– Всё не так! Мы не это говорить. Сделка был другой!
Кортес поднял голову к небу.
– Солнце почти на месте, а эта болтовня меня утомила. Тащите его наверх, парни. И прихватите остальных жрецов, пускай рисуют свои каракули и поют песни. Проверим, только ли за мальчиков зверюга дает золото.
– Ты нарушить сделка! Убить вождя! Боги тебя карать, Солнце тебя карать! Всех, кто пойдет за тобой.
Когда вопящего жреца тащили по лестнице, Карлос остался стоять на месте.
– Я не смог его остановить, – сказал Марко, будто загипнотизированный, уставившись на старшего брата. – Ничего не смог.
– Значит, тебе нужен другой Путь. Идём.
Карлос последний раз взглянул на Кортеса, которого жажда власти тащила на вершину. Решительно выдохнул, взял Марко под руку и поискал глазами Хименеса. Последнему тоже не удалось сбежать из лагеря вовремя, и теперь он только и ждал удобного момента.
Приглушенный крик достиг их недалеко от границы города. Вспышка солнца блеснула на вершине пирамиды и бросилась вниз. За ней последовала другая, и снова, сразу несколько.
Конкистадоры не видели, как сотканный из света Зверь влетел в гору подношений, и жидкое золото брызнуло в стороны. Как вспыхивали солнечные существа, ослепительно, без единого звука, а их лучи плавили металл и нагревали камень докрасна. Как лопалась кожа и горела плоть каждого, кто оказывался у них на пути. Над крышами домов поднялись первые столбы дыма.
Вспышка за углом залила улицу раскаленным светом, наполнив ее предсмертными криками, когда троица прислонилась к золоченой стене маленького храма, одного из многих в Кивире. Бежать дальше казалось бессмысленным, под открытым небом ничто не защитит от гнева Солнца, и троица решила искать убежища внутри. Они спешно обогнули постройку, отыскивая вход. Лишь Хименес замешкался на мгновение в проходе, обернулся на чей-то крик.
Тогда в него ударил свет.
***
Когда Хименес умер, промучившись до самой ночи, под низким сводом храма разносился только шепот монаха. Карлос так привык к этой затянутой молитве, что не сразу различил, как с улицы к ней примешивается еще один звук. Детский плач.
И не успел помешать Марко броситься в проем.
Испанец подскочил к девочке, бредущей среди обгоревших тел, прижал к себе. С её волос упал посеревший от пепла цветок. Кулачок крепко сжимал вырезанную из деревяшки куколку. А потом был свет, и боль пронзила глаза до затылка. Марко развернул ребенка, прикрыл спиной и едва сдержался, чтобы не закричать.
Когда монах с девочкой исчезли в очередной вспышке, Карлоса вывернуло наизнанку. Но он заставил себя подняться вновь и посмотреть. Чувствовал, как бы страшно ни было то, что с ними стало, он должен это увидеть.
Марко стоял в полный рост, одной рукой он придерживал ребенка, другую протянул в сторону Карлоса. Идальго не сразу осознал, что монах с девочкой невредимы. Но в голове его больше не осталось места на осознание чудес, и он побежал.
Он видел Зверей на крышах и в конце улицы, и едва успел коснуться протянутой руки, как вновь ударил свет, обдал жаром, резанул по глазам через закрытые веки.
Ночь полыхала ярче дня, а они всё шли, не различая дороги. Марко успел выбиться из сил, девочку становилось нести всё труднее, а Карлос постоянно спотыкался с накинутым на голову плащом, норовя свалить всю троицу. Но монах знал, что нельзя их отпускать ни на мгновение, иначе случится непоправимое.
Когда под ногами оказалась мягкая почва, их окружила прохлада. Ничто больше не стремилось ослепить Карлоса даже сквозь плотную ткань плаща, и он осмотрелся. Умирающий город остался за спиной, впереди густела тьма джунглей. Чуткий слух идальго уловил движение среди деревьев. Когда от стволов отделились тени, мужчина уже держал меч наготове.
– Нет! – замахал руками индеец. Его шрам бледнел в скудном свете луны.
– Чипча?
– Чипча, да, узнать! – За его спиной показалось еще несколько инков. – Как вы уходить? Твой Бог вести тебя?
Марко осторожно положил уснувшую на его руках девочку и повернулся на звук. Индейцы отшатнулись, но увидеть этого он уже не мог. От глаз монаха осталась лишь кровь в глазницах, затянутых белесой пленкой. Испарившиеся слёзы расчертили багровыми следами его щёки.
– Да, – сказал он тихо.
Карлос подошел к монаху и крепко его обнял.
– У тебя получилось, Марко, слышишь? Получилось, – шепнул ему на ухо. – Ты прошел свой Путь!
2019
Котангенс
Страхи бывают разными. Некоторые облечены в понятную и разумную форму. Некоторые, напротив, почти не осязаемы, невнятно скребут грудную клетку изнутри. Пока еще не определился, к какому типу относится мой.
Я боюсь своего кота.
