я снова полезем…», а второй ответил: «Тьма бы их всех».
Но вот у вокзала, когда Джоакин и думать уже забыл обо всякой опасности, их остановили. Три парня в тулупах с дубинками на поясе и копьями за спиной. На каракулевых шапках — бронзовые бляхи. Не гвардейцы, а, по всему, столичные констебли.
— Куда держите путь, добрый сир?
— На вокзал, — буркнул Джо.
— А как ваше имя?
— Джоакин Ив Ханна с Печального Холма.
— Печальный Холм — это где располагается?
— В герцогстве Южный Путь.
— Так вы из Южного прибыли, добрый сир?
— Оттуда.
— А за какой надобностью?
Джо нахмурился. Допрос начинал его злить.
— Вам что за дело?
— Порядок такой. Шериф велел: всякого человека с оружием, встреченного на улице, необходимо должным образом расспросить в виду военного положения. Этим и заняты, добрый сир. Так зачем вы прибыли?
— А зачем путевцы бросают дома и бродят по Империи? Ты глупости не спрашивай, а головой подумай! Под нетопырями наши земли. Нам теперь там делать нечего.
— Да, это верно, добрый сир. Но разве не полагается путевским рыцарям служить в войске барона Деррила, который обязался помогать генералу Серебряному Лису?
Джо сплюнул.
— Нет больше баронского войска. Вассалы мятежника расправились. Тех из нас, кто остался в живых, барон Деррил отпустил на все четыре стороны.
— Примите соболезнования, добрый сир.
Парень кивнул бронзовой бляхой на лбу, но уходить не спешил. И два его подручных как бы невзначай потирали ладони о дубинки. Пожалуй, Джоакин, даже уставший, справился бы со всеми тремя, тем паче — при помощи оруженосца. Но убивать не хотелось, навидался он уже вдоволь смертей. Да и на вокзал после резни ходу не будет, а в поезд-то попасть нужно.
— Имеете еще вопросы, судари?
— Не покажете ли нам свою дорожную грамоту? Если барон Деррил отпустил вас из войска, то должен был выписать подорожный лист.
Джоакин оскалился:
— Он нас, видите ли, срочным порядком отпустил. В спину дышали чертовы нетопыри, стрелы прямо над башкой свистели. Было, знаете, чуток не до того, чтобы чернила разводить.
— Понимаем, добрый сир… Но нас вот какой вопрос беспокоит. Как это вы, знатный рыцарь из войска самого барона Деррила, остались без коня? И как вы в означенном спешенном состоянии так быстро добрались до Фаунтерры?
Вот тут терпение у Джо кончилось. Он зарычал, наступая на констеблей:
— Вы раскусили меня! Я — кайр герцога Ориджина! Смотрите: я северянин! У меня же глаза серые, скулы острые, губы тонкие — все, как на Севере полагается! И говор такой, как в Первой Зиме! И оруженосец мой — вылитый грей: голодный и свирепый волчара!
Констебль опешил:
— Нет, сир, мы не это…
— Как — не это? На попятную пошел?! Кайра отпускаешь?! Да меня сам герцог Ориджин послал с заданием! Знаешь, с каким? Тишком сесть в поезд и укатить свет за очи! Вот он как задумал владыке навредить! А почему я до сих пор не выхватил свой северный меч и вас, дураков, не покрошил на салат? Да потому, что его светлость мне ясно приказал: «Никого не убивай! Мы не затем в столице, чтобы убивать! Встретишь констеблей — не берись за клинок, а похлопай их по плечу и иди себе дальше!»
— Простите, — промямлил констебль.
— Какого черта простите?! Сейчас же арестуй меня! Личного врага владыки отпускаешь на волю!
— Проходите, добрый сир, извините за задержку. Мы переусердствовали…
Констебли отодвинулись с дороги, и Джо прошел мимо них, напоследок сплюнув под ноги. Весельчак спросил парней:
— Коль уж разговорились, не подскажете ли, когда поезд на Алеридан?
— Через час. Уже к перрону подали…
Прежде, чем вагон тронулся, Джоакин уснул на своем месте.
* * *
Леди Аланис говорила Джоакину, что представляет собою замок Эрроубэк. Но никакие слова не могли передать эту картину. Река Бэк — шириной как половина Ханая — преграждалась исполинской стеной. Каменная плотина вставала от берега до берега, четверть мили длины, сто футов высоты! Сложить вместе камень всех замков, какие видел Джо, — пожалуй, тогда его хватит на такую стену. Плотина расширялась к низу, набирала такой толщины, что внутри нее поместилась бы улица. Сквозь подножие стены проходили туннели, из них, бурля и пенясь, вырывались речные воды. В стороне от плотины Бэк виделся спокойной рекой, но в толще стены, сжатый горловинами туннелей, он свирепел и показывал всю свою мощь. Вода и камень вели отчаянную схватку. Пока что камень побеждал.
По вершине плотины тянулась гряда невысоких строений, а к обеим ее концам примыкали массивные квадратные башни, стоящие на берегах. От башен разлетались в разные стороны нити проводов. Все это вместе и был замок Эрроубэк: фортифицированный искродельный цех.
