Схема померкла. Реальность была объемнее и пахла плесенью, а эхо собственных шагов так и норовило сбить с толку, будто невидимый преследователь, который то отставал, то оказывался впереди и бежал навстречу.
Наверное, в этом месте у сварщика дрогнула рука. А может, и робот схалтурил. Колченогий титановый паук на присосках вел плазменным жалом по линии соединения стальных листов обшивки тоннеля; остановился, сменил жало; пошел дальше. Шов продолжался таким же крепким, герметичность не пострадала. Просто на месте остановки линия застывшего расплава сбилась небольшой вмятиной. Свет ламп собирался в ямке-зеркальце, создавая яркую радужную точку, которую Ада заметила с дальнего конца тоннеля.
Или все-таки не робот, а человек оставил этот маленький брак сварки? Ей вспомнился старик в холле таможенного досмотра, как он успокаивал свою подругу, расстроенную отсутствием доступа к Ткани. О том, что сигнал до Земли идет почти час, он говорил почти с удовольствием. Ему явно нравилось оторваться от лишних связей, что и рекламировали проспекты космического туризма. Там, в очереди, слушая старика, Ада начала было размышлять, что скрывает эта прошивка Артели. Тогда ее отвлекли, но сейчас мысль почему-то вернулась.
Им нужны такие особые люди. Хотя пятьдесят лет назад это было неочевидно. После окончания Холодной войны пилотируемые полеты стали считаться разорительным шоу, в котором сверхдержавы прошлого доказывали друг другу преимущества своих идеологий, вместо того чтобы всерьез исследовать космос. Вдобавок выяснилось, что долгая жизнь на орбите несет человеку очень неприятные последствия: потерю кальция костей и красных кровяных телец, сбои давления и атрофию мышц, радиационные ожоги и жуткие психозы. В новом веке полеты людей резко сократили; вместо них в космос отправились армии роботов – выносливые, дешевые, взаимозаменяемые. Успешное освоение Марса как будто доказало преимущества искинов в космосе… для широкой публики и рекламных проспектов.
На практике, которую не афишировали, уже в первых марсианских миссиях случались большие потери из-за задержки сигнала. От четырех до двадцати двух минут летит картинка до Земли, плюс еще столько же, чтобы ответная команда дошла обратно. Это немного для стационарного зонда. Но критично для марсохода, который подъехал к краю пропасти.
А на лунах Юпитера телеуправление – по часу в обе стороны ждать ответа. Дальнему космосу нужен более автономный интеллект, и здесь искины проигрывают. Скрытой и основной целью проектов космотуризма стал отбор людей. Очень непростых людей. Тех, кому нечего терять. Или есть от чего бежать. Даже собственный отец временами пугал Аду, а ведь он всего лишь работал извозчиком и проводил на Земле как минимум месяц после каждого рейса. Чего же ждать от тех, кто живет на дальних лунах годами…
– Ты вспомнила что-нибудь об отце? – спросила наставница.
Ада тряхнула головой. Она провела уже несколько минут, разглядывая радужный блик на стене. Чувства не могли обмануть, это знак. И к тому же финальный: она вышла из броуна.
Но что-то неправильно. Тоннель впереди заканчивается тупиком, глухой стеной. Позади, за несколько метров до блестящей точки-знака – черная дверь, над ней горит вполне понятная табличка: лестница аварийного выхода. Но ты прошла мимо этой двери без эмоций, потому что знак указывал дальше. Куда же?
– Я вспомнила некоторые папины странности, – пробормотала Ада. – И его рассказы о том, что случается иногда с людьми, которые слишком долго были в космосе.
– Хорошо. – Наставница нетерпеливо оглянулась. – Но этого мало. Нас уже наверняка ищут. Ты должна…
Дверь с табличкой аварийного выхода распахнулась. Человек, вбежавший в тоннель, увидел, что он не один, и остановился, выставив перед собой акел. Ада узнала подавальщика из чайханы. Он тоже узнал их:
– Вы!.. А почему вы здесь?
Ада шагнула к нему. Наставница подняла руку:
– Стой! У него оружие. Он может быть одним из них!
– Едва ли. – Ада подошла к пареньку вплотную. – Он не знает, как этим пользоваться. Даже с предохранителя не снял. Смотри, вот тут…
Омар посмотрел, но увидел лишь ее руку на своем запястье. В следующий миг коридор без предупреждения перевернулся и ударил его по спине. Когда его взгляд снова сфокусировался, перед самым носом обнаружился пол и стоящие на нем ноги в сандалиях.
Девица в красном плаще держала акел, который только что был у Омара… и направляла оружие на свою спутницу.
– Что с тобой, Ада? – Женщина в белом сделала шаг назад.
– Хочу спросить у тебя то же самое. Ты ошиблась, и не раз.
– В чем? Я шла за тобой.
– Вот именно. Ты не видишь то, что вижу я. Хотя сама научила меня этому. И кстати, мой папа никогда не советовал свернуть налево, если не знаешь, какой путь выбрать. Это ты сама говорила мне в детстве! Настоящая ты, а не…
И опять Омар не успел ничего увидеть, эти странные люди двигались быстрее, чем его глаза. Слева взлетело белое, справа полыхнуло голубым. Полсекунды, и всё. Та, что в белом, лежит на полу. Та, что в красном, стоит над нею. Рука с акелом дрожит.
