ОНА. Торгуя игрушками на базаре?
ОН. Не скажи. В своих тюках челноки привезут западный дух! Как когда-то декабристы из Парижа.
ОНА. Базарный — это точно, насчет западного не уверена. Да и что это изменит? Болтовни много. А в Москве собирают окурки, пачка сигарет сегодня такая же валюта, как пять лет назад бутылка водки. Этой стране нужен не логопед, а хирург.
ОН. «Пусть рухнет все, что может рухнуть от слова правды».
ОНА. Вот все и рушится! У меня подруга в Кишиневе. Там уже, как в Прибалтике, русским открыто говорят: «Чемодан, вокзал, Россия». Танки на улицах, причем настоящие…
ОН. А как иначе расхлебать кашу, которую 70 лет варили честные ленинцы?
ОНА. Надо было, как в Китае — начинать с экономики. И делать все постепенно, осторожно… Мой тесть считает, что перестройка затеяна для того, чтобы выявить врагов. Потом все закончится, как НЭП.
ОН. Не-е-ет, пасту в тюбик уже не затолкнуть. Потому что это — не НЭП, а революция, которая одних поднимет, а других швырнет вниз.
ОНА. Боюсь, что никого она не низвергнет и вряд ли кого вознесет. И вообще, за ней хорошо наблюдать издалека.
ОН. Ты — как Рахманинов, который не понял значения Великого Октября, уехал в Париж. Потом понял… и уехал в Нью-Йорк.
ОНА. Кстати, о Нью-Йорке. Как дочка? Как зять?
ОН. На то он и зять, чтобы взять. Дядя у него, не помню, говорил тебе или нет, не миллионером, а мелиоратором оказался. Что-то там осушает, или наоборот, наводняет в Калифорнии. Но ничего, принял хорошо. В общем, все довольны, все свободны.
ОНА. А ты не собираешься?
ОН. Нет, уезжать сейчас — архи-глупо (произносит это с ленинской картавинкой). Такие возможности открываются!.. Мне кажется, я открыл для себя формулу счастья: это когда ты победил сегодня и тебе есть за что бороться завтра.
ОНА. Азартен, Парамоша! Ты уверен, что тебя эта волна поднимет?
ОН. Ну, падать мне особенно некуда. Из порта я уволился, так что нищему пожар не страшен.
ОНА(пораженно). Но ты же был без пяти минут зам. начальника порта!
ОН. Вот именно — без пяти. Все, сюрпляс закончен.
ОНА. Что закончено?
ОН. Сюрпляс. Видела, как велосипедисты балансируют, чтобы быть ближе к стартовой черте, но не пересечь ее раньше времени? Мне надоело так балансировать. Полжизни прошел в полноги… В последнее время даже дурные мысли в голову лезли…
ОНА. Только не говори, что собирался стреляться потому, что не слали в загранкомандировки и не утверждали в должности.
ОН. В наше время чаще спиваются, чем стреляются… Я даже рад, что «система коридорная» рушится сразу. У меня на «постепенно» времени нет. «Нужны новые формы. Новые формы нужны, а если их нет, то лучше ничего не нужно». Как в анекдоте: сколько будет дважды два? Ну пять, ну шесть, но не семь! Эту таблицу умножения ПЕРЕСТРОИТЬ нельзя! Нужная новая. И меня ни пять, ни шесть не устраивает. Я хочу четыре. (Заглядывает в опустевшую пачку, комкает ее, достает и распечатывает новую, закуривает.) Как, кстати, у твоего мужа дела с умножением?
ОНА. Кресло под ним скрипит, но скрипучее дерево живет долго.
ОН. Значит, верхи еще могут? Так чего нервничать?
ОНА. Не знаю… Правы китайцы: нет большего несчастья, чем жить в эпоху перемен.
ОН. Когда дует ветер перемен, глупый строит стену, а умный — ветряную мельницу. Да и просто интересно. Когда бы я еще увидел, как супруга начальника главка торгует на базаре игрушками?
ОНА(смеется). Да, я тебе забыла рассказать! Иду здесь по узкой улочке, с танком, а мне навстречу — жена замминистра с игрушечным пианино.
ОН(с интересом). Ну?
ОНА. «Повстречались они, и не узнали друг друга…» (Снова берет трубку и набирает номер.) Ну, наконец-то! Алло! Мама? Мамочка… Слышно ужасно… Ты меня слышишь? (пауза) Долетела нормально, поселилась с Мариной, в одном номере. Купила тебе прекрасный свитер. Недорого, за два театральных бинокля. (пауза. Улыбается) Нет, мам, это не контрабанда, а бартер. (пауза) Ты знаешь, даже интересно. (пауза) Мама, позвони Рюриковичу и скажи, что у Марины все в порядке, просто она к нему дозвониться не может. (пауза.) Олежка как? Занимается? Ну и прекрасно. Все, мам, целую.
ОН. Рюрикович… Типичная еврейская фамилия. Это кто?
ОНА. Бывший пляжный фотограф. Оказалось, что фотографию он видит еще до снимка, за что и пригласили в «Огонек». Так что Марина уже дважды москвичка. (Некоторое время молча пьет виски, поглядывая на Константина. Затем подходит к нему, обнимает и продолжает неуверенным тоном.). Котя, раз уж ты серьезно решил заняться бизнесом — перебирался бы в столицу.
