Лисьи броды — страница 49 из 123

Лиза засмеялась – звонко и высоко, как будто ее щекотали под мышками, – и вытянула руки вперед. Замполит, сопя, защелкнул наручники.

– Еще один подарок, товарищ Родин? – сквозь смех проговорила Лиза. – Вчера вы чулки мне принесли, в сеточку. Сегодня – наручники. Вас так привлекают мои конечности?

Горбатая торговка захихикала в кулачок. Замполит, дико тараща глаза, уставился на нее:

– Я смотрю, тут кому-то весело. Так я это сейчас исправлю.

– Вы на Машку не обижайтесь, товарищ, – подала голос Марфа; ее лицо теперь было не сплошь багровым, а как будто забрызгано красными и белыми пятнами; глаза блестели, как в лихорадке. – Машка у нас слабоумная, завсегда улыбается. А вот эту… – Марфа просунула меж спин красноармейцев указательный палец. – Так ее, ведьму! На виселицу! Во славу Господу!

Продолжая кликушествовать, Марфа попыталась просунуть всю руку и ухватить Лизу за волосы:

– В озеро ее кинуть, ведьму! Камень к ногам – и в озеро!

– Отставить мракобесие! Не мешайте процедуре задержания! – поморщился замполит.

– Аще утопати начнеть, неповинна есть, аще ли попловеть – волховъ есть! – дурным голосом провопила ему в ухо Марфа. Потом, внезапно умолкнув, принялась энергично двигать сомкнутыми губами, как хоботком, одновременно высовываясь из-за плеча Родина и примериваясь плюнуть Лизе в лицо.

– Пойдем, Марфа! Не мешай товарищам арестовывать! – подоспевшая Танька с силой дернула свояченицу за рукав.

Марфа пошатнулась – и в этот же момент плюнула. Старательно накопленная для Лизы слюна повисла на брови замполита. Лиза снова захохотала. Обступившие ее красноармейцы тоже давились смехом.

– И эту взять! – завизжал замполит. – Обеих увести!

Марфина слюна стекла с брови замполита в уголок глаза и поползла по щеке, как большая пенистая слеза. Он вытер ее рукавом.

Двое красноармейцев, гыгыкая, ухватили извивавшуюся Марфу и поволокли прочь, третий шагнул к Лизе. Она игриво ему улыбнулась и чуть повела плечом, как бы предлагая взять ее под руку. Рядовой попунцовел и положил руку ей на предплечье – как показалось замполиту, нежно и бережно.

– Отставить! – снова сорвавшись на фальцет, крикнул Родин.

Красноармеец отдернул руку, и замполит схватил Лизу сам – грубо и больно.

Рыночные торговки молча смотрели им вслед. Таня Сыч тихонько скулила, прикрыв рот ладонью.

Пусть все знают, что советский офицер унижения не прощает, сказал себе Родин. У него теперь полномочия. К его слову теперь прислушивается отдел контрразведки СМЕРШ.

– Я тебя к стенке поставлю, шлюха, – замполит на ходу еще сильнее сжал Лизину руку. – У меня полномочия.

Лиза молча ему улыбнулась.

Никакого удовлетворения от свершившейся мести замполит почему-то не чувствовал. То ли из-за плевка, то ли оттого, что с утра мутило, то ли от этой ее улыбки, в которой не было страха.

Глава 13

Владивосток. Складская зона порта. Сентябрь 1945 г.


– Врагу не сдае-отся наш го-ордый Ва-ряг… – гнусаво затянул Пика и выбрел из-за груды досок и ржавого лома на открытое место, под фонарь. Нарочно пошатываясь, направился к часовому, скучавшему с ППШ возле контейнера.

– А ну стой! – часовой резко сдернул автомат с плеча и навел на Пику.

Стало ссыкотно.

