Лис подбежал к конверту и взял его в зубы, а она вытащила и большого еще одну бумагу.
Развернула ее.
Слова прыгали перед глазами, строчки сливались от набежавших слез, и она тороплива смахнула их, чтобы не упали на бумагу и не размазали чернила.
Радим выплюнул конверт со словом «Потом» и, поскуливая, встал на задние лапы, передними зацепившись за пояс ее алого платья.
Одной рукой она продолжала сжимать бумагу, а второй ласково провела у него между ушами.
– Все хорошо, родной… Все хорошо.
Вернув крышку на место, она села на сундук и сосредоточилась на письме.
Здравствуй, моя родная Василисочка!
Если ты читаешь это письмо спустя годы после моей смерти, значит, я все сделала правильно. Прошу тебя только об одном, второй конверт вскрой после того, как сделаешь выбор.
Мой дар вещуньи – это проклятие. Я никогда не могла говорить о чужой судьбе прямо. Никогда не могла направить по нужной дороге словами.
Если я все сделала правильно, то и ты все сделаешь правильно.
Наш выбор складывается из событий. Твой же зависит слишком от многих обстоятельств. Слишком много людей должны повлиять на него.
И я была слишком жестока, достигая своей цели. Ты – добрая девочка, и я уверена, что когда ты прочтешь эти строки, твоя доброта никуда не уйдет.
Лишь одна дорога, не твоя, могла заставить тебя сойти с выбранного пути. И мне пришлось быть безжалостной.
К тебе.
Ты уже была в Тихой Пади, не так ли? А значит, ты уже стоишь на распутице. Ты видишь этот яркий сияющий камень, что я положила на верном пути? Я собирала его из песчинок долгие годы, втайне от тебя.
Ты его видишь?
Ты помнишь, что я сказала тебе в день твоего одиннадцатилетия? Помнишь, какой выбор я озвучила?
Этот день пришел, и ты сама его выбрала. Сама.
Сейчас тебе или двадцать четыре или двадцать шесть. Если второе – значит, я где-то ошиблась.
Если первое, то все сделала правильно. И твой выбор будет именно таким, каким он и должен быть.
Ты же помнишь, да?
Как только твоя нога ступит на землю Тихой Пади, деревня будет обречена. В ту же ночь в нее придут страшные существа, и уничтожат всех, кого ты знала. Сотрут Тихую Падь с лица земли.
Они уже приходили, Василиса. Я знала, что умру в тот день, и сама выбрала свою смерть. Я умерла тихо, мне не было больно.
К сожалению, я не видела своей судьбы дальше того дня, а значит, все мои попытки спастись обернулись бы неудачей.
Но ты жива. Ты бы выжила в любом случае, но выбор других должен определить, что ты будешь делать.
Ты видишь этот выбор?
Ты видишь этот камень, сверкающий и огромный?
Когда все кончится, открой второй конверт.
Я надеюсь, что ты меня простишь.
Я очень люблю тебя, родная.
Твоя Душица.
Лиска перечитала письмо три раза, но так и не поняла, зачем тетушка его оставила. Бумага, пролежавшая в сундуке восемь лет пахла яблоневым цветом и сиренью, а вместе со словами в душу Лиске лилась грусть.
Душа, и так неспокойная предстоящим, рвалась из тела, металась раненой птицей, заставляя вытирать непрошенные слезы.
Второй конверт она открывать не стала. И даже не потому, что тетушка об этом попросила. А потому что ей нужно было успокоиться.
Выбор должен быть простым.
Душица писала, что яркий сияющий камень уже лежит перед ней, указывая верный путь. Но где он? Почему она его не видит?
Лиска сложила письмо вчетверо и сунула за пазуху. Туда же отправился и запечатанный конверт.
«Потом».
Потом, так потом. Ей нужно найти этот несчастный камень, который по утверждению вещуньи, уже сияет на верной тропе!
Оглядев убранство избы, Лиска поняла, что больше ей делать здесь нечего. Почему-то после письма тетки все вокруг стало казаться ей чужим.
Она встала, отряхнула платье и глубоко вздохнула.
– Пошли отсюда, – шепнула она встревоженному лису.
Радим коротко тявкул по-лисиному.
– Нет. Не буду я пересказывать. Да и нечего. Я все это знала и до письма, – она всхлипнула. – Знаешь, я будто ее голос слышала.
Лис снова подошел к ней и встал на задние лапы, упершись в ее бедро и заглядывая ей в глаза.
– Все хорошо, – она села на корточки и обняла его. Радим уткнулся мокрым носом ей в ухо, а потом лизнул щеку. – Щекотно! Пошли уж… Нечего нам здесь делать.
На могиле тетушки тоже были цветы.
– Пошли, на Безымянку сходим, – разглядывая свежие анютины глазки и засохшие подснежники, оставшиеся с весны, – предложила Лиска.
Радим согласно фыркнул.
Изба уже почти скрылась за деревьями, когда она обернулась, чтобы посмотреть на нее в последний раз.
И увидела.
Камень.
Собранный из песчинок, сияющий и огромный.
Усыпанную цветами избушку, а ведь для того, чтобы цветы всегда были свежими, сюда приходили почти каждый день!
