Как же повезло им, исследователям мёртвых трасс — каждый космолёт, откуда бы он ни стартовал, всегда издавал зов транспондера, непонятно кому адресованный, непонятно, что в себе несущий. Словно то был крик радости живого существа, впервые выбравшегося из тесной норы, в которой он был рождён, и теперь пробующего свои силы в безумном расходе драгоценной энергии.
Зафиксировать свой космолёт на суточной орбите Ричард поручил автоматике, сам же, лишь приняв душ и наскоро перекусив, принялся со всей тщательностью готовиться к высадке.
— Напарник, спускаемся только мы вдвоём. Скафандры высшей биологической защиты, из оборудования — только аппарат для фиксации того, что там произойдёт, из тех что покомпактнее. Можно даже простейший двухмерный сканер.
— Что за спешка и зачем подобные предосторожности?
— Не спрашивай, я тебе всё объясню. Но потом.
Напарник пожал плечами, но всё же не преминул задать простой вопрос, что, по-видимому, вертелся у него на языке.
— Если там настолько опасно, то с какой стати мне тебя туда брать?! Экипаж застрянет здесь месяца на три, если с тобой что-нибудь случится.
Но Ричард лишь покачал головой.
— Я должен видеть это сам.
Разговор так и повис в воздухе, напарник прекрасно знал, что если уж Ричард упёрся, то ничего с этим поделать нельзя.
Капсула ухнула вниз ровно через час после прибытия.
Долго разыскивать нужную географическую точку не пришлось.
Эпилог
Небольшой холм, почти сплошь заросший редким кустарником.
Абсолютная тишина, порывистый ветер не был способен извлечь из редких сучьев ни звука. Мёртвое молчание.
Добраться сюда оказалось непросто. Брошенные миры всегда негостеприимны и похожи друг на друга, об этом знает каждый, кто побывал хотя бы на одном из них. Руины оставленных без присмотра строений, растрескавшиеся, иззубренные вдоль заросших оврагов плиты пешеходных дорожек, обрушенные эстакады транспортных развязок, бетонная пыль промышленных руин, дикая чащоба больных лесов, упорно вторгающихся на бывшие под властью человека территории.
Чтобы окончательно стереть с лица планеты последние следы недолгого пребывания здесь технологической цивилизации, планете со сбалансированной экосистемой понадобятся тысячелетия. В большинстве же случаев люди оставляли после себя и вовсе бесплотную пустыню, едва ли способную поддерживать присущее богатство жизненных форм. Дурные заросли быстро заполоняли всё вокруг и тут же начинали гибнуть от причуд несбалансированного климата и бесконечных инвазий, которым некому было сопротивляться.
Брошенные миры как правило быстро гибли. А по могилам бывает очень непросто передвигаться.
Двое молча глядели на иссохший склон, туда, где вертикально стояли три надгробных плиты.
«Пье Сена. 3876»
Большая, грубой формы серого гранита плита. Не полированная, скорее просто источенная эрозией. Надпись очень грубая, словно выдолблена каким-то примитивным орудием вроде долота.
«Мари Сена. 3874»
Маленькая, приблизительно в три раза меньше первой, полированная плита, явные следы тщательной обработки. Всё тот же серый гранит. Надпись по исполнению, в отличие от предыдущей, можно назвать даже изящной, явно использованы промышленные инструменты.
«3905»
Без имени. Простой кусок гранита, судя по сколам поверхности, вероятнее всего естественного происхождения, на нём нацарапаны едва заметные цифры. Имени над датой то ли не было никогда, то ли оно окончательно истёрлось.
— Вот и всё, напарник.
— Теперь ты доволен, — он снял с плеча аппарат, которым тщательно фиксировал происходящее, и вновь поместил его в контейнер для опасных материалов.
— Да.
Ричард усилием воли вернул своему лицу нейтральное выражение.
— Пойдём, теперь я тебе смогу всё рассказать. Я начал о чём-то догадываться ещё в тот вечер, когда из обломков объекта извлекли нашу находку…
Напарник шёл рядом и делал вид, что слушает рассказ Ричарда.