– И здесь ты ошиблась… – бормотала девушка. – Настоящая успела бы… А ты меня даже ни разу не ударила сегодня. Что же с тобой сделали, а?
Она присела над неподвижным телом наставницы, провела рукой по ее волосам. «Третий Глаз», замаскированный под заколку из старинных шпилек-кандзаси, всегда находился точно на затылке Вэри, но сейчас почему-то съехал к левому уху. Ада потянула за ближнюю шпильку. Заколка легко отделилась от головы… вместе с большим клоком черных волос. Ада отвела глаза. Не хотелось смотреть на то, что под волосами.
Немного подумав, она сняла свой макинтош и набросила на лежащее тело. Обернулась к Омару.
– Чего расселся, Ромео. Пошли отсюда.
– Я думал, ты собираешься прочесть погребальную молитву.
– Нет, просто избавилась от искина. Если ее взломали через «Третий Глаз»… Не хочу, чтобы моя умная шкурка тоже ожила и свернула меня в трубочку с кремом. Кстати, куда это ты направился? Ты оттуда только что прибежал.
Поднявшийся с пола Омар стоял у двери, ведущей на лестницу.
– Точно… Я шел по карте, которую… наверное, неправильно запомнил. Там вроде был нарисован проход, а здесь стена.
– Или нам так кажется.
Ада провела рукой по металлической стене тоннеля, приложила указательный палец к холодной ямке, откуда звал ее радужный блик.
– Смотри, здесь везде швы от сварки. А на той стене в тупике швов нет.
Она уверенно прошла до конца тоннеля. От касания пальцем стена колыхнулась. Удар кулаком пробил ее насквозь: стальную панель имитировала фольга. Подошедший следом Омар оторвал еще кусок, и они пролезли внутрь. За фальшивой стеной оказалось нечто вроде вокзала: платформа с грузовыми карами и уходящая вдаль широкая труба нового тоннеля с монорельсом. В трубе было темно.
– Хорошо бегаешь, Ромео? – спросила Ада, вглядываясь в сумрак. Омар заметил, что она уже второй раз произнесла его имя наоборот. Но так и не решил, то ли это оскорбление, то ли нечто вроде защитного кода.
– Если с чайником и полным подносом халвы, то нормально бегаю. А просто так – не знаю, не пробовал.
Дверь открылась неожиданно легко, распахнув перед ними огромное звездное небо. Они тут же отскочили назад, подумав одно и то же: на спутнике Юпитера нечем дышать.
Но вместо смертельной декомпрессии ощущался только приток свежего воздуха. А в дверном проеме, помимо звезд, виднелся край бетонной площадки с несколькими персональными кибами. Вполне обычная парковка. Ну, если не считать, что почти все машины разбиты. Один черный «боинг-компакт» лежит на боку у самой двери, как будто он только что подсматривал в замочную скважину.
– Ух ты! – Омар с опаской выглянул наружу. – Где это мы?
– На Земле. Но полушарие не наше. Северное. Сейчас август.
– Ты к чему-то подключилась?
– Нет. По звездам вижу. Летом Малый Ковшик льет в Большой, зимой наоборот. Да и гравитация земная, если ты до сих пор не заметил. На Европе гораздо слабее должно быть. Меня это с самого начала зацепило. Но всё остальное было так похоже разыграно, что… Стой, куда ты! Не лезь на открытое место! Давай вон туда, за кибами.
Пригнувшись, они побежали вдоль стены, но шагов через двадцать Ада резко остановилась, уловив какое-то движение. Омар тоже замер, почти врезавшись в нее, когда она уже опустила руку – ложная тревога, просто сухие листья, которые гоняет между машин ленивый ветер, – и они двинулись дальше быстрым шагом, спокойнее, чем раньше: шорох листьев обвалил на них забытое ощущение огромного пространства вокруг, с такой же огромной, густой тишиной, где даже собственные шаги без тоннельного эха кажутся недоразумением.
Разбитых кибов на пути становилось всё больше. Роскошная оранжевая меганевра, стоя на сломанном крыле, упиралась кабиной в угол здания. Они пролезли под блестящим брюхом салона… и остановились, пораженные видом, который открылся за углом.
Без сомнения, это был земной космопорт. Но то, что здесь случилось, едва ли назовешь типичным земным явлением. Здание, из которого они вышли, другим концом примыкало к большому куполу центрального терминала. Вся площадь перед ним была заполнена кибами; около главного входа гора искореженных машин вздымалась на несколько этажей, навалившись на белоснежный купол. Некоторые кибы даже прорвались внутрь: разноцветные хвосты и крылья торчали из высоких треугольных окон зала ожидания, словно армия ночных насекомых билась-билась в фонарь – и достигла своей цели.
Не дав молодым людям опомниться, раненый купол издал гулкий протяжный вой, тяжелым вздохом ответила площадь, и хотя вихрь листьев подсказывал, что это снова чудит ветер, трудно было отделаться от мысли, что разрушенный космопорт приветствует гостей и жалуется одновременно. По периметру площади из-под машин беспомощно торчали ветви карликовых кленов, поваленных и засохших; лишь на дальнем краю этой транспортной свалки пробивалась уцелевшая зелень.