Ученому стало так стыдно, что он убежал.
Я и сам не знаю толком значения слова «пхосон». Пожалуй, это жаргонное словечко, которым дразнят провинциальных студентов.
Когда лодка пересекает реку на переправе Пённандо, ее трясет на жестоких волнах, будто корзину для веяния риса, и, кажется, она вот-вот перевернется. Однажды в лодке раздались испуганные голоса:
— О всемогущий Будда! — закричал монах.
— Изыди, изыди, нечистый! — завопил слепец.
— Да здравствует государь! — пропищала гадалка.
— Личжунтан, личжунтан! — забормотал китайский лекарь.
Лодка, к счастью, не потерпела крушения и благополучно пристала к противоположному берегу. Какой-то почтенный человек на берегу спросил:
— Ну, монах, слепец и гадалка прокричали то, что они кричат всегда, когда чего-нибудь просят. Но почему китайский лекарь воскликнул «личжунтан»?
— Да потому, — ответил сам лекарь, — что личжунтан — лучшее средство при поносе!
Проняла-таки лодка живот человеческий! Все, кто слышал это, схватились за животы и принялись хохотать.
ЛИ КИ
В окрестностях горы Пёнсан, что в провинции Хонам, жил Чо, сдавший экзамен на чин. Один сосед-корзинщик занял у него деньги и долго не мог отдать их. Однажды корзинщик пошел к подножию горы нарезать ивовых прутьев. Вдруг он увидел огромного тигра, который лежал под скалой, вытянув все четыре лапы. Обычно, когда тигр съедает собаку, он будто пьянеет и мирно спит. Корзинщик тут же вернулся и сказал Чо:
— Я только что нашел в горах убитого тигра. Так вы возьмите его, пожалуйста, в счет долга, который я не могу вернуть!
— Ах! — засуетился обрадованный Чо. — Скажи, если его потащат волоком, не попортят ли шкуру?
По совету корзинщика он велел сделать большие носилки и, прихватив с собой пять-шесть слуг, отправился в указанное место. Приблизившись, Чо на четвереньках взобрался на скалу, под которой спал тигр. Он сел, перегнулся вниз и стал глядеть на зверя. А слуги подошли прямо к тигру и с грохотом сбросили носилки на землю. Тигр вскочил, как ужаленный, огласил долину гневным рыком, взметнул песок и, ломая ветви, умчался в горы. А Чо в беспамятстве рухнул вниз со скалы, изранив себе все лицо и руки!
Оказалось, что он даже не может сесть на лошадь. В конце концов ему пришлось лечь на носилки, которые он приготовил для тигра! Таким манером он и возвращался домой. Стояла уже весна, и Чо был одет в желтое холщовое платье. Его сыновья, выйдя за ворота, увидели эту процессию издали и приняли своего собственного батюшку за тигра! Они указывали на него пальцами, радостно переглядывались, кричали даже, что тигр, оказывается, не полосатый, а весь желтый. Они побежали навстречу и тут только обнаружили, что на носилках лежит не тигр, а их отец, стонущий от ушибов!
Весь дом переполошился, а Чо заперся у себя и только через несколько лун, перепробовав все лекарства, поднялся на ноги. Разве это не хороший урок жадному человеку?
В Сеуле, у Малых Южных ворот, в семье одного ученого конфуцианца жила вдова. В особом деревянном сундуке у нее было припрятано огромное богатство, сохранившееся еще от предков: драгоценности, шелка — тонкие, атласные, узорные, украшения из раковин и еще много всякой всячины. Сундук этот, емкостью в десять сом[89], был окован железом, закрыт на замок и крепко обвязан веревками. Закрыть надежнее его было уже невозможно. Стоял он на верхнем этаже, в самом дальнем углу.
Прослышали об этом сундуке воры и задумали украсть его. Но такой тяжелый сундук ведь не унесешь, можно похитить только его содержимое. А открыть — тоже никак нельзя. Ничего придумать не могли воры, только переглядывались да слюнки пускали.
Но вот некий вор смастерил более десятка больших и малых ключей. Выбрав время, когда вдова и вся челядь крепко уснули, он с несколькими своими подручными перелез через ограду и проник в дом. Перебрав все ключи, воры в конце концов открыли драгоценный сундук и вытащили оттуда все. Затем главарь шайки надел на себя медвежью шкуру, влез в сундук, приказал своим подручным снова замкнуть его и обвязать веревками. Словом, сделать все как было, а самим уйти.
Сидя в сундуке, вор стал царапать ключом — будто скребется или грызет что-то крыса. Слуги услышали эти звуки, доложили хозяйке. Когда зажгли свечи и открыли сундук, оттуда вдруг с рычанием выскочил медведь! Слуги, бросив светильники, попадали на землю. А вор в медвежьей шкуре, подражая зверю, носился всюду, размахивая лапами. Он то спускался во двор, то снова заходил в дом и при этом рычал не переставая. Все в доме были полумертвыми от страха. А вор, побродив так еще немного, выпрыгнул в окно и сбежал.
