Лис глухо зарычал, заерзал, и она повернула голову. Так она и думала. К ним кто-то приближался.
Облаченный в яркую синюю рубаху с вышитым воротом, подвязанную кожаным поясом, тонким, дорогим, и легкие полотняные штаны мужчина был светловолос и носил аккуратную бородку.
Наверное, из-за бороды она его сразу и не узнала.
– Василиса… – подойдя к ним поближе, он остановился и широко улыбнулся. – Как я рад тебе! Когда мне сказали, что в деревню явилась ведьма, у ног которой вертится лис, я сразу понял, что это ты! Здравствуй…
Радим принюхался. Потом спрыгнул с ее колен и встал напротив мужчины, воинственно взъерошив шерстку, отчего его шрамы обнажились.
– Василь? – подняв брови, спросила она.
Это действительно был он. За годы, что они не виделись, он не только отрастил бороду, но и заматерел, раздавшись в плечах.
Радим продолжал настороженно смотреть на бывшего приятеля. Она видела, что он сдерживается, чтобы не оскалить зубы.
Василь посмотрел на лиса, и его лицо изменилось, потемнело. Уголки губ опустились. Он разом постарел лет на десять.
– Здравствуй, Нелюдим, – тихо сказал он.
Радим фыркнул, перестав ерошиться. С гордым видом он сел посреди грязной улицы и обвил пушистым хвостом свое тело.
Василь попытался улыбнуться Старому Лису, но получилось не очень. А потом вновь перевел взгляд на нее.
Радость встречи, вспыхнув на миг, рассыпалась искрами, истлела, превратившись в пепел. Пепел разбитых надежд и бессмысленного существования. Горечь потери. Она ведь все потеряла, оставив это место. Даже Радим-человек принадлежал только Тихой Пади.
– Когда она умерла? – кивнув на дверь избы, спросила Лиска.
Лиска… впервые за много лет она подумала о себе так.
Василь нахмурился, переступил с ноги на ноги на ногу и тяжело вздохнул. Солнце палило нещадно, и его рубаха прилипла к телу, однако он передернул плечами, будто его знобит.
– Через три месяца как… как вы ушли. Ты только не подумай, Нелюдим, мы о ней не забывали! – зачастил он, уставившись на хмуро взирающего на него лиса. – Но ты же сам знаешь… совсем плохая она была! Мы ее потом со всеми почестями похоронили! А староста оставил этот дом за тобой… я сказал ему, что ты не погиб, а ушел вслед за Василисой.
Смотреть на оправдывающегося перед лисом рослого широкоплечего мужика, который одним движением этому самому лису может горло свернуть, было даже немного забавно.
Она почувствовала, что ее губы растягиваются в легкой улыбке.
– Тут пару лет назад к нам несколько семей прибилось… беженцы. Одна хотела этот домик выкупить, чтобы новый не строить… но староста не дал. Сказал хозяин есть. Что он вернется. И был прав.
Надо же… неожиданно.
Лиска снова посмотрела на пока что ясное небо.
Уничтожить. Или спасти.
– Да и ты тоже не сердись на нас, Василиса, – продолжил Василь. – Испугались тебя тогда. Силы твоей. Не надо было тебе бежать. Дурак я, направил… А через время разум-то у нас прояснился… и взвыли. Плохо получилось. Прости. Ты нас спасла всех, а мы тебя и не поблагодарили.
Она усмехнулась, глядя, как Радим широко зевает, показывая Василю свою широкую зубастую пасть.
– Не сержусь я, – ответила она. – Не будь мы в Вилийском княжестве, вы бы меня на вилы подняли. А так…
– Ты нас спасла, Василиса, – перебил ее мужчина. – Всех спасла.
– Не всех… – грустно ответила она, кивая на лиса, на шее и боку которого даже издалека были видны проплешины из-за шрамов.
Василь понурился.
– Но он же жив, – тихо сказал он.
– А ты бы хотел себе такую жизнь? – спросила она.
Василь покачал головой.
– Не знаю. Но смерть, она окончательна. А так… так есть надежда. Ведь она есть?
Лиска пожала плечами, предпочтя промолчать.
– А моя изба? Ее никто не занял?
Василь одарил ее странным взглядом.
– Нет… – сдавленно сказал он. – Ты сходи туда. Сама увидишь.
– Сожгли? – усмехнулась она.
Уничтожить. Или спасти.
Василь, не обращая внимания на зарычавшего Радима, приблизился к ней и сел на корточки, чтобы их лица оказались друг на против друга. Надо же… а ведь он морщинами покрылся весь…
Она, впрочем, тоже уже не юная девчонка…
– Ты сходи, Василиса. Зачем я буду что-то тебе говорить, если своим глазам ты поверишь сильней.
Радим зарычал громче.
– Укусит… лучше отойди, – улыбнувшись, сказала она. – Ладно. Схожу.
Василь опасливо покосился на лиса и, встав на ноги, сделал несколько шагов назад.
– А чего это мы все обо мне? – протянув руку, она погладила своего лиса по голове, успокаивая. – Ты как живешь? Смотрю, браслет на тебе брачный… ты хоть счастлив?
Василь улыбнулся.
– Ты же знаешь, что я тебя любил. Непросто было тебя забыть. Но да… Здислава оказалась терпеливой. Дождалась меня… осадой взяла. Близнецы у нас. Девочка и мальчик. Дочку Василисой назвал.
