грызет непокрытую кожу. Но сейчас иначе: не на шкуре холод, а внутри — под ребрами, в легких, в сердце. Парень прислушался к себе и понял одну штуку: по правде-то не сейчас возник холод, а давно уже был. С того самого дня, как приходил он к герцогу просить за миледи. А в столице сделался особенно силен — будто метель мела в груди, выдувая последние крохи тепла.
Отчего так? Джо мало что понимал в жизни, но сейчас знал ответ: потому, что он чужой среди северян. Не такой, не здешний, бродяга. Как бы хорошо ни сражался — даже если бы ему дали сражаться — он все равно не будет нужен, не станет своим, никто не назовет его братом. Меж северянами есть какое-то свое, лишь им понятное родство, в которое Джоакину не влезть. Потому с ними холодно. Одиночке всегда холодно в чужом городе.
Среди полутысячного отряда были только два человека, с которыми Джо чувствовал душевное тепло. Один — Весельчак, безнадежно хмурый путевец, сельский мужик, скверною шуткой богов закинутый на войну. Второй — герцогиня Аланис Альмера. Любил он ее, как прежде? Не как прежде, совсем иначе. Он не понимал ее — но и не нужно. Он сознался себе, что не понимает, и стало легче, светлее. Она стояла на другой ступени, Джо признал, наконец, и это. В его чувствах стало куда меньше страсти, зато больше — сердца, души. Теперь, как никогда, Джоакин ощущал нить, связавшую его с леди Аланис. Даже не нить — целый канат сплелся изо всего, что было между ними. Канат был упругим и теплым на ощупь. Джоакин знал, что и Аланис чувствует связь.
Она заботилась о нем. Теперь, не ослепленный гордыней, Джо ясно видел это. Не посылала в бой, все время держала при себе, кормила со своего стола. Раньше он думал: насмехается, унижает, не дает себя проявить! Но это ложь, а по правде — она бережет его. Это ее стараниями не Джо лежит в мертвецкой с болтом в шее, а кайр Стил. Это она увела его с побоища при Пикси, где полегли тысячи солдат. Она даже не велела ему все время охранять ее, часто отпускала, даже против его воли. Как назвать это, если не заботой? Да, леди Аланис мало говорит с ним, но у кого теперь есть время на болтовню? Да, она часто ходит с Ориджином, но куда деваться? Он же герцог, а она при нем вроде советницы. Но он — северянин, и у Аланис с ним мало общего. Они вдвоем не крали коня, не ели горькую редьку, не спали в сарае, не бежали от погони, не у него на руках она готовилась умереть! Ни при чем здесь Ориджин. Джо — тот, кто связан с Аланис. Он все время чувствует нить, и она не может не чувствовать!
Прилив нежности охватил парня, захотелось прямо сейчас сделать для нее что-то удивительно хорошее, трогательное. Под рукою был только конверт с письмами, и Джо схватил его двумя ладонями, чтобы порвать на мелкие клочки. Несомненно, там плохие новости — теперь только плохие и бывают. Аланис бережет его от смерти, а он убережет ее хотя бы от одной ложки горечи. Но в последний миг спохватился: стоит самому прочесть, вдруг это важная новость.
Он увидел мраморную беседку на берегу замерзшего озера и вошел в нее, чтобы защитить письмо от снега. Открыл, вынул ленты, поднес к глазам, прищурившись. Буковки крохотны — поди разбери! А многие слова не дописаны, обрываются точкой. Джо видел на стене смотровой таблицу таких слов: «гв. — гвардейцы, п. — полк, бат. — батальон, рыц. — рыцарь, иск. — искровый, С, Ю, З, В — части света, Ян. — Янмэй Милосердная», и все тому подобное.
Шевеля губами, он разобрал послания.
Первое гласило:
«Слава Светлой Агате и тебе, кузен! Мы потеряли 5 бат. у Пикси, но вернули сторицей при Лабелине. Маскарад успешен. Гв. поверили в свою победу, праздновали. Ночью мы напали из катакомб. Иск. п. развеяны, армия Лиса уничтож. Мы освободили пленных. Идем на Ю силами 12 бат. + Нортвуды. Держись. Роберт»
На второй ленте значилось:
«Ваш план удался, милорд. Победа при Пикси усыпила бдит. Лиса, он был неосторожен в Лабелине. Не смог защититься от ночной атаки. В двух битвах мы потеряли 1/3 войска, но армия врага разгромлена. Лис сохранил неполн. 3п., отступает на Ю, преследуем. Не можем послать помощь поездом — Лис разруш. рельсы. Придем пешим порядком. Ориент. 20 дней. Дороги в снегу. Держитесь, милорд. Ген.-полк. Стэтхем».
Джоакин сунул ленты обратно в конверт и побежал к надвратной башне. «Отличные новости, миледи!» — хотел закричать, вбегая в караульное помещение, но спохватился: ему-то, пожалуй, не следовало знать содержание писем. Он поклонился, сдерживая улыбку:
— Письма, миледи.
