Мои фантазии зависели от того, какую книгу я читал, и жизнь в описываемую эпоху всегда казалась мне интересней, чем в наше время.
Чуть повзрослев, я стал читать научную фантастику и книги из серии «Библиотека приключений». Мне казалось, что моя настоящая жизнь — жизнь во времена моих героев, что моя реальная жизнь — это не наше время.
Прошло много лет. Я стал взрослым. Уверовал. Прошел свое первое испытание огнем в армии. Но чувство, что я живу не в свое время, осталось. Оно было уже не таким повседневно сильным, но было всегда. Особенно, когда я читал книгу Деяния апостолов. Иногда я сидел на собрании, а слышал звон мечей — это торговцы защищаются от разбойников, или топот ног, обутых в сандалии, — это путники в горах. А среди них Павел.
В церкви пел хор, а я иногда слышал завывание ветра в снастях терпящего крушение корабля. Буря стихала, и я видел лежащего на обломках и качающегося на волнах одинокого человека. Лицо и спина его — все в шрамах. Кожа от ветра и солнца как дубленая. Он открывает глаза...
— Встанем для молитвы, — говорит пресвитер.
Да, мне всегда казалось, что я живу не в свое время. Не могу сказать, что я был несчастлив. Ни в коем случае. Просто где-то глубоко в моей душе была какая-то неопределенная пустота, которую я не мог ничем заполнить. Не мог же я перенестись в прошлое на машине времени моего любимого автора — Герберта Уэллса! Я это прекрасно понимал и радовался небу.
Есть на Кавказе народ, который имеет очень интересную историю. Балкарцы. Я в гостях в Нальчике. Здесь наша миссия поддерживает служение балкарского проповедника и евангелиста Алима Кульбаева.
— Хочешь поехать со мной в село? У нас там домашнее собрание, — предлагает он.
— Конечно, хочу!
После недолгой езды мы приехали в село. Дома в нем бедные, дворы многих домов не огорожены, улицы местами похожи на свалку, а местами — и на обширное мелководное болото, в котором чувствуют себя уютно только утки, гуси да деревенская детвора.
Прошли мы в дом. Там уже собралась небольшая группа людей. Хозяйку зовут Баблина (бабушка Лина). Рядом ее дочь и внук. Алим со своим сыном. Старик. Зовут его Ибрагим Гелястянов. Он перевел Новый Завет и Псалтирь на балкарский язык.
Из него и читает затем Алим и проповедует, ссылаясь на испещренный зеленой и красной корректурной правкой текст, отпечатанный на игольчатом принтере. Алим держит листы в крепких, разрисованных татуировкой руках, — он пять раз сидел в тюрьме. «За все грехи, которые есть», — говорит он. О чем проповедует, не знаю. Знаю только, что по Евангелию от Матфея.
Алим Кульбаев приглашает спеть одну-две песни. Поем на балкарском языке. В сборниках у них песен пять, может быть, десять — не больше. Знакомые. Петь легко.
Потом молитва. Все встали на колени. Я сказал Господу, что было на душе, и слушаю, как молятся другие. Особенно один голос выделяется. Кто-то горячо и убедительно что-то говорит Господу. Приоткрыл один глаз, смотрю — Баблина руки подняла вверх, глаза раскрыты и говорит так, будто просительница перед престолом Царя за весь мир просит.
Я закрыл глаза — мне стало неудобно: она с Богом говорит, а я подсматриваю. Ко мне медленно приходит осознание, что Господь позволил мне присутствовать на одном из первых собраний первой балкарской церкви, слушать первого балкарского проповедника и молиться вместе с переводчиком главной книги за всю историю балкарского народа, слушать ходатайственную молитву одной из первых святых этого народа — Баблины...
Я почувствовал себя перенесенным во времена деяний апостолов. Это тот же самый Бог создает здесь, в горном селе на Кавказе, среди балкарского народа, Свою Церковь, точно так же, как Он созидал Свою Церковь 2000 лет назад. Пытаюсь отыскать в душе чувство несоответствия, которое сопровождало меня всю жизнь, и не могу его найти.
Я живу в мое время. В Его время.
ПИСЬМО
Сижу в кабинете Эльвиры. Она — главный редактор «Тропинки». Нам так кажется, что « Тр опинка» стала нашим с ней основным служением.
Никогда бы не смог подумать, что мы с ней журналистами станем.
— Послушай, — говорит Эльвира, — пришло письмо из Украины от одной девочки, которая подписалась на журнал в Киеве.
Письма мы получаем регулярно. Их очень много, писем от читателей. Таких, как это, — не так много, но тоже бывают.
Эльвира читает: «Меня зовут Маша. Живу я в селе Н., в Украине. Семья моя неверующая. С „Тропинкой“ я познакомилась в нашей библиотеке. Журнал мне понравился. Я написала по адресу, который был указан в „Тропинке“, и стала получать его регулярно. Я с нетерпением жду каждого нового номера. Получу — не могу ничего делать, пока не прочту.
Однажды я не успела журнал прочесть дома и взяла его в школу. Сижу на уроке и читаю. Стараюсь, чтобы учительница не увидела. Но она увидела и отняла у меня журнал. Пока мы делали задание, она его читала. Потом говорит мне: „Маша, ты почему скрывала от нас, что выписываешь такой хороший журнал? Мы его всем классом читать можем“. И стала его всем читать. Теперь весь наш класс верующий, и мы вместе с учительницей ходим в церковь».
