– Тетя Люся, а где Митя, вы не знаете? – спросила я Люську, когда помогала на кухне.
– Его перевели в логопедический садик, – ответила Люська. – Он давно плохо на вас влиял. Еще Елена Ивановна предупреждала, что его нужно перевести, чтобы вы не начали за ним повторять. Она считала, что его нельзя держать с нормальными детьми. Ну, его родители это наконец поняли и забрали. Там, в другом садике, он будет с такими же, как и он. Ему станет легче. Ты должна радоваться. А то дурной пример заразителен – ты бы тоже перестала нормально говорить.
– Он не виноват. Это все тетя Катя сделала, – буркнула я.
– Что ты там бурчишь? – переспросила Люська.
– Ничего. Митя был хороший.
Все, что узнала, я пересказала Стасику. Он ничего не сказал и стал вместо Мити кормить рыбок и черепаху. Так я поняла, что Стасику небезразлично и он переживает.
Я удивлялась, почему тетя Катя все еще остается в роли нашей воспитательницы и заведующая не обращает внимания на то, что девочки ходят лохматые, никто не лепит фигурки из пластилина на конкурс, а в группе царит бардак. Игрушки разбросаны, карандаши и цветная бумага валяются где ни попадя. В раздевалку лучше вообще не заглядывать. Как и в спальню – кровати застилать мы перестали. Подушки валялись на полу. Тетя Катя, получившая повышение из нянечек в воспитательницы, вообще ни разу не убрала, хотя раньше могла и тряпкой по попе надавать за незастеленную кровать. Почему даже Елену Ивановну заведующая могла отчитать за беспорядок, а тетю Катю – нет?
– Тетя Люся, а вы не знаете, почему у нас нет новой воспитательницы? – спросила я у Люськи, зная, что она обязательно все выболтает. К тете Свете с расспросами я никогда не обращалась. Повариха не любила обсуждать дела садика. К тому же у нее опять сильно болели ноги – варикоз, – и тетя Света часто уходила в сторожку. Тетя Роза натирала ей ноги мазями и поила настойками из трав. Когда у поварихи болели ноги, к ней вообще лучше было не подходить. Я от Люськи узнала, что тете Свете требовалась операция, но повариха не хотела, надеялась, что само пройдет. Поэтому бинтовала ноги и верила в настойки тети Розы. Ходила тетя Света с большим трудом и, добираясь до кухни, садилась на свой любимый стул, откуда и руководила процессом готовки. Люське доставалось по полной программе.
– Никогда не научишься. Руки из жопы! – ругалась тетя Света и ковыляла в сторожку.
Еда опять стала несъедобная. Даже я с трудом доедала свою порцию. Люська или пересаливала, или вообще забывала про соль и сахар. Картошка у нее всегда была недоварена, как и макароны, скрипевшие на зубах. А каша, как Люська ни старалась, получалась с комочками. Тетя Света мучилась от болей и махнула рукой на Люську и на готовку. Один раз я слышала, как повариха разговаривает с заведующей.
– Света, сделай операцию! Ты же меня без ножа режешь. У меня в одной группе нет воспитателя, я не могу остаться еще и без поварихи. Или найди себе нормальную помощницу, пока родители не стали жаловаться. Ну что, мне самой к плите прикажешь встать? – говорила заведующая.
– У тебя точно лучше получится, – рассмеялась повариха. – Ты хорошо готовишь.
– Только умоляю, в запой не уходи. Лучше в больницу. Я тебе отпуск подпишу. Только не начинай пить.
– Не могу больше. Устала. Ноги болят – сил нет.
– Понимаю. Ну а мне-то что делать? А если твоя Люська детей отравит? Невозможно жрать, что она готовит. Ты хоть пробовала ее варево? Хотя бы следи за ней. Руководи. Учи. Я не знаю, делай что-нибудь. Я тебя как подругу прошу. Или ты хочешь как Роза? В последний момент на больничной койке оказаться?
– Делай что хочешь. Уволь Люську. Не жалко. Найми новую девку. Может, и лучше будет. Хотя я сомневаюсь. Они все сейчас безрукие и бестолковые. Чему их только учат? И учат ли вообще? Ничего ведь не знают. Не хочу я ничего. Толку-то от больницы? Роза до сих пор рукой не двигает. А я без ног, что ли, останусь?
– Свет, ну давай я помогу. Хорошую больницу тебе найдем, врача проверенного.
– Само пройдет, всегда проходило.
– Ну что мне тебя, насильно в больницу класть? Даю тебе еще неделю. Если лучше на ваших с Розой притирках не станет, лично тебя отвезу. А Люську уволю. Я уже на три килограмма похудела!
Тетя Света рассмеялась.
Люська тоже ходила злая, потому что считала, что готовит она очень прилично, а повариха к ней придирается. Я, естественно, не стала сообщать ей о том, что и ее жизнь, точнее работа, висит на волоске. Мне очень хотелось узнать, что происходит с нашей группой, поэтому набралась смелости и спросила.
– Да кому вы нужны? – рявкнула Люська. – Не дети, а наказание. Как на подбор. Правильно Елена Ивановна говорила – собрали всех дебилов и в одну группу запихнули. Будто специально. Вот заведующая и не может найти замену. У вас ведь в группе что ни день, то происшествие. Кому проблемы нужны? Никому. Были хорошие дети, да и те испортились под вашим влиянием.
– Под нашим – это под чьим? – не поняла я.
