ЗАЧЕМ БОГ ПОСАДИЛ В САДУ ДЕРЕВО ПОЗНАНИЯ?
Иногда матросам, особенно Меелису, с которым мы часто беседуем о Боге и Библии, кажется, что я знаю ответы на все вопросы. Но это не так. Сегодня, например, Меелис спросил меня:
— Слушай, а зачем Бог посадил в саду Эдемском дерево познания добра и зла?
— Не знаю, — отвечаю смущенно. — Откуда мне знать?!
Через короткое время, может быть, даже в тот же день, я, как обычно, ухожу на чердак слушать христианские радиопередачи. Я уже настолько привык к моему старенькому, со сломанным указателем частоты, приемнику, что узнаю станции в темноте по шумам глушилок и позывным.
В этот вечер я опять слушаю передачи из Монте-Карло. Проповедует Ярл Николаевич Пейсти. После своего обычного, очень бодрого, приветствия он задает радиослушателям вопрос: «Зачем, думаешь ты, Бог посадил в саду Эдемском дерево познания добра и зла?» У меня аж дыхание перехватило и по спине мурашки пошли от такого явного ответа Господа на вопрос моего друга.
Ярл Пейсти объясняет, что есть принципиальная разница между невинностью и святостью. Испытанная свободой невинность становится святостью. Бог дал нам свободную волю, которую очень уважает, так как дал человеку возможность общения с Собой, святым Богом. Но Он желает общения с равными Себе, со святыми. Он желает иметь дело с добровольцами. Иметь или не иметь общение с Богом — твой выбор, как и выбор первого человека. Бог для того посадил это дерево, чтобы все человечество имело возможность сделать выбор. Но выбор наш не в том, есть или не есть с дерева познания, — этот вопрос решили за нас наши предки, — а в том, принимаем ли мы святость, обретенную для нас Иисусом Христом на кресте, где Он умер за все наши грехи, или отвергаем, основывая нашу жизнь на собственной философии или религиозных воззрениях. Этот выбор определяет наши отношения с Богом и, таким образом, наше местопребывание в вечности.
Я пересказал проповедь Меелису. Мне кажется, что факт получения ответа от Самого Бога таким удивительным образом произвел на него большее впечатление, чем богословское объяснение вопроса, зачем Бог посадил в саду Эдемском дерево познания.
ПОДВОДНЫЕ КАМНИ
— Товарищ старшина, можно мне лечь спать?
— Ложись.
Я лежу в темной казарме и пытаюсь уснуть. Еще рано. Мне ничего не мило, я ничего не хочу ни видеть, ни слышать.
Для меня стало частью моей духовной жизни, что во время молитвы мне на глаза наворачиваются слезы, что во время чтения Священного Писания какой-то текст особым образом касается моего сердца, что при воспоминании о церкви я умиляюсь. И вдруг все это исчезло. Как обрезало. И все потеряло смысл. Я иду на улицу молиться, становлюсь прямо в снег и кричу к Богу. Я жду Его прикосновения, я жду, чтобы Он коснулся моего сердца, а небо кажется мне медным, темным и немым, и молитвы мои уходят в никуда. Я в отчаянии. Я пишу письма домой, моим друзьям и родным, чтобы они продолжали усиленно молиться обо мне. Я в опасности.
Я стою на посту перед обитой металлом дверью. За ней — какое-то секретное отделение. На металлической двери кто-то накарябал ругательства, определив свое отношение к службе в армии. Я отстегиваю штык и тщательно, большими четкими буквами, вывожу посреди двери на уровне глаз «Бог есть любовь». На душе стало немного легче, но ненадолго.
Однажды вечером я поднялся на свой излюбленный чердак расположенной буквой «Г» казармы. Достаю из-под половицы радиоприемник, который я купил у одного из дембелей за тридцать рублей, то есть за почти годовую зарплату матроса, и ищу свои любимые позывные.
Я давно не слушал передачи Трансмирового радио из Монте-Карло, не знаю, сохранили они свои позывные или нет. Они еще и сейчас, более чем тридцать лет спустя, звучат в моих ушах. Есть в них что-то таинственное и призывное.
Радуюсь, что сегодня могу вновь слушать Ярла Пейсти и его сына Дуайта: «Мы поговорим сегодня об очень большой опасности для жизни веры: о чувствах. Об эти подводные камни разбился уже не один корабль веры». И шаг за шагом проповедник открывает мне мое положение, мое заблуждение, мою детскую неосознанную подмену жизни по вере чувствами. «Если вдруг в твоем доме вечером пропадет электричество и ты окажешься в темноте, неужели ты сядешь посреди комнаты и будешь стонать и плакать, оттого что ничего не видишь?» — говорит проповедник непосредственно мне. Каждое его слово, каждое его предложение — не в бровь, а в глаз.