Джоакин видел его из вагона, пересекающего Бэк по мосту. Зрелище так потрясло его, что воин прилип к окну, и по стеклу расплылось пятно от дыхания. Тьма сожри! Он и близко не представлял до сих пор полного могущества герцогов Альмера! Граф Эрроубэк, владеющий вот этим искрово-каменным чудовищем, — всего лишь вассал герцогини, и даже не самый сильный! Мысль заставила его сердце горячо забиться. Он нашел в кармане шелковую ленту, погладил пальцами. Что больше — лента или плотина? Он поднес шелк к лицу, тронул носом, вдохнул тонкий девичий запах… И перестал думать о плотине.
Джо и Весельчак сошли на ближайшей станции и взяли извозчика до замка. Долго убеждали стражников отпереть ворота, еще дольше — отвести их к хозяину.
— Милорд не ждет никого, а раз не ждет, то и вы не нужны.
Джо сунул стражу конверт и золотой эфес.
— Покажи графу письмо, а золотой возьми себе. Граф даст тебе еще один, когда увидит почерк.
— Письмо-то отнесу, но вы сидите здесь.
— Скажи графу: меня прислал тот, кто написал письмо. Он велел мне увидеть графа. Так и скажи.
Стражник ушел и вернулся до приятного быстро.
— Идите со мной. Только вы, сир. Оруженосец пускай останется.
— Не беда.
Джоакин зашагал по коридорам замка. Его повели вверх, вверх, еще вверх. Нижние этажи, видимо, заполняли искровые машины: с них доносился ворчливый гул, то и дело попадались механики в серых мундирах. Но выше третьего этажа начались графские покои — и сразу стало тихо, роскошно, бархатно. Приемная Эрроубэка оказалась на самом верху. Под ее окнами лежал гребень плотины, и справа синела спокойная вода, а слева, далеко внизу, в бездне, взбивалась хлопьями пена.
— Красивое место для замка, не так ли, добрый сир? — спросил граф Эрроубэк, поднимаясь навстречу гостю.
Насколько Джоакин понимал в родовых чертах (понимал он, правда, немного), граф был из еленовцев: тщедушный, невысокий, глазастый. Взгляд остер, как наконечник стрелы, бородка клинышком — как ее же оперение. По седине и морщинам на лбу ясно, что возраст графа подошел к полувеку.
— Великолепное место, милорд, — признал Джоакин. — Имей я надежду хоть когда-нибудь разжиться замком, мечтал бы о таком, как ваш.
— Х-ха! — граф улыбнулся. — Неплохо сказано. Присаживайтесь, сир. Желаете вина?
Джоакин кивнул.
— Сир Беллем, будьте добры… — попросил граф, и рыцарь, стоявший у него за плечом, наполнил кубок гостю. — Позвольте представить моих верных вассалов: сир Беллем, сир Морриган, сир Спайк.
Джоакин оглянулся на двух остальных рыцарей, несших вахту у двери. Не многовато ли охраны?.. У графа, видимо, есть причины осторожничать.
— А как ваше имя, добрый сир?
— Меня зовут Джоакин Ив Ханна… — он пожал плечами. — Вряд ли это о чем-то скажет вам. Важно не то, кто я, а кто прислал меня.
Граф щелкнул по листам бумаги на столе:
— О, да, несомненно! Я безмерно счастлив тому, что ваша госпожа оказалась жива. Поднимем же кубки за ее здоровье!
Они сделали это, и граф продолжил доверительным тоном:
— По правде, у меня имеются некоторые разногласия с нынешним, так бы сказать, правителем Альмеры. Если волею Светлой Агаты дела обернутся так, что ваша госпожа встанет во главе герцогства, то я вознесу самые жаркие молитвы благодарности. Алеридан — ее по праву.
— Никто не достоин власти больше, чем миледи, — сказал Джо.
— Как это верно! — кивнул граф. — А если прибавить сюда некоторую награду, обещанную мне в письме, то возвращение миледи делает меня не просто счастливым, а счастливейшим из смертных. Я готов осыпать золотом того, кто спас ее от верной смерти!
— Это был я, милорд, — сказал Джоакин.
— Вы?..
— Неважно. Не имеет значения, что сделал я. Важно лишь одно: сделаете ли вы то, о чем просит миледи?
Граф Эрроубэк скользнул глазами по листу.
— Вы снова правы, сир Джоакин: это воистину важный вопрос. Вы… имеете представление о содержании просьбы?
— Нет, милорд.
— Что ж… Тогда вам сложно будет понять мою дилемму. Но одно вы точно поймете: выбор становится тем острее, что я не знаю, могу ли доверять письму.
— Миледи сказала, вам знаком ее почерк.
— Конечно. Почерк принадлежит ей, но это не снимает сомнений. Он мог быть подделан умельцем. Или некто мог заставить миледи написать послание — скажем, молодой Ориджин, или даже сам приарх Альмера.
— Зачем это ему?..
— Зачем? — граф усмехнулся. — Ясно, что вы не читали письма. Для провокации, конечно. Сделай я то, о чем здесь просят, и не получи того, что обещает ваша госпожа, — со мною будет покончено. Я — ходячий мертвец, если письмо лживо.
— Клянусь вам честью, милорд: оно подлинно.
— Благодарю, — с мягкой улыбкой кивнул граф.
— Никто не заставил бы миледи написать то, чего она не хочет! Вы же знаете ее, милорд: это женщина железной воли!
— Конечно, — все та же улыбка на лице.
— Отчего вы не верите мне?
— Я не имею причин верить, добрый сир. Всего лишь почерк… Но новость слишком хороша, чтобы быть правдой. Я прожил достаточно и усвоил: новости бывают двух видов — скверными и терпимыми. Хорошая новость — наверняка ложь.
— Милорд, я…