ОН. Это совет?
ОНА. В столице возможностей всегда больше.
ОН. Верочка, если человек делится яблоками, значит, у него есть яблоки. Если человек делится советами, значит, яблок у него нет…
ОНА. Костя, если задаться целью…
ОН. Это раньше были цели, теперь — мишени… Вер, ну что я буду делать в Москве? Облака красить? Кому я там нужен? Нет, буду строить капитализм «в глухой провинции, у моря»…
ОНА. А если серьезно? Снимем квартиру… (Повисает пауза).
ОН(удивленно). А как же твой муж? Он уже не боится взысканий по партийной линии? Или ты будешь жить на два дома?
ОНА. Мне кажется, что с мужем у меня те отношения, когда люди уже не могут быть вместе, но еще не могут врозь. А с тобой — наоборот: мы уже не можем друг без друга, но еще не решились быть вместе.
ОН. Вера, не помню, говорил ли я тебе об этом… но я женат.
ОНА. Да, на этой девочке… Ну, это смешно. И потом, это не я у нее мужа отнимаю. Мы с тобой встречались, когда ее еще на горизонте не было. Что ваши три года против наших пятнадцати? Да и детей у вас нет.
ОН. Пока нет. (Пауза.) Она ждет ребенка.
ОНА. От кого?
ОН. Детей, как правило, рожают от мужа. И вообще — что тебя удивляет? У тебя же есть ребенок, почему у нее не может быть?
ОНА(ошеломленно). Значит, вы ждете наследника. Поздравляю. (Наливает себе виски). Ну что ж, дети — это прекрасно. Обидно только, что от тебя.
ОН. Вера, это смешно!
ОНА. Грустно, даже очень. (Выпивает, открывает бар, достает новую бутылку и наливает себе снова.) Знаешь, я до тебя думала, что никогда не буду встречаться с женатыми мужчинами. Удобно они устраиваются с запасной любовью…
ОН. Так же, как и замужние женщины.
ОНА. А я привыкла занимать свое собственное место. И потом, мне всегда было страшно, что такие отношения могут перейти во что-то серьезное. Поэтому я тогда в Риге и отказалась выйти за тебя. (Пауза). Помнишь, мы с тобой кино смотрели, «Интервенцию», с Высоцким? «Сначала следователь предложит папиросу… Ее можно взять. Потом предложит жизнь, а вот от нее придется отказаться…»
ОН. Вер, ты сама себе противоречишь. (Вера выпивает одна и наливает себе. Садится на кровать и продолжает говорить, сидя спиной к Константину, лицом к залу.) Я ведь тогда на самом деле испугалась, до озноба. И не за мужа, конечно. За нас испугалась. Мы были так счастливы в эти редкие встречи… Зачем было что-то менять?.. Мне казалось, что если между нами исчезнет расстояние — исчезнет и любовь. Вот и сказала тебе «нет». А ты — мужчина сильный, сразу себе молодую жену нашел. И со мной отношения разрывать не стал. Действительно, зачем? А я смирилась. Даже не понимаю, как это случилось, что ты стал занимать такое место в моей жизни. Ты мне нужен… как камертон. Мне кажется, что по тебе я проверяю свою жизнь, свое звучание… (Выпивает.) Одно время я думала, что нас держит вместе постель. Ты замечательный любовник. Хотя есть и получше…
ОН. У тебя были романы?
ОНА. Скорее, очерки… Какое это имеет значение? Главное, что я не могу без тебя. Рядом, рядом… Ты все время рядом, даже когда мне этого не хочется. После нашего объяснения в Риге я ждала какого-то продолжения… А ты бросил пробный шар, не получилось — и ладно, не очень-то и хотелось… (Выпивает.) Все у тебя хорошо. Колонны ровные, трещин нет… Может, потому, что меня замуровал в фундамент?.. Я до сих пор так и не знаю, что я для тебя значу… Иногда мне кажется, что ты встречаешься со мной по привычке…
ОН. Вера, ну как ты можешь, я же тебя люблю…
ОНА. Любимов, ты никого не любишь… Просто тебе надо, чтобы любили тебя. И чем больше — тем лучше. Жена, любовница, дочка… Все любят! А теперь еще ребенок родится — и тоже будет тебя любить. (Молчит. Продолжает уже срывающимся от слез голосом.) Мне казалось, что мы все-таки будем вместе. Дети уже выросли, объяснять ничего не надо. А ты?!.. Меня тянет к тебе, как чайку к озеру… к лиману, как ты его называешь. А ты эту чайку гонишь. Лучше бы пристрелил… (Вытирает слезы.) Никогда не думала, что буду при тебе плакать. Если родится девочка, назови ее Верой. На память обо мне…
Вера кладет голову на подушку и плачет. Костя кладет на кровать ее ноги, укрывает покрывалом. Молча включает стоящий на столе приемник. Звучит музыка — «Наутилус Помпилиус»:
«Я хочу быть с тобой, я хочу быть с тобой,
Я так хочу быть с тобой, и я буду с тобой…
Комната с белым потолком, с правом на надежду.
Комната с видом на огни, с верою в любовь».
АНТРАКТ
Акт 6-й
1994 год.
Гостиничный номер, на одном из стульев лежит халат, возле стула — не распакованная дорожная сумка. По номеру нервно ходит Вера с сигаретой в руке