Будучи столь близкими, они вместе и развлекались, нередко весело подшучивая друг над другом. Братья Ким очень любили черепаховый суп и частенько им лакомились. Однажды Ли Чесин, увидя, как они едят этот суп, сплюнул и воскликнул:
— И как это вы, образованные люди, можете брать в рот такую гадость? Да разве кто-нибудь, кроме варваров, питается черепахами? Никогда не ешьте эту дрянь, как бы ни были вы голодны!
— Вечно он про это, — перемигнулись братья. — Попробуем-ка накормить его черепахой. Посмотрим, что он скажет! — тайком сговорились они.
Дом Тогёна стоял особняком над озером Сонсанхо. Однажды друзья договорились все втроем:
— Давайте-ка половим рыбу в Сонсанхо да полюбуемся цветами лотосов. Проведем хорошо денек!
Собрались в тот же день. Пригласили и гостей, народу пришло много. Тогён угощал обедом. Под видом куриного был подан отлично приготовленный черепаховый суп. Суп был заправлен имбирем, черным перцем и другими необходимыми специями. Он распространял такой чудесный аромат, что не отведать его было невозможно! И все трое незаметно съели по полной большой чашке.
— Мой дом беден, — обратился затем Тогён к Чесину, — никаких деликатесов нет. Последнее время питались все больше просом, а нынче вот зарезали эту жирную курицу. Нам с братом суп понравился. Мы поели с удовольствием. А что скажет дорогой гость?
— Никогда в жизни не ел такого вкусного куриного супа! — воскликнул Чесин. И на вопрос Тогёна, не хочет ли он еще, ответил: — Честное слово, на редкость вкусно. Если нальете еще чашечку, я не откажусь!
Ему дали еще чашку. Чесин залпом выпил бульон, пустую чашку поставил на стол и опять воскликнул:
— Вот это суп!
— Ну как, — со смехом спросили у него братья, — он вкуснее черепахового?
— Я так славно поел, — всплеснул руками Джесин, — к чему вспоминать о такой гадости?!
— Эх ты, — засмеялся Тогён, — суп-то был черепаховый!
Тут все гости захлопали в ладоши и разом громко расхохотались. Тогда Чесин понял, что его разыграли, встал на четвереньки и сделал вид, будто его тошнит.
Супруга чиновника Лю Чхунхона, госпожа Хо, была дочерью главы ведомства Хо Квана[98]. Юность она провела на женской половине в Начжу, была прекрасно воспитана и строго блюла добродетель. Чхунхон, за которого ее выдали, обращался с ней очень хорошо, уважал и почитал, как самого дорогого гостя. И супруга платила ему тем же. Одежда в доме всегда содержалась в полном порядке, еда была вкусно приготовлена. Чхунхону никогда не приходилось недовольно хмурить брови. И лишь одно сильно тревожило Чхунхона — не было у жены детей.
И вот подыскал он себе на стороне наложницу. А супруга, проведав об этом, ничего ему не сказала. Мало того — она постаралась узнать и тот день, когда Чхунхон условился впервые встретиться с наложницей. Затем, втайне от него, приготовила одежду и угощения, необходимые для брачной церемонии.
Наступил этот день. Чхунхон приказал подать коня и уже собирался ехать. Тогда супруга его велела служанке вынуть из сундука новую одежду и облачить в нее Чхунхона. А потом велела приготовить столик для новобрачных и накрыть большой стол, обильно уставив его вкусными кушаньями. Словом, она устроила все так, как бывает при совершении брачной церемонии. Чхунхон удивился и спросил, в чем дело.
— Когда я вступала в брак с вами, господин, — улыбнулась супруга, — делались точно такие же приготовления. Теперь вы вступаете во второй брак, и здесь ведь тоже не обойтись без церемонии!
Чхунхон отказался от наложницы.
Матушка «Дара Цзяннани» — жена Хван Бона, судовладельца с реки Соган, что в столице. Дом его был расположен на горе Чамду, а сам он торговал всюду на своем корабле. Однажды, в годы правления государя Сончжо[100], Хван Бон вышел в море, попал в тайфун и не вернулся. Жена его, считая мужа погибшим, сшила себе белую одежду и соблюдала трехлетний траур. Бездетная, в полном одиночестве жила она, испытывая всевозможные житейские трудности. Так прошло несколько лет.
Но вот однажды нежданно-негаданно от Хван Бона пришло письмо из Китая. «Тогда тайфун подхватил корабль, — писал он, — и прибил его к побережью Китая. Сейчас я служу работником в доме простолюдина».
Получив письмо, — не сон ли это? — его жена удивилась и обрадовалась. Она плакала и смеялась, сделалась как безумная. Она-то думала, что муж ее погиб в море, а он, оказывается, жив и находится в Китае! Да пусть ей даже придется от деревни к деревне побираться с сумой, она все равно отправится к своему мужу! «Пусть даже в дороге случится несчастье, и я погибну — все равно пойду!» — твердо решила женщина.
