Князь Алексей протянул жене ключ, который достал из кармана, предложил графине Апраксиной руку и повел ее к лестнице, а девушки вернулись в кабинет.
— Давай все посмотрим, — попросила Долли, — мне ужасно любопытно посмотреть, что кому из нас отобрали.
— Не обижайся, но без разрешения мужа я не могу это сделать. Могу показать тебе только то, что досталось тебе и мне, — твердо сказала Катя.
— Ну, ладно, давай посмотрим наши украшения, — согласилась Долли, изнемогая от любопытства.
— Вот — твой ларец.
Княгиня протянула золовке большую резную шкатулку из кедра. Долли взяла ее и открыла. Драгоценности лежали в бархатных мешочках. В ларце оказались широкое бриллиантовое колье в виде гирлянды роз, а к нему — браслет и серьги, три нити крупного жемчуга, скрепленные аграфом с большим изумрудом, и серьги с тяжелыми грушевидными жемчужинам. Долли особенно понравились аметистовый гарнитур, ожерелье из золотисто-коричневых топазов, разделенных брильянтовыми и жемчужными вставками, и фермуар в виде букета цветов с сапфировыми лепестками и бриллиантовыми листьями. А множество разных колец, серег и браслетов она даже не смогла сразу запомнить.
— Ну что, ты довольна? — тревожно спросила Катя.
— Еще бы, — радостно сообщила Долли, — ведь Алекс к тому же подарил мне бабушкин гарнитур из изумрудов на восемнадцатилетие.
— Я рада, — с облегчением вздохнула Катя, — ну что, теперь будешь смотреть мои?
— Конечно, давай.
Княгиня достала из шкафа большой перламутровый ларец с фигурным ключом и несколько шкатулок. Она повернула ключ в замке ларца и откинула крышку.
Долли ахнула: на алом бархате сверкало тяжелое рубиновое ожерелье, рядом лежали два браслета, серьги и кольцо. Рубины были огромные, обрамленные бриллиантами, а само ожерелье было сделано в виде широкого полумесяца.
— Катя, это — царское украшение, на него, наверное, можно купить половину Москвы! — предположила княжна.
— В этих украшениях венчалась царевна Нина, — объяснила княгиня.
— Невероятная красота, — вздохнула Долли и попросила, — дай мне их на эту ночь, померить с моими новыми платьями. И больше уже ничего смотреть не будем.
— Ну, бог с тобой, бери, только утром положим обратно, я пока Алексу ключ не верну, — согласилась Катя, убирая свои шкатулки в шкаф, — пойдем, помогу тебе донести драгоценности.
Княгиня подхватила перламутровый ларец, Долли — кедровый, и они, обсуждая красоту украшений, дошли до спальни княжны. Здесь невестка отдала ей ларец и, попрощавшись, ушла в свою комнату.
Почти час Долли мерила украшения, подбирая под каждое одно или два новых платья. Все драгоценности были сказочно хороши! Только под роскошные рубины у нее не было ничего красного — все ее платья были нежных цветов и не оттеняли страстной красоты камней.
— Сарафан! — вспомнила Долли — ведь у меня есть ярко-красный шелковый сарафан.
Она достала из гардеробной сарафан и, раздевшись, натянула его на голое тело. Рубины над алым шелком засияли на ее белой коже царственным волшебным блеском.
— Вот так нужно носить эти украшения, — сказала своему отражению Долли, но, представив лицо Алекса, увидевшего Катю в таком виде, засмеялась. Ее брат вряд ли переживет такое.
Девушка подошла к открытому окну и выглянула в сад. Теплая летняя ночь манила на воздух, звезды усыпали небосвод, а полная луна освещала ночной сад, рисуя на траве загадочные тени. Долли так захотелось погулять, но, глянув на свой наряд, она вспомнила о прислуге.
Решив, что английская прислуга будет скандализирована, княжна не решилась выйти, но потом вспомнила о ключе, который она еще три дня назад раздобыла у Луизы. Этим ключом открывалась садовая калитка между домом Черкасских и соседним дворцом, в котором раньше жила великая княгиня Екатерина Павловна. Теперь дворец стоял пустой — в нем даже слуг не было, и Долли уже два раза гуляла по большому парку, где были маленький пруд, мраморная беседка и даже белый ажурный мостик.
Княжна взяла ключ и, выскользнув из своей комнаты, побежала по коридору, а затем по лестнице, не встретив никого из слуг. Она открыла входную дверь и вышла в сад. До заветной калитки девушка дошла за пару минут и, повернув ключ в замке, оказалась в ночном парке.
— Как хорошо!.. — вздохнула Долли.
Она гуляла по дорожкам, чувствуя себя принцессой из сказки. По кружевному мостику княжна перешла через пруд и оказалась в беседке. Мраморные скамьи были холодные, и она прислонилась к колонне, мечтательно глядя на луну. Тишина завораживала, как будто затягивала в волшебную страну. Долли закрыла глаза и произнесла свое любимое заклинание:
— Всё будет хорошо, все мои любимые люди будут здоровы, мы обязательно будем все вместе, и я буду здесь счастлива.
Вдруг сильные руки схватили девушку и резко повернули. Она испуганно открыла глаза и в неверном свете луны увидела перед собой высокого, смуглого черноволосого человека, а когда взглянула в темные глаза мужчины — ужас накрыл ее с головой. Княжна вспомнила, где видела этот холодный взгляд волка. Теряя сознание, она поняла, что Островский пришел забрать ее жизнь.