Голос Эльвиры немного дрожит, когда она читает письмо. Я ее понимаю. Могли ли мы когда-то мечтать о том, чтобы Господь позволил нам говорить к миллиону детей?
Иногда Он дает нам знать: «„Тропинка“ — Мое дело. Посмотрите, как Я ею людей спасаю». И побуждает Машу написать нам письмо.
ЕГО НАРОД
Никогда не думал, что Бог окажет нам такую честь, что у нас в доме будут собираться евреи. Что они будут спрашивать нас об их Боге и их Мессии.
— Вальдемар, я не хочу, как говорят, наводить тень на плетень, я — безбожник, — говорит мне небольшого роста человек лет пятидесяти пяти, которого зовут Марк Раик, кандидат наук Марк Раик.
Проходят недели. Раз в неделю, по вечерам, в нашем доме — кружок: встречи с людьми, желающими поговорить с нами о жизни, о стране, об истории Израиля, о Боге.
После двенадцати ночи я отвожу наших гостей в лагерь для переселенцев. Там у нас уже много знакомых. Среди них и наши первые — Анатолий и Ирина Ушомирские. Они приехали в Германию через неделю после того, как приняли крещение, и посетили меня в миссии. Так завязалось наше знакомство.
— Вальдемар, мне кажется, что я начинаю верить в Бога, — говорит мне Марк через несколько недель во время прогулки по лесу.
Эльвира с Розой Сергеевной, его женой, немного отстали от нас.
В лагере живут и Фишбайны. Гена, Валя и двое очень живых и подвижных детей. Когда я рассказал им суть Евангелия и спросил, желают ли они покаяться и принять Иисуса Христа, они охотно это сделали. Гена в кружке — самый активный, больше всех вопросов задает. Мы не поем и не молимся — такой у нас кружок.
— Вальдемар, — говорит Марк после одного из собраний кружка. — Мы уже много знаем о христианстве. Не могли бы вы дать нам общий обзор или преподать нам систему христианского учения?
Несколько лет подряд мы проходили с кружковцами «Упражнения в христианстве». Саша с Зельмой, это моя сестра с мужем, тоже подключились к нам. Спустя некоторое время мы уже и поем, и молимся в кружке. Песни на русском, немецком и еврейском языках.
— Вальдемар, я уже начал молиться, — признается мне Марк и смотрит на меня выжидающе: что я скажу.
Не помню, что я сказал. Но если бы только он мог заглянуть мне в сердце!
В кружке у нас побывало очень много людей. Больше ста, это точно. Когда мы все собираемся, то еле помещаемся в нашем большом зале.
— Я готов, — говорит Марк Раик.
— К чему готов? — спрашиваю.
— Мне кажется, что я созрел. Я бы хотел покаяться.
Я радуюсь. Это уже не мое дело. Это Бог Марком
Раиком занимается. Кандидатом наук Марком Раиком.
Я никогда не думал, что смогу по памяти петь песни на иврите.
МЕКОНГ
Перед моим мысленным взором — школьные годы. Я учусь в четвертом классе. Перемена. Все выходят во двор. Я, как всегда перед уроком географии, остаюсь в классе, чтобы постоять перед огромной физической картой мира. Если бы карта висела ниже, или я был выше ростом, или догадался бы забраться на стул, то, может быть, я «заболел» бы Норвегией или Гренландией. А так я не могу оторвать взгляда от Индокитая.
Я смотрю на карту и вижу густые джунгли, свисающие с огромных деревьев лианы, слышу крик обезьян в ветвях, вижу склоненных на рисовом поле работников с круглыми шляпами на головах, со спины слона смотрю на ряды поклоняющихся Будде монахов.
Перемены в школе, как всегда, слишком короткие. Звонок на урок для меня обычно был неожиданностью: я оказывался посреди Казахстана, во временном здании поселковой школы. Куда только в детстве так спешит время?
Прошло сорок лет. Я живу в гостинице в городе Чиангмай, бывшей столице Северного царства Таиланда. Мог ли я подумать, будучи мальчишкой, что попаду сюда, что буду ходить по пыльной земле Лаоса, стоять на границе с Бирмой и плыть на лодке по реке Меконг?!
Видит Бог, я — не поэт. Но эта поездка так меня взволновала, что я не мог не писать. Пишу Эльвире: Теперь я видел наяву И городскую суету,
И рисовых полей квадраты, Согбенных тайцев череду, Несущих тяжкую судьбу К стопам глухого Гаутамы.
ОЛЕГ
Тетей Ганей я подружился сразу после того, как уверовал. Старушка, небольшого роста, немного сгорбленная. А в глазах — такой огонь, любой молодой позавидует.
У тети Гани есть сын Олег. Он недавно вышел из тюрьмы, и тетя Ганя рада, что он ходит с нами на собрания, что мы с ним дружим и принимаем его как своего. Наш пресвитер решил — купим Олегу кларнет, чтобы мог играть в оркестре. Олег еще неверующий, но слушает внимательно. Себе на уме.
Во время службы в армии мы долго переписывались. Много-много лет его имя — в моей ежедневной молитве.
После тридцати лет переписка возобновилась. Вот уж у Бога много терпения! Олег уверовал. Член церкви и проповедник.