Она рассеяно взяла конверт, не глядя ни на него, ни на Джо. Аланис и герцог, и светловласый кузен герцога не могли оторваться от бойниц. Мимо их голов Джоакин рассмотрел лишь то, что людей на берегу прибавилось. Он покрутился, ища, кого бы спросить. Лучник Соколик пояснил:
— У врага еще подкрепление. Две сотни морской пехоты из Маренго.
— Всего-то?..
— И требушеты снова запустили.
Подтверждением его слов камень треснулся в стену башни, с потолка посыпалась известь. Тренькнули арбалеты врага. Ориджины как по команде отшатнулись от бойниц. Один болт попал точно в проем, пронизал комнату и стукнул в потолок.
— Черти!..
— Прочтите письмо, миледи, — напомнил Джоакин.
Прижавшись спиной к стене, леди Аланис извлекла ленты, подала одну Ориджину. Прочтя, они обменялись лентами. Ориджин улыбнулся. Он всегда был худ и бледен, а за дни осады совсем осунулся. Впалые щеки, черные пятна под глазами — на таком лице улыбка смотрелась жутковато.
— Славная новость с севера, господа! Действуя согласно плану, генерал-полковник Стэтхем разбил искровую армию! После тяжелого боя у Пикси, наше войско отступило в Лабелин и затаилось в катакомбах. Серебряный Лис, придя в город, угодил в засаду. Из двенадцати полков он сохранил неполных три и бежал на юг. Лабелин за нами, весь Южный Путь за нами, Стэтхем и Роберт идут к нам на помощь!
Деймон-Красавчик рассмеялся.
— Слава Агате! — заорали остальные.
Но леди Аланис мрачно шепнула Ориджину:
— Позвольте на два слова, милорд.
— Оставьте нас, — приказал герцог воинам, но спохватился: не стоит бросать боевой пост без присмотра. — Отставить. Миледи, давайте выйдем.
Когда они вышли, Джо спустился на два пролета по винтовой лестнице и встал у окна во двор. Не то, чтобы он собирался подслушать, да и не подслушаешь тут: милорд с миледи отошли далеко от башни, слов не разобрать. Он просто хотел видеть Аланис.
Она говорила с герцогом, скрестив руки на груди. Он слушал, морщась и поджав губы. Ответил с язвительной ухмылкой, Аланис тряхнула головой, шаркнула каблуком по снегу. Герцог сказал что-то еще, примирительно разведя руками. Тогда Джо услышал гневный возглас миледи:
— Сделай же что-нибудь! Мы не выдержим двадцать дней!
— Сделать — что?! — закричал он в ответ. — Ну что?!
— Я предлагала…
— Дурь и бесчестие! Слышать не хочу!
Развернувшись, они пошли в разные стороны.
* * *
Ночью гарнизон поднялся по тревоге. В этот раз не атака, а — пожар. Горели казармы дворцовой стражи. Сравнительно небольшие, хорошо отапливаемые, со множеством коек, они казались хорошим местом для госпиталя. Герцог велел помещать туда раненых. После вылазки Стила и падения Престольной Цитадели их было больше полусотни. Людей у герцога не хватало, потому за ранеными смотрели посменно только два лекаря и два грея, а помогали им дворцовые слуги — из тех, кого кайр Хэммонд счел благонадежными. Эти «благонадежные» и подожгли казармы. Убили грея и лекаря, разлили и подожгли масло, заколотили снаружи двери. Госпиталь превратился в душегубку.
Вместе с воинами герцога Джоакин таскал воду, крушил топором ставни, ломал двери. Изнутри казарм хлестали языки пламени, слепяще яркие среди ночи. Крики людей тонули в дыму. Иногда кто-то выпрыгивал в окно и, давясь кашлем, катался по земле, а его обсыпали снегом, чтобы сбить с одежды пламя. Но таких было очень мало. Большинство раненых спали, когда вспыхнул пожар, а проснувшись, оказались беспомощны. Многие из них и ходить-то не могли.
— Найдите их! — шипел герцог, мечась в отчаянии и бешенстве. — Найдите тех, кто это сделал! Изжарьте на углях! Их родичей, их детей, их друзей — перебейте всех тварей!
— У-уууу-уууу… — выл какой-то бедняга, катаясь по снегу. На нем сгорели волосы и половина лица…
— Милорд, вы нужны на стене, — сухо отчеканил Хэммонд, поклонившись герцогу.
— Какой тьмы на стене?! Я нужен здесь!
— Атака, милорд. Небывало сильная. Нужны все, кто может держать оружие.
Ориджин почернел лицом.
— Вы не видите, кайр?! Люди нужны здесь!
— Вижу, милорд. Делайте выбор. По мне, стена важнее.
Герцог сжал кулаки, заскрипел зубами от бессильной злости.
— Тьма. Тьма! Тьма!! …Все на стену! К чертям пожар! Воины — на стену!!
Джоакин дернулся в растерянности. Несколько греев помогали тем немногим, кто спасся из огня. Остальные ринулись к стене следом за лордом. Куда бежать? Кому больше нужна помощь?..
Женская рука поймала его за локоть.
— Идите со мной, Джоакин Ив Ханна.
В кабинете покойной императрицы горели свечи. Искровая машина испустила последний дух вчера, и никто даже не пробовал ее починить. Стоял холод, леди Аланис куталась в шубу.