Стоило заметить неладное еще тогда, в самую первую нашу встречу. Я вышел к подъезду, в прохладу осеннего утра, чтобы проветрить гудящую после вчерашнего голову. Закурил, пытаясь разобраться, что делать дальше. И услышал тонкий, жалобный писк. Звук доносился из открытой двери подвала, в коридорах которого жильцы привыкли складировать свой хлам.
Спасаясь от холода, бездомные представители семейства кошачьих обосновались в помещении на постоянной основе. А сердобольные старушки с удовольствием их подкармливали. Поэтому в очередном писклявом котёнке, потерявшем маму, не было ничего удивительного. Но в этот раз он терзал слух так жалобно и громко…
Его услышали.
Два здоровенных ротвейлера, мирно пробегающих мимо, вдруг замерли. Их ненормальный хозяин взял привычку спускать собак с поводка, пока сам курил, сидя на скамейке. И пусть псы вели себя воспитанно и мирно, трепет жильцам они всё-таки внушали. У меня у самого всё замерло, как увидел вскинутые морды и жуткий оскал. Хищники услышали жертву.
Лишь мгновение они стояли на месте, определяя источник звука. В следующую же секунду две машины для убийства пролетели мимо меня в дверной проём подвала.
– Вот же ж мать! – только и успел выругаться я, бросаясь следом.
Понимая, что мне ни за что не успеть, буквально слетел по лестнице, едва не вывихнув ноги. Пока нащупывал выключатель, я готовился увидеть окровавленные морды и разорванную на куски несчастную животинку.
Котенок спокойно сидел в коридоре, вылизывая шерстку. Ротвейлеры пытались ползти и пятиться одновременно, волоча пузо по серому бетону. Матерые псы скулили как побитые дворняги.
Видели когда-нибудь здоровенные туши собак, ползущих задом? Зрелище нелепое и забавное. Вот только помимо смеха оно вызывает нечто еще. Необъяснимую, первобытную оторопь: когда видишь, что кто-то сильнее, быстрее и кровожаднее тебя вдруг начинает стелиться по земле.
Стоило прислушаться к этому чувству ещё тогда. Но особой внимательностью я не отличаюсь, тем более к собственным эмоциям. Потому мне казалось, что котёнок всё ещё в опасности. Я схватил тёплый комочек светлой шерсти и, спрятав за пазуху, направился к выходу.
– Каин! Авель! – Снаружи орал хозяин, потерявший своих собак. – Мужик, кобелей моих не видел?
– Внизу, – коротко кивнул я.
Котенок удобно устроился под моей курткой, словно и не было ничего. Дрожал почему-то лишь я один.
***
Дорога до работы заняла больше времени, чем обычно – надо было заскочить в магазин, купить молока моему новому знакомому. Заодно в пути очень уж хотелось высказаться, и свободные уши, пускай и кошачьи, были весьма кстати. Мне надо было с кем-то поделиться своей историей.
Познакомился я, значит, с барышней. Точнее, это она сама со мной познакомилась. Подсела в баре, где я, в честь зарплаты, решил позволить себе парочку пивка. Разговорились. Следующее, что помню, – как она снимает с меня одежду. Уже в моей квартире. Вчера я точно не планировал наклюкаться, ибо сегодня на работу, да и с двух бокалов пива меня так развезти не могло. Тем не менее больше я ничего не помню. Наутро девушки у себя дома я не обнаружил. Как, впрочем, не обнаружил и кошелька с телефоном.
Не знал, что клофелинщицы ещё существуют.
Наличных у меня было немного, от карточек ей всё равно проку нет, а вот за телефон с кошельком обидно. Особенно за кошелёк. Хороший, итальянский.
Сетуя на несправедливость судьбы и коварство женщин, мы добрались до офиса. Нежась в тепле за пазухой, мой собеседник уснул. Да и какая разница, всё равно, как дурак, с котом разговариваю.
Не успел я переступить порог своего кабинета, как надо мной навис босс:
– Ну и где ты шляешься? Во сколько ты на работе должен быть, Антон?
Спорить или обращать внимание на тот факт, что задержался я лишь на четыре минуты, здесь было бесполезно. Не тот человек.
– Да вот… – Я расстегнул куртку. – Котёнку помог.
Начальник скривился, отчего ему добавился ещё один подбородок.
– Фу, ты сюда ещё и животных таскаешь. Где ты его подобрал? Он же явно блохастый!
Котенок открыл глаза и внимательно изучал начальника. Тот презрительно пялился в ответ.
– Значит так, у меня сейчас собрание с генеральным, некогда тут с тобой разбираться. Чтобы объяснительная лежала у меня на столе до обеда. И да, – бросил он уже в проеме. – Избавься от него!
– Ага, сейчас, – буркнул я, доставая котёнка. – И ничего ты не блохастый, правда?
Понимая, что, может быть, и неправда, я всё же погладил малыша.
– А этого ты не слушай. Мудак он.
Достать в офисе, где постоянно чаевничают женщины, блюдце, не составило труда. Глядя на жадно лакающего молоко зверька, я думал, что не все котики одинаково красивы. Этот был явно кривоват, с заломленным ухом и непропорционально большой головой. Шёрстка его слежалась и местами словно была опалена. Из-за грязи сложно было понять, какого она цвета.
– Кушай, Котангенс. Вечером мы тебя отмоем.