Когда об этом узнали родственники, они стали горячо ее отговаривать:
— Да ведь на границе с Китаем есть заставы, свободный проход через них запрещен. Человек, не знающий языка, в иноземной одежде, не сможет проникнуть в Китай. А нарушителей границы строго наказывают. Невозможное это дело — одинокой женщине пройти через заставу и отправиться на тысячи ли в глубь чужой страны. Ты, конечно, не сможешь добраться до места и будешь валяться на какой-нибудь дороге безвестным трупом. Откажись-ка от этой затеи!
Так они ее предостерегали и удерживали. Но жена Хван Бона твердо решила идти. Она даже и вида не делала, что слушает родственников. Смело покинула она дом, тайком переправилась через реку Амнокган и вступила на китайскую землю. Одежда ее превратилась в лохмотья, волосы спутались, по лицу грязными ручейками стекал пот, покрасневшие икры были неприкрыты.
Вот в таком виде, прося милостыню, скиталась она по далекой чужбине и только через год добралась до земель Цзяннани. Женщина каждый день обходила прежде всего уезды и поселки на морском побережье. Она искала, искала и в конце концов в одном уезде нашла своего мужа.
Тогда оба они покинули Цзяннань и отправились на свою дорогую родину. В пути жена Хван Бона забеременела и, возвратившись в дом мужа, родила дочь. Ее назвали Цзяннань ток, что значит — «Дар Цзяннани», и жители той местности стали называть жену Хван Бона — матушка «Дара Цзяннани».
Скажут, пожалуй, что о таком можно прочесть только в книжке. Несмотря на строгую, как во время войны, охрану границы между Кореей и Китаем, испытывая лишения и голод, одинокая женщина побывала в Китае, будто в соседней деревне, и разыскала-таки своего мужа на далекой чужбине. Неслыханное дело! Такая смелость и супружеская верность — хороший пример трех добродетелей женщины[101] как для древних времен, так и для нынешних. Матушка «Дара Цзяннани» покинула этот мир в преклонном возрасте — восьмидесяти лет.
Записано летом в тринадцатый год правления короля Кванхэ[102].
Хван Сусин, сын министра Хван Хыя[104], в юности был очень влюблен в одну кисэн. Узнав об этом, отец его, Хван Хый, сурово отчитал его. Однако сразу оборвать горячую страсть было нелегко. Сусин понимал, что поступает нехорошо, но по-прежнему продолжал бывать в доме кисэн.
Однажды Хван Сусин, как обычно, возвратился от нее домой. Отец, в парадном чиновничьем платье, встретил своего сына с почетом, как высокого гостя. Не понимая, что это значит, Сусин очень удивился и испугался. Поклонившись отцу до земли, он спросил, что случилось.
— Я обращался с тобой, как с родным сыном, — отвечал отец, — но ты меня не слушался. Значит, ты не считаешь меня своим отцом. Я больше не могу встречать тебя иначе, как гостя!
Беспрестанно кланяясь до земли, каялся и просил прощения Сусин. С тех пор он перестал посещать кисэн и ничего даже не слышал о ней. Но однажды, будучи сильно пьяным, он сел на коня — и дальше уже ничего не помнил.
В полночь Сусин немного отрезвел, открыл глаза и видит: горит свеча, а рядом с ним — красавица кисэн, в которую он был влюблен прежде! Мило улыбается, держится скромно.
— Зачем ты пришла сюда? — удивленно спросил Сусин. Сознание еще не прояснилось, и он считал, что лежит у себя дома.
— А куда же мне идти из своего дома? — нежно улыбнулась кисэн.
Тут только он совсем пришел в себя и внимательно огляделся. Ну конечно, он находится у нее! «Как бы ни был я пьян, я не должен был приходить сюда. Виноват, конечно, подлый слуга!» — подумал Сусин. Он рассвирепел и, кляня слугу, хотел убить его.
— Вчера, на обратном пути, — сказал в свое оправдание слуга, — конь повернул к этому дому. А я, ничтожный, решил, что господин, верно, сам потянул за уздечку!
А было вот как. Еще в те времена, когда Сусин часто ездил к своей возлюбленной, коня здесь хорошо кормили. Он, конечно, запомнил сюда дорогу и невольно привез Сусина к этому дому. Слуга тут был ни при чем. Поняв это, Сусин выхватил меч и отрубил голову своему коню!
Некто Со Чхоллён из государева рода Ли хорошо играл в чанги. «Я самый лучший игрок на Востоке!»— говаривал он, похваляясь, что нет ему в мире достойного противника.
Один старый солдат, прибывший из провинции на обучение в сеульские казармы, зашел как-то к Со Чхоллёну, ведя под уздцы великолепного коня.
— Слышал я, что вы здорово играете в чанги, — сказал он. — Может быть, соблаговолите сыграть со мной, ничтожным? Проиграю — отдаю коня!
И они сразились. Из трех сыгранных партий солдат проиграл две. Без колебаний отдал он коня Со Чхоллёну.
— Только, прошу вас, хорошенько его кормите, — прибавил он при этом. — А кончится срок обучения, — надеюсь, своего коня отыграю!
— Будь спокоен! — засмеялся Со Чхоллён и с радостью согласился.