Оставленный за Радимом дом, а ведь Василь знал, что бывший приятель бегает на четырех лапах.
Девчонок и мальчишек, приходивших к ней в гости, потому что она не могла прийти к ним.
Василя, отстраняющегося от нее, хотя она была готова отдать ему свою честь.
Ее выбор очевиден. И сейчас это стало ясно, как день.
Теперь она точно знала, в какой цвет окрасится небо над Тихой Падью.
Безымянка встретила их обмелевшим и заросшим камышом берегом. Вместо озера, где было так прекрасно купаться, она превратилась в болото.
Слушая кваканье лягушек, Лиска пыталась понять, что она чувствует. Разочарование от того, что одно из самых лучших детских воспоминаний теперь не вернуть?
Вину, потому что подчиняясь ее воле вода когда-то покинула озеро?
Или гордость от того, что она тогда спасла Тихую Падь, пожертвовав Безымянкой?
Наверное, все вместе.
Радиму здесь не понравилось. Когда она устроилась на траве, он сжал зубами подол ее платья и начал тянуть, показывая, что не хочет проводит время, вдыхая запах тины и разложения.
– Предлагаешь в деревню вернуться? – улыбнувшись потугам лиса сдвинуть ее с места, спросила она.
Радим оскалился.
– Не хочу. Рано еще. Для меня Тихая Падь – это нечто таинственное и запретное, спрятанное за частоколом. Люди, добрые, лишенные зависти. Я не хочу это менять. Не хочу.
Лис вздохнул и лег рядом, смиряясь с судьбой.
Когда солнце начало клониться к горизонту, она провела рукой по густой шерстке Радима и произнесла.
– Я хочу, чтобы ты остался здесь до утра.
Он сразу же взъерошился и зарычал.
– Не спорь. Ты же понимаешь, что помочь ничем не сможешь. А буду за тебя волноваться.
Радим вскочил, и отбежал от нее, продолжая рычать. Он не собирался оставлять ее одну.
– Родной… пожалуйста! Я не хочу, чтобы тебя задела моя война. Не надо.
Но лис непреклонно бил хвостом по земле, всем свои видом показывая, что не собирается исполнять ее просьбу.
Она, конечно, могла его привязать, задержать здесь до того момента, как все закончится. Но он тогда ее никогда не простит.
А она никогда не простит себе, если с ним что-то случится.
Что же делать?
Времени на пререкания больше не было. Она встала, еще раз проверила тетиву, пересчитала стрелы и двинулась к деревне.
Лис упрямо шел за ней, держась на приличном расстоянии, чтобы она его не изловила. Понимал, паршивец, что будь у нее возможность, так бы и сделала. В конце концов, она сказала:
– Ладно. Только держись рядом, хорошо? Тогда я тебя не задену. Слышишь?
Радим повел носом, будто пытаясь по запаху определить правдивость ее слов, и удовлетворенно фыркнул. Подбежал к ней поближе, и забрался под подол ее платья.
– Так-то лучше, – хмыкнула она.
Солнце коснулось леса нижним краем, когда она дошла до дома Василя. Хозяин ждал их на крыльце, нервно стругая что-то ножом. Приглядевшись, она заметила, что это деревянная куколка. Тонкие ручки, волны волос, подол, из-под которого выглядывает лисья мордочка…
– Подаришь? – с улыбкой спросила она.
– Раскрасить надо, – ответил Василь. – Потом подарю. Ты за вещами пришла?
Она покачала головой.
– Не совсем. Василь… как только сумерки сменятся ночью, сюда придут мары.
– Что? – он вскочил, выронив из рук нож и куколку.
– Я… чувствую, – не говорить же, что они из-за нее придут. Что деревня была обречена на нападение мар, как только ее нога ступила за частокол. – Предупреди всех. Женщины и дети пусть остаются в домах. Я помогу. Мы отобьемся. Как в прошлый раз. Торопись, Василь.
Плотник посмотрел на нее шальными глазами, а потом со всех ног побежал.
– Василь! – окликнула она.
Тот обернулся.
– Не вздумайте поджигать избы. Не поможет. Так справимся.
Он кивнул и вновь побежал. Наверное, к дому старосты.
Лиска глубоко вздохнула и села на крыльцо. Вытащила запечатанный конверт и начала вертеть его в руках, не решаясь открыть.
«Потом».
Душица писала, что открыть конверт нужно, когда она сделает выбор. Она сделала. Так может, стоит, наконец, понять, что тетушка имела в виду? Она решила, что спасет деревню. Да и вряд ли ее выбор мог стать другим. Жители этой деревеньки всегда были добры к ней, ей не за что держать на них зло. Пожалуй, не знай Лиска об этом выборе, она бы и не сомневалась ни секунды.
Она не представляла, что долно было произойти, чтобы она пожелала всем этим людям сгинуть в лапах жутких ночных существ. Что они могли сделать, чтобы она просто ушла, оставив их на растерзание?
Но Душица всегда говорила про выбор.
Так и не решившись открыть конверт, Лиска запихнула его обратно, глянув на Радима.
Лис нашел выроненную Василем куколку и с упоением грыз ее, будто срывая злость. Ну вот, опять.
– Почему ты так его не любишь? Он же спас тебя, вытащив тогда из деревни. Да и дружили вы вроде…