Ох, как много всего он мог бы об этом рассказать… Ему было доподлинно известно, от какого года отсчитывается цифра 3876. Он в подробностях знал, как этот мир остался необитаемым. Он узнал даже этот тяжёлый бессмысленный взгляд, что тянулся им вослед из ближайшего леса.
Он смог бы даже в деталях пересказать, как прошли последние минуты Первого Пилота, как трудно давались тому последние шаги от капсулы, что лежала за холмом и по сей день, до могилы женщины, которую любил. Как тот умирал, опустошённый духовно и физически, потерявший последнюю связь с реальностью, не думающий более ни о чём, ничего не понимающий… пустая оболочка некогда сильного и прекрасного душой человека.
Но у разведчика не было права обо всё этом рассказывать. Оставалось молча идти рядом с разошедшимся Кандидатом и размышлять про себя о тех никак не изживаемых эмоциях, что были и остаются главенствующей целью его поступков.
Досада и горечь.
«Вселенная, как же они тобой распорядились! Как!..
Им были даны сотни и тысячи миров, тёплых, богатых, готовых принять их души в свои нежные объятия… за так, безвозмездно, в подарок ко дню рожденья. Но они приняли за подарок совсем иное — никчёмную безделушку, только и способную, что блестеть под потолком да веселить подгулявшую компанию своей недоступностью! Пятнадцать тысяч лет — как не было, и что поделать, если главные ошибки совершали не они, а мы.
Хотя… никаких «мы». Ты. Ты сам.
Столько надежд, чаяний, стремлений, всё раз за разом возвращается к этому. К утлой серой пыли, покрывающей надгробия.
Что бы ты ни делал, время продолжает играть против тебя, оно губит всё, что бы ты ни задумал, а вместе с ними — людей, судьбы, чувства, последние мгновения счастья, которые ты так стремился даровать…
Сколько сотен поколений ты успел лицезреть?!
Который век ты стоишь, один-одинёшенек посреди толпы безумцев, и взираешь на всё окружающее с высоты своего тщетного всемогущества?
Дело-то как раз в том, что безумцев вокруг нет, и всё, что ни происходит в этой части Вселенной — происходит лишь по воле маленького человечка, ничтожной частички, мелькнувшей в водовороте, но всё же успевшей сотворить своё ужасное чудо…
Как тяжело даются тебе эти уроки. Ты видел эти корабли, навек ослепшие в свете яростных горнил бездушных чужих солнц. Ты видел остекленевшие глаза людей, позволивших себе повстречаться со смертью и не ушедших с этой встречи безнаказанными. Ты стал бесстрастным свидетелем этих безумных трагедий, но только сейчас ты начал осознавать, какова их истинная причина.
Это взгляд, что сверлит тебе спину… он тоже это понял, но воспользовался своим знанием по-своему… он нашёл себе избранника, и привёл его туда, где тот смог бы совершить невесть зачем ему предначертанное».
Да, временами от таких собственных мыслей ему становилось жутко. Однако и в них была доля того драгоценного опыта, которого порой так не доставало.
Разведчик глядел на Ричарда, разглагольствующего о вселенских истинах, и продолжал думать о своём:
«Я правильно выбрал Кандидата. Он способен меняться, он способен вести за собой, он способен понимать. Быть может, не всё ещё потеряно, и великий подарок, доставшийся человечеству от самого себя, ещё послужит чему-то хорошему, подарит счастье, спокойствие, радость ещё многим поколениям…
И тогда исполнится моя мечта о Третьей Галактике, и тогда Терра оправдает, наконец, своё название, данное ей в честь древнего, не населённого уже долгие десятки тысяч лет шарика, на котором некогда жили мои предки, на котором родился мой Учитель, на котором когда-нибудь сможет оборваться и моя жизнь…
Я должен перестать видеть вокруг одни лишь тени прошлого, перестать вспоминать ушедших за порог, я обязан верить в будущее.
Вечно».