Разорвать упаковку, в которую завернул послание заботливый терминал, не стоило и двух секунд. Какие люди!.. Подпись под запиской была знакома, мы с Лионом вместе готовились к начальным экзаменам в Лётную Школу. Ну, как сказать, готовились… Лион был на год старше меня и всё ещё не поступил только оттого, что ему захотелось пройти ещё и курсы начинающего Учителя. Этот парень выглядел для меня просто средоточием разнообразных талантов. Знания и блестящие способности, казалось, могли освещать ему дорогу ночью. Он всё хотел быть не как все, к моменту нашего с ним расставания у него были фактически готовы баллы на три высших образования. А здоровье, а другие показатели, как умственные, так и физические! Он знал всё, о чём бы я его ни спрашивал, он мне порой казался умнее самого Учителя, которого, следует отметить, я совершенно не был склонен недооценивать. Я так перенапрягся на подготовке к экзаменам, исполненный стремления догнать Лиона хоть по одному качеству, что это привело меня на грань нервного срыва, и только. Я прошёл конкурс, но на этом — всё. То есть остался учиться в ближайшем к дому периферийном Колледже, прожив до последнего под опекой старого Учителя, Лион же улетел куда-то… в тот самый Центр Управления, который я теперь проведывал чуть не каждый день. Он учился где-то там, под рукой у Совета.
Следует отметить, я был удивлён и обрадован, не найдя ни в одном из списков проходящих Полётный Тест фамилии Лиона. Конкуренции с ним мне было не выдержать, я это знал абсолютно чётко. Если кому-то и суждено было вести «Тьернон» к цели, так только ему. Но этого не случилось. Отчего?
Мы не виделись с самого момента нашего расставания на пороге моего дома. Как он живёт, я не знал, но, с получением его коротенькой записки, мои мысли невольно переключились на эту тематику. Скорее всего, думал я, Лион всё-таки пошел по стопам своего отца, мне всегда казалось, что дар Учителя у него доминирующий, вот и передумал в последний момент сдавать Полётный Тест… эта версия мне казалась наиболее вероятной.
Нет, всё-таки, как нелюдимо мы живем… на маленькой планете стоит только чуточку захотеть, и тут же можно поговорить с кем угодно. В нашем мире нельзя затеряться в толпе, ибо нет никакой толпы. В конце концов, мы же пришли к тому, что я — единственный Действительный Пилот, но Лион — наверняка не менее уникальный в своем роде, он — гений, каких рождается один на столетие. Так неужели должно пройти столько времени, чтобы просто встретиться и поговорить?!!
Вот он, текст записки: «Доброго дня (или утра, смотря, сколько сейчас уже натикало). Возможно, моя просьба покажется тебе странной, но ты не хотел бы сплавать снова, как в старые времена, на нашей яхте? Поговорить, посидеть после на бережку. Если что, пошли ответ на мой терминал. Жму руку, Лион». Ни числа, ни места отправления, только незнакомый мне код терминала-респондента.
У себя, там, в душе, я сразу же согласился, но внешне ещё немного, для утешения собственного эго, поморщился, призадумавшись, как там у меня с расписанием? Но решение уже было принято. Что же до того, как Лион отреагирует на текущее моё плачевное физическое состояние, то я сходу придумал басенку про вышедший из строя гравигенератор.
Собраться было делом минуты. Яхта наша действительно застоялась, пора бы ей вновь выйти на воду.
Да, насчёт яхты… вы, должно быть, заметили, что в моей речи нет-нет, да и промелькнёт эдакое морское…
[обрыв]
Часть 6
…того, сколько бессонных ночей провёл я под куполом бездонной морской ночи! Это были не считанные случаи, порой это были целые месяцы. Сотни часов одиночества и свободы, когда рядом с нами оставался только штурвал и безумное желание Полёта. С тех пор наша на двоих с Лионом яхта ничуть не изменилась, только мы стали взрослее, нам давно перестало хватать собственных грёз, нам стало недостаточно чувствовать локоть товарища, разделяющего с тобой этот мир, этот Полёт, это одиночество.
Подумать только. Сейчас у меня остался один только сплошной, бесконечный Полёт, я добился своего, да вот только одиночество сумело перерасти всё то, что раньше казалось стоящим большинства благ мира… Простите.
Аэрон донёс меня до пункта назначения в считанные часы, но никогда ранее полёт мне не казался таким тягостным, я не мог усидеть в кресле, пытаясь чуть не выкриками подгонять неторопливую машину. Эх, следовало вызвать служебный, тот не был ограничен гражданскими скоростными лимитами.
Наш «сарай» всё так же стоял неподалеку от линии прибоя. Сваи приподнимали его над песком с расчётом на приливы. Рядом с ангаром стояла обшарпанная палатка из старых хранилищ времён Освоения. Стояла давно. Оттуда на меня выглянул Лион.
Он, видимо, только что проснулся, так как выглядел совершенно потерянно. Мы пожали друг другу руки, не сговариваясь, сразу же пошли спускать яхту на волны.
Ничего не значащие разговоры о том, как Мари (и откуда он о ней знает?), о погоде, короткие фразы «подай на корму» — и вот мы уже наслаждаемся плаванием и тёплым весенним бризом. Лишь подспудно я чувствовал, что Лион ждал от этой встречи чего-то большего, чем просто дружеской болтовни. Как выяснилось позже, я был абсолютно прав.
