Она открыла. Мокрые волосы. Тонкий шелковый халат с вышитыми осами, драконами и цветами. Голые ноги. Все как и положено шлюхе.
– Я тут, так сказать… некий презент, – замполит суетливо развернул сверток и протянул ей черные чулки в сеточку. Он надеялся, что угадал ее вкус. По его представлениям, шлюх должны были радовать чулки в сеточку.
– Это что? – спросила Лиза, не прикасаясь к подарку.
Замполит потеребил подношение в протянутой руке:
– Это, так сказать, трофей. Чулки дамские в сеточку.
– Ах, дамские! Тогда ясно, – она было улыбнулась, но тут же беспокойно нахмурилась. – Впрочем, нет. Все равно не ясно. Для чего же вы, товарищ замполит Родин, протягиваете мне «чулки дамские в сеточку»?
– Я счел, что в нынешней ситуации… когда капитан Деев зарекомендовал себя как предатель и дезертир…
Ее губы медленно расползлись в улыбке, которую Родин счел поощряющей.
– …И вы теперь, так сказать, свободная женщина, к тому же мать-одиночка… Я мог бы, так сказать, оказать покровительство…
Лиза вынула из безвольной руки замполита один чулок:
– Когда я прихожу с дарами к богам или демонам, я обычно прошу покровительства, а не предлагаю его оказать. – Она подцепила пальцем черную нить сеточки и порвала. – Ты решил купить меня за чулки, замполит?
– Но я, так сказать… готов и что-то другое… – Он беспомощно уставился на нее в ожидании подсказки. Лиза молчала и улыбалась. – Что обычно принято приносить таким женщинам?
– Каким – таким?
Он облизнул пересохшие губы, панически подыскивая формулировку.
– Ну, так сказать, ночным бабочкам…
– Так я, значит, бабочка?
Она звонко, весело рассмеялась. Ее смех был таким беспечным и многообещающим, что замполит почувствовал, как от пупка к паху побежали стайки горячих, сладких мурашек, их было так много, что они мгновенно заполнили его член, и он сделался тугим и тяжелым.
Теперь ему, пожалуй, следует сделать ей комплимент. Той шлюхе, Нинке, к которой он ходил два года назад, достаточно было сказать, что у нее пизда сладкая, или что она его сучка, или просто хлопнуть по заду, и она немедленно начинала стонать. Но с этой Лизой нужно действовать тоньше, она явно дамочка с норовом и много о себе мнит. Зато и по внешним, так сказать, данным ту шлюху Нинку она во сто крат превосходит. У Нинки фигура была как у бабы на чайник, а эта тонкая, легкая… И очень волнующей представлялась замполиту эта ее азиатчинка. Он как-то слышал, что у азиаток божественно ловкие и длинные языки… Он, наконец, придумал шикарнейший комплимент:
– Нет, ты не бабочка. Ты – богиня.
Она вдруг швырнула ему обратно испорченный черный чулок; он зацепился сеточкой за левый погон и повис.
– Идите прочь, товарищ замполит Родин. Богиня не примет ваших даров.
Опять засмеялась, отступила на шаг и захлопнула перед его носом дверь.
Замполит снял с плеча порванный Лизой чулок, аккуратно свернул и поместил его вместе со вторым, целым, обратно в сверток. Мурашки, теперь уже как будто прогорклые и холодные, поднялись из паха к самому горлу вместе с волной тошноты; рот наполнился вязкой слюной. Замполит подождал, пока накопится еще больше слюны, и смачно плюнул на Лизину дверь. Просто знак, что офицер не простит насмешек и унижения.
Он уселся за стол в харчевне – на всякий случай не за тот, где накануне сидел капитан Шутов, и вообще не у окна, а то, не ровен час, и его подстрелят, – и потребовал у папаши Бо большую пиалу горячего ханшина. Сразу сделал глоток, обжег язык и небо, опрокинул пиалу на пол, Бо принес ему другую и принялся ползать с тряпкой у ног замполита, убирая осколки.
– Твоя дочь – шлюха, – сказал ему Родин.
Китаец на секунду замер, поднял к Родину улыбающееся лицо и радостно покивал:
– Дочь людей лечить, да!
Родин винтом влил в себя теплую китайскую водку, перекосился и направился к выходу.
– Платить водка? – пролепетал Бо.
– Тебе что, жалко водки налить для Красной Армии, Боря? – он развернулся и, набычившись, пошел на китайца, расстегивая кобуру. – А Красной Армии было, так сказать, не жалко кровью полить эту землю?! Чтоб освободить от японских захватчиков тебя и дочь твою косорылую!
– Не жалко водка! – китаец поднял руки и попятился от замполита. – Не платить водка!
У выхода из харчевни Родин столкнулся с малолеткой, шлюшьим отродьем. Уже сейчас, несмотря на малолетство, она разгуливала в вызывающих красных туфлях и с голыми щиколотками.
– Твоя мать – шлюха, – процедил Родин. – И ты, когда вырастешь, станешь шлюхой. Давай-ка, деду своему тупому переведи. А то он меня, так сказать, недопонял.
Глава 15
– Почему так долго? – Лиза усадила дочь на кан и поцеловала в лоб. Не столько из нежности, сколько чтобы убедиться, что лоб не горячий.
Убедилась. Это был добрый знак.
– Прошку пчела покусала, и он опух. Его мать сказала, это потому, что мы с тобой ведьмы. Мам, мы ведьмы?
– Нет.
– И Прошку не мы с тобой сглазили?
– Нет, не мы.