Глава 11
Герцог Гленорг подъехал к воротам своего столичного дворца, раздраженно спрашивая себя, зачем нужно было выдергивать его из поместья. Он совершенно не хотел возвращаться в пустой дом, где по-прежнему не было ни одного слуги, но обстоятельства в лице принца-регента не оставляли ему выбора. Правда, сегодня Чарльз вез с собой камердинера — срочно повышенного из лакеев сельского паренька по имени Билли, но толку от парнишки пока было мало, хотя тот и очень старался.
Когда неделю назад Чарльз увидел в окошко экипажа высокие ворота из кованого железа, а за ними прямую, как стрела, широкую подъездную аллею, его сердце радостно забилось. Как будто прорвав плотину, картины счастливого детства одна за другой начали вставать перед глазами молодого человека, и везде с ним была матушка. Ее воздушная, нежная красота так и осталось для сына идеалом на всю жизнь. Белая кожа с нежнейшим румянцем, большие голубые глаза, совсем светлые белокурые волосы и, самое главное, выражение нежной кротости и доброты на лице — превращали герцогиню Абигайль в ангела. И сейчас Чарльзу казалось, что нежный ангел в белом платье манит его то из беседки над озером, то из розария, то с балкона Гленорг-Холла.
Джон сидел рядом, затаив дыхание, он давно протрезвел и теперь смотрел на бархатные газоны парка, цветники и дом со слезами на глазах. Чарльз пожал ему руку, брат благодарно взглянул на него и кивнул головой.
Герцог не предупреждал никого о своем приезде, поэтому их не ждали. Но когда братья вошли в вестибюль, навстречу им спешил седой как лунь дворецкий Сиддонс.
— Ваша светлость, — обрадовано воскликнул он, — лорд Джон, добро пожаловать домой! Сейчас я сообщу леди Ванессе о вашем приезде.
— Не нужно, мы сообщим ей сами, — остановил его Чарльз, — она в гостиной?
Не дожидаясь ответа, он стремительными шагами вошел в маленькую гостиную, которую его тетушка очень любила и где они с Джоном всегда находили убежище, когда отец гневался. Леди Ванесса, миниатюрная женщина лет семидесяти, с пушистыми седыми кудрявыми волосами, тонкими чертами лица и большими добрыми карими глазами, сидела в кресле с книгой в руках.
— Тетушка, время над тобой не властно, — ласково сказал Чарльз, подходя к женщине, растерянно вставшей ему навстречу, — ты ничуть не изменилась за эти восемь лет.
— Мальчик мой, — пролепетала женщина, обнимая наклонившегося к ней племянника. Увидев входящего вслед за братом Джона, она заплакала, — и малыш с тобой. Боже, какое счастье — вы оба дома!..
— Не нужно плакать, дорогая, мы — дома и больше никуда не уедем, — пообещал Чарльз и отступил, давая возможность брату обнять тетушку, — мы теперь всегда будем вместе.
Первые дни в Гленорг-Холле пролетели как один счастливый миг. Тетушка и старая няня Берта не отходили от них, стараясь поудобнее устроить, получше накормить. Чарльзу казалось, что он окунулся в море любви и нежности. За последние годы, когда добрые слова, сказанные в его адрес, можно было сосчитать по пальцам, молодой человек так ожесточился и зачерствел, что теперь с удивлением чувствовал, как створки давно захлопнувшейся раковины начинают приоткрываться, чтобы пустить в сердце добрые чувства.
Герцог попробовал сосредоточиться на хозяйственных вопросах, но при первой же встрече с управляющим Гленорг-Холла Смоллом выяснилось, что поместье в последние несколько лет приносит большой и стабильный доход, а подробный доклад по всем статьям хозяйства вполне удовлетворил Чарльза. Только одно известие, сообщенное управляющим, повергло молодого человека в шок. Хотя он и ожидал этого, но в глубине души надеялся, что отец проявит сострадание к его любимому детищу, но сын слишком много хотел от железного десятого герцога — тот сразу же после отъезда Чарльза распродал всех его лошадей, а Требса, который вел племенную работу, уволил.
Смолл ушел, а герцог остался сидеть в кабинете. Он чувствовал себя так, как будто похоронил близкого друга. Когда раздался легкий стук в дверь, он с раздражением поднял голову, но, увидев в дверях миниатюрную фигурку леди Ванессы, сразу улыбнулся. Тетушка, как всегда, подслушивала под дверью, чтобы узнать о бедах, приключившихся с ее любимыми племянниками.
— Чарли, — робко начала тетушка, — мистер Смолл сказал тебе про конюшню — я понимаю, как тебе больно, но прошу, не нужно очень сильно огорчаться.
— Дорогая, спасибо тебе за заботу, — нежно поцеловав леди Ванессе руку, сказал молодой человек, — но я уже большой мальчик и умею держать удар, не беспокойся за меня.
— Ты не должен ненавидеть отца, милый, — попросила, заглядывая в лицо племяннику, старая леди. — Ты ведь не знаешь начала всей истории. Ведь твой отец женился на Абигайль против воли твоего деда, он тогда выдержал такой ужасный бой, что я думала, они застрелят друг друга. Семья твоей матушки бы