– Ты, твой дружок закадычный, больной на всю голову. Митя этот. Да всю группу можно перечислять. Две девочки хорошие – Светочка и Леночка. Елена Ивановна их всегда выделяла. Так и они испортились. Лена мне тут объявила, что каша, видишь ли, невкусная. Вот ведь ссыкуха наглая. Пользуется своим положением – папаша, видишь ли, у нее большой начальник. Да еще эта дрянь малолетняя подошла и кашу мне в кастрюлю вылила. А ее подружка-подхалимка, Светка эта, ведь вечно тенью ходила. Ела, что ни дашь. Корова жирная. Раскормили деликатесами. Так тоже рот открыла. Сказала, что возьмет котлету и домой отнесет. Маме даст попробовать. И смотрела так нагло. Была б моя воля, я бы ей эту котлету в рот запихнула и заставила прожевать. Вот и нет желающих с вами носиться. Не дети, а наказание. Хорошо, что у меня нет детей. Посмотришь на таких выродков, как вы, и вообще не захочешь рожать. Сволочи неблагодарные. Да вас всех скопом надо в детдом сдавать, чтобы жизнь родителям не портили.
– Даже Филя котлету вашу не ел, – сказала я, что было правдой. Мне стало обидно, что Люська так говорила, хотя она всегда меня обижала, и я привыкла. – Тетя Света говорит, что вы не умеете готовить. И хорошо, что у вас детей нет. Я бы не захотела иметь такую мать. Поэтому вы и замуж не можете выйти. Из-за злости своей. Вы никого не любите. Даже тетю Свету.
– Ах ты ж дрянь! – Люська вдруг развернулась и ударила меня половником по голове. Я не ожидала удара, поэтому не успела увернуться. Люська попала половником прямо по виску. Наверное, я потеряла сознание. Вроде бы перед глазами стояла тарелка, а потом сразу пол. Не знаю, сколько я пролежала, но, очнувшись, не сразу поняла, где нахожусь. Я лежала на полу и не помнила, как упала и почему. Голова сильно болела. Я дотронулась до того места, где болело очень сильно, и нащупала что-то липкое, как кисель. Я посмотрела на пальцы – красные. Я испугалась, подумав, что уронила кастрюлю с киселем и теперь меня точно накажут. Но кисель всегда горячий, а то, что у меня на руках, – холодное, точнее, теплое. Я попыталась встать, но не смогла. Голова закружилась. Я решила еще полежать. Странное какое-то ощущение: я не могла пошевелиться, но все слышала и понимала. Я узнала забинтованные ноги тети Светы, которая стояла рядом со мной, но обращалась не ко мне, а куда-то в сторону.
– Быстро собрала свои манатки и пошла вон отсюда! – сказала тетя Света.
Мне захотелось ее позвать и попросить помочь подняться, но я, оказывается, не могла говорить. Прямо как Митя.
– И уйду! Не очень-то и хотелось с вами оставаться! Достали! Я вас покрывала, пока вы бухали да в запое валялись. Я тут горбатилась, а вместо спасибо меня выгоняют?
По голосу я поняла, что это орет Люська.
– Пошла вон, я сказала. Немедленно! Чтобы я тебя на своей кухне больше не видела. Все, что не заберешь, на помойку выброшу. – Тетя Света говорила тихо, не орала.
– Алкоголичка! – продолжала орать Люська. Я видела, как она мечется по кухне.
– Рот свой грязный закрой, а то я тебя сейчас половником припечатаю, – пригрозила тетя Света.
– Мне всякая подзаборная шваль будет хамить, а я теперь должна? Да мало я ей еще надавала! Да я насквозь эту побирушку вижу! Она же мать родную продаст ради собственного удобства. Хуже цыганки. Хуже детдомовки! Даже матери на нее наплевать! А вы прикормили шавку и радуетесь. Да она первая вам руку оттяпает по самый локоть. Жалко вам ее? А мне не жалко! В следующий раз будет знать, когда рот открывать! Мелкая, а уже тварь изворотливая. Вон, лежит, изображает из себя. А вы и верите! Сначала к вам подлизалась, потом к тете Розе. Да ей место в детской колонии!
– Вон пошла, – повторила тетя Света. – К заведующей можешь не ходить. По статье будешь уволена.
– Это еще по какой такой статье? – снова заголосила Люська.
– Я придумаю, не волнуйся, – ответила тетя Света.
Люська наконец ушла. Тетя Света наклонилась надо мной.
– Можешь встать?
Я попыталась, но не смогла.
– Надо «Скорую» вызывать. Может быть сотрясение мозга.
– Не надо, – попросила я, – мне нельзя болеть. Мама не сможет со мной сидеть.
– Надо, – сказала строго тетя Света.
– Тогда и вы в больницу ложитесь на операцию. Если мне «Скорую», то и вам, – ответила я.
– Ах ты шантажистка, – улыбнулась тетя Света. – Лежишь тут в обмороке, да еще и условия ставишь! Ну ладно, я согласна.
У меня действительно оказалось сотрясение мозга. Неделю я провела дома. Мама взяла больничный, но меня не ругала. Ей сказали, что я поскользнулась на кухне и упала. Ударилась об угол стола. Я подтвердила эту версию.
Когда я вернулась в группу, тетя Катя сидела на своем привычном месте. Но завтрак нам привезла новая девушка.
– А где тетя Света? – спросила я ее.
– В больнице. Ей операцию сделали. Все хорошо, – ответила девушка, которая казалась приветливой и милой.
Я попробовала кашу. Нормальная обычная каша. Я съела всю тарелку, потому что была очень рада – тете Свете сделали операцию и она скоро вернется. Так что не зря я получила половником по голове от Люськи. И не зря у меня случилось сотрясение. Если это понадобилось для того, чтобы тетя Света легла в больницу, то я готова была еще раз потерять сознание.