– Моряч-чок… ты ч-чо?.. ч-чо ты? – заплетающимся языком загундосил Пика, перекрикивая стук колотившегося в ушах сердца. Получилось правдоподобно. Пика вообще был мастер изображать пьяных. Именно поэтому его отправляли вперед. А не потому, что не уважали. Не потому, что было Пику не жалко, если подохнет. Это Слон ему фуфло гнал из зависти, потому что сам был шестеркой.

– Руки! Кто такой?

– Грузчик я… Гружу… Ты чо, морячок?..

Пика вскинул руки, попятился, зацепился ногой за моток веревки – и рухнул навзничь со вскриком.

– Эй? – часовой осторожно подошел к Пике и потормошил носком сапога. Пика не пошевелился. Не отводя автоматного ствола, часовой нагнулся над ним, всматриваясь, – и тогда Пика, взвизгнув, резко дернул ППШ в сторону, а другой рукой выхватил из кармана нож и несколько раз пырнул часового в живот. Тот плавно осел на землю – тихо и мирно, как будто просто улегся спать.

Слон быстро подогнал фургон к контейнеру и остался ждать за рулем, пока Пика и еще трое урок перетаскивали товар в кузов.

Они с Лысым уже волокли на пару последний ящик, когда в горле у Пики булькнуло и он как будто вдруг поперхнулся и схватился рукой за шею, отпустив свой край ящика. Фанера с грохотом раскололась, банки американской тушенки покатились по грязи и ткнулись в бок часовому, неподвижно лежавшему в луже крови.

– Чо творишь, баклан?! – возмущенно зашипел Лысый.

Пика ему не ответил. Он стоял на коленях, ковыряя пальцами горло, перхая и хватая ртом воздух.

Гвоздь. Как будто в глотку ему засунули гвоздь острием вперед и теперь упрямо пропихивали по пищеводу, разрывая нутро. Пика выпучил глаза и сделал глотательное движение. Как-то раз в «Гранитном» он заглотнул гвоздь перед шмоном, предварительно, чтоб не пораниться, загнув кончик. Через день тот гвоздь Пика высрал, разогнул обратно и пару раз потом использовал как оружие; тот гвоздь остался на зоне… Этот гвоздь был не загнут. Он был мучительно острым. Проглотить его не удалось.

– Хватит, с-сука!.. – прохрипел Пика. – Вынь!.. Все скажу!.. – он скрючил в воздухе пальцы, словно пытаясь отвести от себя невидимую враждебную руку, и задрыгал ногами. – Я во Владивостоке… в порту…

Лысый, Слон и еще двое урок ошалело смотрели на Пику, сражавшегося и говорившего с пустотой. Между ног его расползалось темное пятно влаги. Лысый суеверно сплюнул через плечо и переглянулся со Слоном:

– Канаем.

– С этим чо? – Слон кивнул на Пику; тот уже не булькал и не брыкался, а, застыв, тяжело и часто дышал. – Тут бросим? Пришьем?

– Лучше в кузов, – поразмыслив, постановил Лысый. – А там посмотрим.



Дальний Восток. Урановый рудник «Гранитный».

Сентябрь 1945 г.


Аристов резко разжал кулак и выпустил гвоздь, обнаруженный им среди личных вещичек Пики. Вытер пот, обильно проступивший на лбу и висках, задул свечи. Вырвал лист из личного дела Пики, поверх папки сыпанул кокаин, гвоздем разделил на дорожки. Лист со списком Пикиных судимостей свернул в трубочку, втянул в ноздрю порошок.

Прилив сил ощутил практически сразу. Да и в общем, не так много он их потратил. Он готовился к худшему – что опять провалится на ту сторону. Что снова не повезет. Очень странно, что Кронин устранил Флинта, но оставил в живых второго свидетеля, Пику. Не в его привычках.

Впрочем, кто знает, какие теперь у Макса привычки.

Флинт – вот тот был действительно страшен. На границе миров. Чумной. На бледном коне. С темной тенью, присосавшейся к нему сзади, а потом внезапно исчезнувшей. Тень была полковнику непонятна: на той стороне теней не бывает.

