– З…зачем ты волосы так коротко отстриг? – спросила она сквозь рыдания.
Глупый вопрос, неуместный. Почему она задала именно его?
– Ты знаешь, сколько на мне было блох? – рассмеялся он. – Жаль, что ты бороды моей до пояса оценить не смогла, очень уж хотел тебе показать. Но там тоже того… живности развелось.
Она разрыдалась еще сильнее.
– Ну чего ты, Лиска? – кажется, он начинал тревожиться за нее. – Хватит меня уже поливать, я не цветок!
Она медленно разжала одну руку и провела по его шее. Под пальцами бугрился старый шрам.
– Это действительно ты! – воскликнула она. Немного отстранившись, она сморгнула слезы, уставившись на него во все глаза.
– Конечно, я! – кажется, Радим даже растерялся. А потом прищурился и подозрительно спросил: – А до этого ты на ком рыдала?
– Скажи, что ты мне не снишься! – потребовала она.
Но вместо этого он обхватил ее голову ладонями и прильнул к губам.
– Ты не представляешь, сколько лет я об этом мечтал, – на миг оторвавшись от нее, выдохнул он. А потом снова накрыл ее губы своими.
В свой первый и единственный раз Лиска целовалась с Василем, и ей почему-то было стыдно от того, что она толком не умеет этого делать. А потом она вспомнила, что Радим восемь лет бегал на четырех лапах.
При чем тут лапы, она не знала, но ей стало смешно от этой мысли. А еще – жарко. Ей хотелось убрать одеяло, которое липло к телу и казалось таким неуместным, что она не понимала, как оно вообще на ней оказалось.
– Подожди, – тяжело дыша, попросил Радим, когда она начала осуществлять задуманное, – подожди, родная…
Он крепко обнял ее, обжигая дыханием шею. Нет, она не была смущена: будучи лисом он не раз видел ее обнаженной, а еще она столько лет мечтала оказаться в его объятиях, что сейчас не понимала, чего они должны ждать.
Чего уж таить, она все еще боялась, что он – всего лишь яркий сон, и хотела насладиться дивной грезой до конца.
От Радима пахло зверем. И свежей выпечкой. Кажется, на первом этаже пекли пироги.
Она с удовольствием провела по ежику его коротких волос и потерлась щекой о щетину. Сколько же она спала, интересно?
Хотя, она ведь до сих пор спит? И это слишком сладкий сон, чтобы думать о всяких пустяках!
– Лиска… не надо, подожди… – он на миг прижался губами к ее шее, оставляя там обжигающий след. – Я хочу… мне нужно кое-что знать.
Она замерла.
Разум немного прояснился, она начала понимать, что не спит. Она не спит! Потому что наши грезы никогда нам не перечат.
Она снова это сделала. Теперь – наоборот. И снова не помнит и не понимает, как ей удалось вернуть к жизни того, кто погиб.
А еще – он с ней. Сейчас. И он ее любит! Она знала об этом давно, но его губы, жадные, жаркие, родные, дарящие нежность и ощущение безграничного счастья, развеивали последние крохи сомнений.
Он здесь.
Он жив.
Он человек.
От счастья и осознания, что все вокруг – не сон, кружилась голова, и Лиска прижалась к Радиму всем телом, прошептав:
– Не отпущу. Никогда больше тебя не отпущу…
– Лиска, прости меня, но я должен знать, – упрямо говорил Радим, тяжело дыша, почти задыхаясь. – Должен…
– Я люблю тебя! – не слушая его, шептала она. – Ты мое солнце и моя жизнь, я умерла бы без тебя…
– Лиска!
Она положила голову ему на плечо, не в силах разжать объятия.
– Что, родной?
Радим замер, и ей показалось, что он перестал дышать.
– Когда… в ту ночь, когда мары пришли в первый раз… я тогда тебя сильно обидел. Я думал, что умру, хотел, чтобы ты легче все пережила…
– Я знаю… я не сержусь, милый!
– А потом… потом я стал лисом. И первое, что почувствовал, когда очнулся – запах. Запах Василя на тебе. Скажи… скажи он… он не обидел тебя? Что он себе позволил? Вы были вместе, когда от тебя ушел, да?
Лиска застыла. Медленно, пытаясь осознать, с какой ношей Радим жил все эти годы, она отстранилась и посмотрела в его ярко-зеленые глаза.
– Ты поэтому на него все время рычал? – спросила она.
Его взгляд полыхнул болью.
– Я был таким дураком, Лиска, – прошептал он.
Она снова обняла его, чувствуя, как между ними тает комок недопонимания. Тот, который невозможно было растопить, пока один из них не мог говорить.
– Он меня только целовал, слышишь? – жарко заговорила она. – Только целовал! Я… ты прости, я ведь действительно тогда очень обиделась… но он не коснулся меня!
– Косу расплел, – глухо сказал Радим. – На волосах тоже запах был.
– И ничего больше! Ничего! И не обижал он меня… – она решила, что никогда не скажет, что была готова отдать большее. Все мы совершаем ошибки, и она была благодарна Василю, что он не позволил ей тогда совершить глупость.
Радим глубоко вздохнул.
– Дураком я был, Лиска, – повторил он.
– Я тоже… того, не очень умная была. Пусть и ведьма.
Она еще раз проговорила про себя: «Он здесь. Он жив. Он человек».
А потом, больше не сомневаясь, скинула с себя одеяло и забралась к нему на колени.