Когда рассвело, снова заглянули в сундук. Он был совершенно пуст. «Наверно, мое добро превратилось в злого духа!» — подумала вдова. Она призвала шаманку и слепца и попросила их прочесть заклинание. Она хотела только отвести от своего дома новую беду и совсем не догадывалась, что это проделка воров. А они, как видно, были не простые воришки, а настоящие, хитроумные воры.
Если пройти примерно десятка три ли на юго-запад от города Вончжу, что в провинции Канвондо, можно попасть в деревушку Купха. Несколько лет назад откуда-то забрела и поселилась здесь некая супружеская пара. Однажды ночью, в одиннадцатую луну года кабин[90] при государе Мёнчжоне[91], тигр разломал дверь и ворвался к ним в дом. Он убил хозяина и пытался утащить его тело. Жена выскочила вслед за тигром, громко закричала. Но вокруг была тишина, ни один человек не отозвался. А тигр все тащил ее мужа. Тогда женщина крепко обхватила мужа за поясницу, и тигру пришлось протаскивать через дыру в изгороди их обоих.
— Ты убил моего супруга, — кричала женщина, изо всех сил колотя тигра кулаком, — но тело его я тебе не отдам!
До самого рассвета боролась она с тигром. То тигр перетягивал ее, то она перетягивала тигра. А когда настал день, зверю ничего не оставалось, как бросить свою жертву и скрыться. Женщина позвала соседей, похоронила мужа и, распродав хозяйство, совершила жертвоприношение. После этого жила наедине со своей тенью, храня верность мужу. Из деревни не сообщили в управу о подвиге этой женщины, достойной сравнения с добродетельными женами древности. Поэтому она не была удостоена награды. Никто не знал, откуда она пришла и куда скрылась.
ЛИ ТОКХЁН
Сок Кёниль служил гражданским чиновником в Ённаме. Это был человек недалекий и простоватый. С детства он ушел с головой в учение. Решил каждый день выучивать по сотне иероглифов и прекращал занятия только после того, как повторит их тысячу раз. Так провел Кёниль более десяти лет. Иероглиф за иероглифом прошел он от начала до конца «Четырехкнижие» и «Три канона»[92], свободно мог прочесть их и понять. В результате он выдержал экзамен по китайским классическим сочинениям. Успешно продвигаясь по службе, Кёниль вскоре стал секретарем в конфуцианском училище и одновременно занимал должность учителя. Однажды на рассвете убежала его лошадь. Кёниль испуганно вскочил с постели. Лошадь надо было быстро поймать. Впопыхах он набросил на голое тело красный халат своей жены, нахлобучил на голову ее ночной чепец и помчался вдогонку за лошадью. А лошадь прискакала на двор училища.
Когда Кёниль добежал до училища, уже совсем рассвело. В таком виде он не мог ни войти туда, ни вернуться домой. Его ждал позор. В замешательстве стоял Кёниль перед воротами как вдруг вышел школьный писарь. Глянул он — да это учитель Сок!
— Господин наставник, — воскликнул писарь, пораженный непристойным видом Кёниля, — да что же это такое! Средь бела-то дня! Люди ведь смеяться будут. Извольте подождать немного, я принесу из дома чиновничье платье, и вы сможете вернуться к себе!
И Кёниль остался на улице в женском халате и ночном чепце, даже без штанов и босой. Помереть со стыда можно! «О! О!» — стонал он, не подымая глаз. А его уже окружили зеваки. «Сумасшедший! Сумасшедший!» — кричали они и показывали на него пальцами.
Наконец явился писарь, обрядил Кёниля в чиновничью одежду и отправил домой. Об этом случае, конечно, узнали все служившие в училище. Они стали всюду о нем рассказывать, рисовать Кёниля в непристойном виде, сделали его посмешищем. И карьера его была испорчена.
Ха Кёнчхон происходил из семьи, не имевшей ни должностей, ни большого достатка. Однако был он силен духом, во всяком деле проявлял смелость и упорство. Кёнчхон дружил с ныне уже покойным Сон Ку. Они выросли в одной деревне. Когда дед Сон Ку был назначен правителем в Анджу, он взял с собой и его, и Кёнчхона. Вскоре юноши отправились в Ёнбён для обучения в буддийском монастыре. В этом большом и знаменитом в провинции Квансо монастыре было очень много монахов.
У одного ёнбёнского чиновника из управы, несметно богатого, не было сына. Решив сына вымолить, он объявил, что намерен произвести большое моление перед Буддой и сделать богатые жертвоприношения. Все монахи провинции — мужчины, и женщины, старые и молодые, даже из соседних уездов, — услышав эту новость, захотели во что бы то ни стало полюбоваться великим зрелищем. Наперегонки устремились они к месту моления. Вся округа была наводнена людьми.
Настала ночь, когда должно было совершиться моление. Делались последние приготовления. И вот Кёнчхон, этот юнец, взял да и спрятался под изваянием Будды. Когда совсем стемнело