Сияло ослепительное светило. Лион сидел на корме, прихлебывая что-то из фляжки, и неотрывно смотрел на меня, в поте лица подтягивающего рангоут на штирборте.
— Отправление скоро? — по его тону было невозможно не угадать, какое именно отправление имелось в виду.
Я поднял на него глаза и неожиданно для себя установил, что там, на берегу, никакое не сонное выражение было на его лице, а попросту самое обыкновенное. Ставшее обыкновенным. Неужели это тот самый Лион? Что-то тут не так, его внешность теперь мне говорила если не о регулярном принятии горячительных напитков, то, по крайней мере, о крайне неправильном образе жизни. И то, и другое — вещи для прежнего Лиона совершенно невозможные. Исключённые. И ещё фляжка эта, мне остро захотелось разом выбить её из его рук.
— Нет, не скоро… через полгода минимум, даже учитывая эту непонятную спешку.
Он усмехнулся.
— Кому как, а по мне почти что завтра.
— Что с тобой происходит, Лион? Что ты хотел мне сказать? Что ты хотел спросить? О чём поговорить? Неужели ты меня, ни с того ни с сего, после стольких лет поднял и позвал к себе только затем, чтоб сказать: «Когда отправление»?
Я нарочито медлительно и степенно уселся подле него, показывая, что никуда мы отсюда не поплывём, если он не расскажет хоть что-нибудь.
— Хм… настойчивый стал, с каких пор?.. Ладно, слушай.
Лион поморщился, словно ему в рот попало что-то горькое.
— Ты знаешь, что такое мы все?
— Мы двое? А причём тут?..
— «Мы» — значит все люди на этой планете. А есть мы ничто иное, как ничем не ограниченная, неуёмная жажда познания, помноженная на технику, фактически доставшуюся нам от предков. Куда мы летим, что мы там потеряли? Ты не пробовал задаться таким вопросом?
— Неправильно вопрос сформулирован, так нельзя говорить…
— Да ладно тебе, не старайся, — остановил он меня, — я сам всё понимаю. Ты просто послушай, раз уж нам обоим так это надо. Так вот, я оказался в слишком большой степени ребёнком нашей цивилизации. Ты знаешь, я успешно проходил подготовку в Центре… тебя там ещё и в помине не было, когда у меня что-то нашли в голове… не помню уже. И приговор: на переподготовку. И опять на переподготовку. И опять. Мне ничего не говорили прямо, мне просто давалипонять, приглашали в этот проклятый Совет Образования… но, понимаешь, я тогда уже успел ощутить то самое, что нас всех губит. Ты знаешь, ты летал. Я уже познал тогда, что такое есть этот самый Полёт!
Его речь сорвалась на крик. Как это было непохоже на рассудительного и нацеленного на единую цель Лиона, прежнего Лиона.
— И Полёт не отпускает, что бы ты ни делал. Я как идиот снова и снова возвращался в Центр, покуда меня окончательно не списали на периферию. Возможно, мне даже после этого ещё бы удалось спокойно сделать карьеру в Совете, набрать стажёров, и при этом числиться Пилотом в каком-нибудь Третьем Ангаре, так нет же…
Лион откашлялся.
— …полез наверх, шуметь. Нашумел так, что меня попёрли втихую из Пилотов насовсем.
Я молча ждал продолжения.
— А что ты смотришь? Да, я позвал тебя, я добрался сюда, я ждал целую треклятую неделю в треклятой сырости, я успел за это время возненавидеть долбаную яхту. Но цель для меня важнее неудобств, благо по ряду обстоятельств я к ним привык уже давным-давно…
Растрёпанная шевелюра тоскливым движением повелась в сторону, отчего-то его ладонь оказалась за пазухой, что-то там нащупывая.
— Это для меня важнее всего, что только может мне предложить он. Ему не понять… да и большинству простых смертных вроде тех парней из Совета тоже. Я пришёл сюда тебя просить.
«Он». Какой-то неведомы «он».
— Просить о чём?
— Деловой тон, понимаю… мы, кажется, только что не на шутку ожесточились друг на друга, и это, скорее всего, моя вина. Но ты послушай меня…
Его голос стал похож на всхлипывания, едва-едва доносящиеся до моего слуха.
— Проклятие!
Он вскочил и одним сильным движением швырнул что-то тускло блеснувшее под солнечными лучами. Раздался звонкий плеск. А Лион уже хохотал во всю глотку:
— Я даже прикончить тебя здесь, на месте, не могу! Ты же моя единственная надежда, пусть ты трижды скажешь «нет»! И я буду просить, буду умолять… а потом уж посмотрим. Или я лечу Пилотом или не лечу вовсе.
Я вот что сейчас думаю, а насколько на самом деле далеко доходила его осведомлённость о моих делах? Его гений мог прекрасно всё рассчитать, пусть он трижды находился в сумеречном состоянии. Он хотел уйти в Полёт, и он ушёл. Но он вовсе не хотел никуда прилетать, и…
И? Что? Я не знаю, я ничего не знаю…
Последнюю фразу Лион произнес вполне осмысленным тоном и, как-то очень по-своему, рассудительно. Мне на миг показалось, что вернулся тот, прежний Лион.