«Мы все войдем в Отцовский дом, и, может быть, уж вскоре...» — раздается эхом наше печальное пение среди памятников, на которых только литовские имена.
ОСТАНОВИ МАШИНУ!
Рассказать литовцу Евангелие — очень просто. У меня есть два варианта: короткий — это если мой попутчик, которого я подобрал в свою машину, едет со мной минут десять или пятнадцать, и длинный — это для попутчика до Елгавы или Риги.
— Вам куда?
— В Ионишкис.
— Садитесь, подвезу.
— Сколько это будет стоить?
— Нисколько. Я же все равно в ту сторону еду.
Через минуты две-три спрашиваю:
— Вы литовец?
— Да.
— Я немец. Извините, что говорю с вами по-русски, я всего несколько лет живу в Литве. Вы по вероисповеданию католик?
— Конечно! Каждый литовец — католик.
— Скажите, а что означает в церкви крест с распятым на нем человеком?
— Это Иисус Христос на кресте.
— А зачем Он умер?
И мы прямо в центре Евангелия Христова. За все годы мне встретился только один человек, который смог ответить на этот вопрос.
— Вам интересно послушать, что я думаю по этому вопросу? — предлагаю обычно я.
— Расскажите, это интересно.
Часто со мной в пути Гарри. Он старший, ему лет пятьшесть. Это чтобы Эльвире было легче с малышами дома.
Подобрал однажды попутчика из Радвилишкиса до Шяуляя. Молчаливый такой, угрюмый, не расположенный к беседе. Минут через пять Гарри толкает меня:
— Пап, ты что, не будешь ему говорить?
— Буду, буду...
Возвращаемся как-то из Вильнюса в Радвилишкис через Каунас. Ночь. За рулем Яков Тильман, рядом с ним Павел Володько. На заднем сиденье Отонас, Витольдас, Гинтас и я. Гинтас еще необращенный, но Евангелие уже слышал. Витольдас с Отонасом ушли в самоволку (они служат в Риге), чтобы посетить с нами группу интересующихся Евангелием людей в Вильнюсе. Витольдас тихо беседует с Гинтасом.
Проехали средневековый город-замок Тракай. Витольдас шепчет мне на ухо:
— Гинтас хочет покаяться. Что будем делать?
Я трогаю Якова за плечо:
— Останови машину!
— Что случилось?
— Пока еще ничего. Гинтас хочет покаяться. Останавливаем машину на обочине. Вокруг темный лес, усеянное звездами полночное небо. Мы встали в круг. Гинтас молится. Его молитва льется как песня. Я знаю: это оттого, что я еще не в совершенстве понимаю по-литовски. Поэтому некоторые незнакомые слова для меня — просто звуки, красивые звуки, певучие.
После молитвы и объятий садимся в машину и едем дальше, возбужденные и радостные.
— Я только что исцелился, — говорит Гинтас.
— Да. Бог снял с тебя проказу греха, — отвечаю я.
— Нет, я не это имел в виду. Я исцелился от болезни. Я это во время молитвы почувствовал, как болезнь и боль — все ушло.
Мы едем мимо темного леса — прямо в звездное небо.
АТЛАС ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
И з Приекуле нам передали несколько книг и «Атлас Западной Европы» — большой такой, желтый. В то время мы много книг «в наследство» от уезжающих в Германию немцев получали.
Сидим с Эльвирой и рассматриваем карту Германии, с чужими нам названиями городов, рек и озер. Вдруг наталкиваюсь на маленький городок рядом со Штутгартом — Корнталь.
Сколько раз слышал я это сочетание звуков по радио, когда во время службы в армии слушал радиопередачи «Трансмирового радио» и слышал голос Василия Васильевича Магаля, Артура Ивановича Майера или Николая Водневского! Они всегда давали этот адрес.
Движимый каким-то сильным внутренним побуждением, показываю Эльвире на этот городок и говорю:
— Эльвира, если мы когда-нибудь уедем в Германию, то жить будем здесь.
Корнталь еле-еле на карте видно, в тени от пальца и прочесть невозможно.
В то время у власти был последний свой год Леонид Брежнев. Гайки по всей стране закручивали. Германия для нас была как страна чудес из сказки или Море Дождей на Луне.
В конторе совхоза секретарь мне говорит:
— Цорн, вас в паспортный стол вызывают.
— Ничего хорошего такой вызов означать не может. Опять какая-нибудь выдумка КГБ, — отвечаю.
На следующий день поехал. Начальница паспортного стола очень вежлива:
— Пан Цорн, подавайте документы на выезд, вам обязательно дадут разрешение. Это я точно знаю.
Документы подать — дело одного часа, так как они были готовы: мы уже много лет подавали документы на рассмотрение. Но получали отказ.
И вот через две недели, в конце декабря 1981 года, получаем по почте уведомление с вызовом в паспортный стол. Едем с Эльвирой в Радвилишкис. Держу в руках заветную бумагу: «Решением Совета Министров Литовской Социалистической Республики гражданину Владимиру Андреевичу Цорну со всей семьей разрешается выезд на постоянное место жительства в Федеративную Республику Германии».
У Эльвиры в глазах светится радость.