Она взяла Настю за руку. Рука была ледяная. Это плохо. Могло быть симптомом. Но, возможно, она просто замерзла.
– Хорошо. Дядя Шутов тоже сказал, что это не мы. Я хотела уйти жить в лес, а он сказал, что не надо.
Лиза быстро отвернулась к окну, чтобы Настя не увидела ее страх.
– Ты хотела уйти жить в лес? Почему?
– Потому что здесь меня ненавидят.
– Это все? Других причин нет?
– Разве мало?! – истерично вскрикнула Настя, и Лиза почувствовала, что истерикой она прикрывает что-то другое.
– А тебе не казалось, что ты должна пойти в лес, чтобы спрятаться от людских глаз?
– Так ведь я же и говорю! – Настин голос сорвался на визг. – Меня все ненавидят! И я хочу от них спрятаться!
– Потому что с тобой случится что-то, что им нельзя видеть?
Настя закрыла лицо руками.
Смерть не терпит свидетелей
– Мам, я скоро умру? Ты поэтому все время проверяешь мой лоб?
Лиза прижала ее к себе и шепнула в ухо:
– Ты не умрешь. Я этого не допущу.
– Дядя Шутов умеет показывать фокусы, – мгновенно успокоившись, зачирикала Настя. – Он в руку берет монетку, а она исчезает, а потом появляется у меня в туфле! А потом опять исчезает! А он ее достает изо рта!.. Дядя Шутов скоро вернется и всех накажет! Всех, кто нас обижает… – Она внезапно умолкла. – Мам. За что они нас ненавидят?
Лиза отвернулась от дочери и затравленно посмотрела на деревянного идола, как будто бы ища помощи. Да, она нуждалась в помощи Небесной Лисицы Ху-Сянь. Пусть Ху-Сянь поможет ей сказать дочери правду.
– Понимаешь, Настенька… Мы не такие, как все.
– Ты же сказала, что мы не ведьмы!
– Правду сказала.
– Значит, мы шлюхи?
– Мы не ведьмы, и мы не шлюхи.
– Тогда кто мы?!
– Помнишь сказки про лисичек, которые умеют превращаться в людей? Тебе читал их дедушка Бо.
– Да, я помню. Из-за этих лисичек люди болеют и умирают, – Настя испуганно посмотрела на мать. – Нас сглазили плохие лисички?
О Небесная Лисица Ху-Сянь, помоги мне сказать ей правду.
– Нас не сглазили. Но мы…
– Хорошо! – перебила Настя; она устала говорить о страшных и взрослых вещах; не сглазили – и отлично. – Мам, ты знаешь, дядя Шутов поехал искать пропавший отряд! Он мне даже карту показывал! Он ее из сейфа достал! Он пойдет через плохое болото! Я ему сказала, что по болоту нельзя! Но он не послушал! Он к болоту поскакал на Ромашке. А меня зато Пашка домой на черном коне привез!..
Лиза медленно поднялась с кана и на деревянных ногах подошла к полке с идолами.
– Дядя Шутов показал тебе на карте маршрут?
– Да, маршрут! – возбужденно воскликнула Настя, но тут же стала очень серьезной. – Только это секрет.
Лиза сняла с полки деревянную лисицу с тремя хвостами, опрокинула вниз головой и открыла дно. Дрожащей рукой вытянула из деревянного нутра карту. Развернула ее перед Настей.
– Вот у дяди Шутова была точно такая, только там все на русском, а не на китайском, как здесь!
Столько подлостей, столько страха, столько усилий и человеческих жизней… Неужели сейчас все будет так просто? Просто точка на карте, которую Шутов достал из сейфа… Сколько раз она пыталась заглянуть в этот деевский сейф. Сколько раз выспрашивала, известно ли ему место. Сколько раз она для этого перед ним унижалась и раздевалась, сколько раз у него потом носом шла кровь… Она так и не увидела его карту, так и не выведала, куда он идет. Но теперь Богиня наконец-то над ними сжалилась.
– Покажи мне конечную точку, Настя. Куда отправился дядя Шутов?
Дочь нахмурила брови:
– Мама, я обещала, что никому не скажу.
– Не говори, – Лиза протянула ей карандаш. – Просто молча поставь крестик на карте.
Глава 16
Когда лес редеет и меж стволов уже просвечивает плоское, отливающее янтарем и изумрудом пространство, я натягиваю поводья, спешиваюсь и выстругиваю себе крепкую, длинную, в два метра, жердину.
Отвязываю притороченный к седлу вещмешок, закидываю его на спину и говорю кобыле:
– Отсюда я сам.
Она медленно опускает голову к самой земле, как будто кивает.
Я шагаю к болоту. Ромашка, помедлив, бредет за мной.
– Иди домой! – Я беру ее за поводья, разворачиваю в сторону города, а сам иду дальше.
В плотной тине и ряске – проплешины мутной воды с лоснящимися розовыми лоскутами закатного неба – как пропитанные сукровицей повязки на гнойных ранах. Кое-где между кочек, поросших мхом, кустарником и лишайником, – россыпь бледной, еще не дозревшей клюквы. Кое-где – пучки густой, высокой травы и островки камышей.
Мне не нравится эта трава. Слишком буйная и ярко-зеленая. Плохо. Под такой травой скрываются топи. Камыши – совсем плохо… А вот мох и кустарники – хорошо. Под ними – твердая почва.
Далеко впереди, за несколько километров – каменистый холм, увенчанный единственным кряжистым, раскидистым деревом. Этот холм – конечная точка маршрута.