Она поняла, что на ее глаза наворачиваются слезы.
– Я… я даже не знаю, что сказать. – растерянно проговорила она.
– Ничего не надо, – Василь сверкнул зубами в улыбке. – Ты бы все равно меня не выбрала. Нелюдим всегда был твоим солнцем. И остается до сих пор. Я искренне желаю тебе найти способ его вернуть. Слышишь, лис? Счастья я тебе желаю.
Радим хмуро зыркнул на приятеля и прыгнул ей на колени.
Лиска нежно почесала своего родного лиса за ухом, а потом столкнула его на землю
– Ну что же… до темноты еще долго. Время есть. Пошли-ка посмотрим, что нас ждет в избушке моей тетушки.
– Ты вернешься? – спросил Василь.
Она замерла. Сжала зубы, чтобы не сказать лишнего.
– Вернусь, – отрывисто ответила она.
Поднялась на ноги, поправила лук и протянула Василю котомку.
– Сохрани до вечера, – попросила она.
Он сжал в руках ее нехитрый скарб.
– Ты очень изменилась, – сказал он. – Не внешне даже, а внутри. Но все равно осталась той Василисой, что я когда-то полюбил.
Она кивнула.
– Спасибо, Василь. Я вернусь. Радим покажет твой дом.
– Я буду ждать, – ответил он.
Она подарила ему последнюю улыбку и прошла мимо, уверенным шагом направившись обратно к воротам.
До темноты еще есть время.
Еще есть время понять, на какой из дорог лежит яркий камень, оставленный Душицей.
Покинув деревню, Радим немного успокоился. Перестал порыкивать и бросать на нее укоризненные взгляды.
Ревнивец всеми силами пытался ей показать, как он недоволен тем, что она оставила котомку у Василя.
– Не ругайся, – нежно пропела она. – Он все-таки тебя вытащил из деревни тогда. Не сделай он этого – я бы тебя, возможно, и не спасла.
Но Радим все равно был недоволен. А ей было приятно от этого. Когда они оба были людьми, им была недоступна эта сторона отношений. Ревность…
А сейчас его чувство собственничества выглядело забавно.
Он ведь знал, что она до сих пор нетронута. Он знал, что она ищет способ его вернуть. Но все равно каждый раз пытался отвадить любого, кто к ней приблизится.
Опушка встретила их скрипом вековых дубов и легким шелестением подлеска. Она даже остановилась, решаясь вновь ступить под сень вековых крон.
Надо было просто выбить из Василя правду. На самом деле, она совсем не хотела возвращаться туда, где когда-то жила.
Но выбора не было. Сейчас – нет.
Каким бы медленными ни были ее шаги – она все равно добралась до старой ведьминской избушки.
И увидела.
Цветы.
Ромашки, васильки, львиный зев, ленок, хризантемы (засохшие, с прошлого года), незабудки, вишневый и яблоневый цвет, сирень и даже розы!
Розы могли расти только в саду у старосты… уж слишком много ухода требовали…
Цветы, свежие и засохшие, покрывали крыльцо, маленький огородик, окна…
Вот, что имел в виду Василь!
Деревенские не могли поблагодарить ее. Не могли поблагодарить Душицу. Но не забыли, кто их спас.
Старый Лис принюхался, а потом с удовольствием зарылся носом в сухостой.
Было видно, что в избу не входили, просто оставляли цветы рядом.
Лиска же не знала, что ей делать. Что подумать.
Что решить.
Теперь она понимала, почему Василь не хотел говорить. Такое действительно стоило увидеть. Она не решалась ступить на засохшие цветы, боясь потревожить покой Душицы, похороненной на заднем дворе. Интересно, там тоже цветы есть?
Но что-то толкало ее вперед. Сминая сапожками сухие стебельки, она поднялась по ступеням и открыла дверь.
Из избы на нее дохнуло затхлостью. Восемь лет никто не заходил сюда.
Никто на не осмелился шагнуть на порог дома мертвой вещуньи. Только она, Лиска.
Радим прошмыгнул между ее ног и шаловливо уткнулся носом в старое истлевшее одеяло, что упало с ее лавки. Ее лавки. Она когда-то спала на этом…
Лис громко чихнул, не позволяя ей упасть в бездну воспоминаний.
– Сильно не шали, – сказала она, оглядываясь.
Зачем она здесь? Зачем она нарушила покой мертвого места? Она ведь даже некоторые вещи с собой взяла, когда уходила. И судя по всему, ничего нового ее здесь не ждет. Она уже все увидела. И уже решила, что будет делать. Почти – решила.
Уничтожить.
Или спасти.
Быть здесь трудно. Затхлость и мертвый запах делали свое дело: хотелось уйти. Но что-то держало. Она будто наяву чувствовала теплые пальцы Душицы на своих плечах. Дух это, или нет, думать было некогда. Потому что ее толкали к старому сундуку, в котором тетушка хранила свои платья.
Когда Лиска отсюда уходила – она даже не открывала его крышку. Незачем было. А сейчас…
А сейчас она кожей чувствовала дыхание судьбы, щекочущее шею. Ее направляли.
Радим сел спокойно на пол и, поджав когти на передних лапах, нервно наблюдал за ней. Будто завороженная, она подошла к тому сундуку и откинула крышку.
На самом верху лежал большой конверт. Когда она взяла его в руки, из него выпал другой конверт, поменьше.
На спланировавшем вниз запечатанном сургучом письме было написано:
«Потом».