НОЧЬ ВО ФРИДЛАНДЕ
Германия ночью из окна самолета кажется одним большим городом. Но с высоты полета видно, что это автострады, как артерии, связывают залитые светом города. Нескончаемый поток машин представляется пульсирующим потоком, питающим жизнь людей в этих городах.
Гарри, Лиля, Отто и я стоим в кабине летчика и смотрим на мерцающие приборы, на землю отцов наших под нами, слушаем как завороженные настоящую немецкую речь, и нам кажется, что происходящее — просто сказка.
После теплой встречи с родными и друзьями в аэропорту Франкфурта нас на автобусе отвезли в лагерь для переселенцев, во Фридланд. Через этот лагерь прошли уже миллионы возвращенцев. И им посвящен мемориальный комплекс у стены лагеря. Он произвел на меня очень сильное впечатление — первый памятник «другой стороне».
Нашу семью определили в одну из комнат в лагере. Завтра начинается хождение по кабинетам и оформление документов на жительство. Приходить нужно всей семьей, со всеми детьми. Завтрак в половине седьмого — это значит, что подъем в шесть, то есть засветло.
Первая ночь в Германии! Несмотря на усталость, заснули мы очень поздно.
К половине седьмого мы, уже одетые, вышли в морозную ночь. Дети, полусонные, без слова ропота — с нами. Эльвира с ребенком в каждой руке, я одного держу на руках, другого — за руку.
Тишина. Прошли до ворот лагеря — ни души. Посмотрели на часы на башне церкви — половина второго ночи. Мы в полумраке комнатушки перепутали часовую и минутную стрелки. Пошли назад. Опять легли в уже успевшую остыть постель — дожидаться утра.
Часы на церкви бьют: бам, бам, бам! Три часа ночи. Мы в Германии. Бам, бам, бам, бам! Четыре утра.
Где я найду работу? Бам, бам, бам, бам, бам! Пять. Сможем ли мы в этом чуждом нам обществе воспитать наших детей по-христиански?
Колокол не мешал мне — это был колокол церкви. Разве он может мешать?
АНГЕЛА МЫ НЕ ВИДЕЛИ
— Эта скала называется Лореляй. Вы знакомы с германскими легендами? — наш учитель на уроках немецкого языка от всей души старается познакомить нас с историей и культурой нашей родины.
— За этим изгибом Рейна вы увидите прекрасную долину реки Мозель. Здесь в Германии выращивают изумительные сорта винограда, отсюда наше вино идет во многие страны мира, — пытается привлечь внимание нашей группы учитель.
После полутора месяцев в лагере Унна-Массен нас переселили в лагерь для изучения немецкого языка в Валдбрёль. Там нам дали трехкомнатную квартиру и определили Гарри в школу, а меня — на курсы языка. Эльвира — в ожидании нашего пятого ребенка, заботится обо всех нас, чтобы нам было сытно и уютно.
Церковь братских меннонитов в Нойвиде, членами которой были моя сестра Ирма и ее муж Петр Бергман, отправилась в поездку по Рейну. Наши родственники пригласили и нас поехать с ними.
Мы раньше не могли себе даже представить такую красоту, которая раскрывалась нам за каждым изгибом могучей реки, по которой медленно и как-то очень степенно шли длинные-предлинные баржи и небольшие пассажирские суда.
— Здесь мы выйдем на прогулку по берегу. Будьте осторожны, — голос нашего гида стал таким привычным, что не каждому его слову придаешь значение.
Мы с детьми перешли через идущую вдоль реки дорогу. Она называется «бундесштрасе». Нам кажется, машины по ней проносятся с умопомрачительной скоростью.
— А где Отто? — спрашивает Эльвира.
— Опять с кем-то заговорился.
Отто — на другой стороне. Увидев, что мы уже ушли, бежит сломя голову за нами, не обращая внимания на дорогу. А по дороге мчатся машины.
— Отто, стой, подожди!!!
Но наш пятилетний сын бежит на дорогу прямо под колеса несущегося на него автомобиля. У нас обрывается сердце, холодный ужас наполняет душу.
В последний момент мы видим, как Отто будто на чтото натолкнулся или его кто-то за воротник клетчатого пальтишка дернул назад. В нескольких сантиметрах от его головы — ширк — промелькнуло зеркало не успевшего даже затормозить автомобиля.
Я держу Отто на руках, Эльвира держит его за руки — Бог послал ангела, чтобы сохранить нам сына.
ЧТО ВЫ НАМЕРЕНЫ ДЕЛАТЬ?
К нам в лагерь приехал Виктор Бланк. Он работает в миссии «Свет на Востоке». Откуда он узнал, что мы в лагере, не знаю.
— Ты бы не хотел работать в миссии? — спросил он прямо, так сказать, с порога. Виктор привык все делать сразу и до конца, как он говорит, гвозди со шляпками.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю, бросив взгляд на Эльвиру.
— Я спрашиваю, не хотел бы ты работать в миссии «Свет на Востоке»?
— И кем?
— Это уже другой вопрос. Об этом тебе нужно будет поговорить с директором, Берндтом Диком.
С Берндтом Диком мы встретились в Нойвиде, у моей сестры Ирмы и ее мужа Петра.
Петр — мой переводчик. После беседы о моем служении в Литве, об образовании и так далее Берндт Дик спросил меня:
— Господин Цорн, а чем вы намерены вообще в Германии заниматься?