– Я и не думал, что ты такая бесстыжая! – ошарашенно сказал он, глядя на нее потемневшими глазами.
– У тебя научилась. Ты помнишь, что все время лез мне под юбку?
Он здесь.
Он жив.
Он человек.
Он сжимает ее в объятиях, целует, опускает на кровать, срывает с себя одежду… снова целует…от него пахнет зверем. Совсем чуть-чуть.
Но это пройдет.
За окном уже давно стемнело, а они, утомленные и расслабленные, лежали в обнимку, не в силах оторваться друг от друга.
– Сколько я спала? – спросила она.
Радим перебирал ее волосы, спутанные после их страсти. Теперь он пах ею.
– Пять дней. Я успел продать дом, купить коня и привезти тебя сюда, в Высокую Речку.
– Как там… Тихая Падь? – сглотнув, прошептала она.
Очень хотелось пить, но вставать и идти до стола, где стоял кувшин с водой, не было сил. А еще это означало разомкнуть объятия, но мысль об этом была невыносимой.
Радим шмыгнул носом, как будто фыркнул.
– Нормально. Везде трупы мар, зато люди почти все живы.
Лиска поняла, что теперь мысль о деревне не вызывает у нее никаких эмоций. Эта страница теперь закрыта для нее. Навсегда.
– Мы сделали для них все, что могли, – поглаживая пальцами жуткий шрам на его боку, сказала она.
Радим почему-то напрягся.
– Намного больше, родная. Намного больше…
Она приподнялась на локте и посмотрела на него. В темноте его глаза блестели.
– О чем ты?
Радим глубоко вздохнул.
– В общем… я не выдержал. Открыл второй конверт.
Надо же, а она и забыла про него совсем.
– Лиска… – теперь голос Радима звучал тревожно. – Во втором письме твоя тетка все объясняет. И… я даже не знаю, как сказать… Это письмо адресовано мне. Она знала, что именно я его прочту.
– Тебе? – удивилась Лиска.
– Да… хочешь сама прочитать?
– Нет… – она снова устроила голову у него на груди. – Лучше так расскажи. Я хочу слышать твой голос. За восемь лет я по нему очень соскучилась.
Радим громко сглотнул.
– Душица обладала очень сильным даром, – начал он. – Намного сильнее, чем мы думали. Я должен был это понять… ты ведь очень сильная ведьма, а вы с Душицей – родная кровь.
– Я не понимаю…
– Просто слушай. Много лет назад та, которую в Тихой Пади прозвали Удушливой Ведьмой, увидела судьбу деревни. Страшную судьбу, проклятую. Мар, стирающих селение с лица Вилийского княжества. Сколько бы не искала она, не могла найти путь к спасению. А потом, спаситель пришел к ней сам. Это была ты, Лиска.
– Что? Подожди, моей судьбой было сделать выбор… и я его сделала!
– Нет… не было у тебя выбора. Никогда. Были только яркие камни, разложенные Душицей по сотням распутиц, на которые ты ступала.
– Я не понимаю…
Радим нашел ее руку и крепко сжал.
– Когда ты, несмышленыш, появилась на пороге, она увидела в тебе спасение для Тихой Пади. Именно один из твоих путей мог остановить мар. И Душица сделала все, чтобы ты прошла именно по этому пути, каким бы горьким он для тебя ни был. Она солгала тебе, Лиска. Она ведь сказала тебе, что ступив за частокол, ты обречешь деревню на погибель. Но это было не так. Мары бы не пришли в любой день. Нет. Они пришли тогда, когда это увидела Душица. И единственное, что она могла сделать, это привести в этот же день тебя. Чтобы ты спасла Тихую Падь.
– Я все равно ничего не понимаю!
– Помнишь, как она была рада, когда жители тебя приняли? Они отнеслись к маленькой сироте, живущей у ведьмы, с теплотой, и это тепло стало одним из камней на распутице. Но даже эта теплота не могла поменять твой путь. В ночь первого пришествия ты должна была уйти прочь. И для того, чтобы ты вернулась, Душице был нужен я.
– Ты?
– Да. Ведь мне она тоже солгала. Она назвала мне день, в который я умру. И я тебя отверг, причинив много боли. Она не могла поступить иначе, ведь в другом случае, мы бы с тобой ушли вместе. И были бы счастливы. Счастливы настолько, что никогда бы не вернулись в Тихую Падь. И деревня была бы обречена.
Темнота навалилась на нее черным маревом, а в душе… в душе царила странная пустота. Она понимала, что Радим говорит ей страшные вещи, которые должны сеять обиду, но… нет. Только пустота.
Эта страница для нее закрыта.
– Своим запретом заходить за частокол, Душица сделала Падь для тебя чем-то таинственным, желанным. – продолжал Радим. – А вынудив меня тебя отвергнуть, она закрепила результат. В тебе не было счастья и причин не приходить. Не было того, что удержит тебя на месте. Не было меня. Я был всего лишь животным. Жители были добры к тебе, и у тебя не возникло бы желания оставить их на произвол судьбы. Оставалась последняя дорога. Последнее распутье. Последний камень. И этим камнем стал Василь.
– Он-то тут причем? – нахмурилась Лиска.
– Это ты мне скажи, – напряженно сказал Радим. – Душица написала, что Василь должен что-то сделать, чтобы ты вернулась через восемь лет, а не через десять, когда будет уже поздно. Когда деревни уже не будет. Но она не написала, что.