Говорят, величайшие менталисты умеют переходить на ту сторону без урона для физической оболочки, без последствий, в виде бесплотной тени, и могут оставаться там сколько угодно… Это просто легенды. Полковник Аристов был величайшим из менталистов – но так не умел.

Аристов заскрипел зубами и поморщился. Пощупал себя под мышкой. Вскрытый с утра нагноившийся лимфоузел-бубон был все еще воспаленным, и боль отдавала в руку. Но это ладно, пройдет. В приграничье и на той стороне вечно цепляешь ментально всякую дрянь, а заодно страдает и тело. Хорошо, что надолго это не пристает.

Он втянул вторую дорожку, закрыл глаза и молча позвал Силовьева.

Тот явился спустя минуту с дымящейся жестяной кружкой в руке. Запнулся на пороге спальни начлага, едва не расплескав кофе.

– Идиот, – беззлобно констатировал Аристов. – Это самый простой барьер. Я ж тебе объяснил, что надо переступать его не только ногами, но и ментально.

– Виноват, забыл, – огорчился Силовьев, но тут же воспрянул. – Зато кофейку вам принес. Растворяшка американская – мертвого поднимает.

– Сахар?

– А то ж. Пять ложек, как вы любите, товарищ полковник.

– Молодец, хоть чего-то понял. Глюкоза, кофеин, допинг… Спиритуальные методы забирают все силы. А силы нам с тобой сейчас ох как нужны, Силовьев, – Аристов поднялся из-за стола, и сердце сразу бешено заколотилось. – Потому что мы с тобой наконец-то встали на след.

– Я не понял, товарищ полковник.

– Мы едем во Владивосток. Там есть тот, кто выведет нас на Кронина. Собирай манатки, Силовьев.

– Так точно, – без энтузиазма отозвался майор и остался стоять на месте.

– Что еще?

– Глеб Арнольдович… – Силовьев смущенно, по-пингвиньи переступил с ноги на ногу. – Вот вы злитесь, что я, дескать, необучаем, но ведь вы же ничего мне не объясняете!

Аристов отхлебнул кофе, удовлетворенно причмокнул.

– Ну, допустим, Силовьев, я готов ответить на три вопроса. Что тебе объяснить?

Силовьев возбужденно облизнул пересохшие губы – он не ожидал такой легкой победы.

– Вот та ампула, которую вы с собой возите… Из-за которой фикусы все подохли… Там какой-то яд или вирус?

– Ответ будет «нет».

– Так а что там?

– Эх, Силовьев, вместо одного вопроса зачем-то потратил два… В этой ампуле – мертвая вода, как в сказках. Разрушает молекулярные связи в любом живом организме. Причем мгновенно, и достаточно одной капли. Цепная реакция. Идеальное биологическое оружие. Разработано японцами в «Отряде-512».

– А при чем тут Кронин?

– Он разменная фигура. Пешка. А впрочем… – Аристов зажмурился и залпом всосал в себя сладкий, горячий кофе. – Нет, не пешка. Скорее ферзь. Только он про это забыл и живет как простая пешка.

– И на что мы его будем разменивать? На мертвую воду?

– У тебя, майор, попытки закончились, – Аристов вручил ему грязную чашку.

Выходя из комнаты, Силовьев споткнулся.

Глава 14

На холме с раскидистым деревом на вершине, на холме, который в деевской карте отмечен черным крестом, а поверх него моей кровью, на холме, по пути к которому мы убили шесть человек и одну белую лошадь, на холме, куда я привел поисковый отряд, – на этом холме совсем пусто. Здесь нет того, ради чего имело бы смысл под покровом ночи уйти из расположения гарнизона, и увести с собой четверых бойцов, и никогда не вернуться. Здесь нет того, ради чего имело бы смысл убивать. Здесь нет вообще ничего. Только кряжистое старое дерево, украшенное белыми ленточками, красными бумажными фонарями и колокольчиками из глины. Только тихое перезвякиванье, шуршанье и шелест. Только голый и каменистый, оплетенный набухшими корнями, как венами, склон.