Недослушав проповеди и не дождавшись конца передачи, встаю на колени на темном пыльном чердаке и благодарю Бога за Его урок, за Его утешение и обещаю верить Ему, а не своим чувствам, полагаться на Его Слово, а не на свои ощущения.
В мое сердце нисходит мир.
ТУМБОЧКА
У нас в казарме заменили мебель. Вернее, по всей казарме красуются новые тумбочки. Старые исчезли. Это первое, что бросилось мне в глаза, когда я вернулся с полетов сегодня вечером. Это шок для меня. В моей тумбочке — тайник, в котором я прячу Новый Завет и радиоприемник. В тумбочке я сделал второе дно. Это делают многие, и при каждом «шмоне» старшина Шевчук забирает все, что по уставу не положено матросу иметь. Мое второе дно занимает только половину глубины тумбочки, и при проверке старшина его не замечает. Но после того как я дал ему почитать Новый Завет, я засомневался в том, что он не знает о моем тайнике.
Воображение уже рисует страшные картины: приемник выпал, его отнесли майору Смирнову в политотдел (в армии коротковолновые приемники иметь запрещено), меня вызывают на допрос, приемник конфискуют.
В любом случае, моей тумбочки с тайником нет, и с ней нет моего радиоприемника. Я давно уже им пользуюсь.
Вместе с Ярлом Пейсти я «прошел» Деяния апостолов, жизнь патриарха Иакова, послание Иакова и множество других курсов. Я полюбил прекрасного писателя и поэта, мастера короткого рассказа Николая Водневского, стихи и песни Веры Кушнир. Я по голосу узнаю всех проповедников и певцов, я научился понимать украинский язык, слушая украинские передачи...
Спрашиваю у дневального, куда вынесли тумбочки. Он отвечает, что их унесли на склад, чтобы, когда будет машина, отвезти в котельную. В душе у меня такое смятение, как будто у меня пропал ребенок. Я хорошо знаю это чувство. Когда мне нужно было нянчить мою младшую сестру Ирму, я иногда так зачитывался книгой, что переставал замечать все вокруг. Спустя время я приходил в себя от визга тормозов на «асфальте» (так у нас называлась главная улица) и в панике бросался искать Ирму, которая, как правило, мирно играла в огороде или перед домом.
Прибегаю на склад и вижу гору сваленных как попало одинаковых тумбочек. Ищу свою, со вторым дном. Нахожу. С замиранием сердца сую руку в щель и нащупываю холодный пластик приемника. Весь дрожу от пережитого волнения. Я чувствую себя так же, как избежавший пожизненного одиночного заключения зэк.
Мои друзья, мои учителя остались со мной!
НАДОЕЛА ЕМУ ЖРАТВА
Я переписываюсь не только с друзьями на «свободе», но и с верующими в армии. О них я и молюсь каждый день. Иногда получаю письма от Эдика Грунтмана, он служит в морской пехоте на Дальнем Востоке, переписываюсь с еще не уверовавшим Олегом Жирновым, он пришел к нам в Романовку в церковь сразу после тюрьмы. Мама его, тетя Ганя, — мой большой друг, она у нас член церкви. Олег служит в Якутии. Пишу я ему часто и усиленно молюсь о его обращении к Богу. Он лежит в госпитале. Пишет, что познакомился там с медсестрой и теперь с ней дружит. Волнуюсь и молюсь.
Переписываюсь еще с одним верующим братом, который тоже перед самой армией принял крещение. Сначала его письма были полны веры и упования на Господа. Потом стали какими-то странными и непонятными. Например, он пишет, что «надоела ему эта жратва».
Естественно, питание в армии оставляет желать лучшего. Я тоже мечтаю хоть один раз нормально поесть. От перловой каши, жареной трески да жидкого компота поневоле заскучаешь по борщу и пельменям.
Но это письмо меня страшно взволновало. Я усиленно молюсь за него, чтобы он устоял перед явным искушением сатаны. Пишу об этом своим друзьям и родным, чтобы о нем молились, он в опасности.
Спустя время я получил письмо от него, что он оставил веру, перевелся на сверхсрочную службу. Для меня его решение подобно духовному самоубийству. Я потрясен до глубины души. Мне приходилось слышать, что армия для многих молодых верующих стала непосильным испытанием — отсюда и мой обет Господу, и ежедневный пост о сохранении. Но чтобы так, с открытыми глазами кто-то шагнул прямо в погибель — это ужасно.
Прошли годы. Я узнал, что он вернулся из армии, женился. Мы переехали жить в Литву и через знакомых узнали, что он пытался восстановить свои отношения с церковью и Богом. Я думаю, что он отчаянно нуждался в душепопечителе, которого не нашел.
Он работал на заводе. Однажды утром его нашли в его одежном шкафу. Он повесился на собственном ремне.
РАДОСТЬ
Ранняя весна 1972 года. Я в армии. Стою возле чердачного окна, которое выходит на юго-восток. Там далеко — мои родные: мои друзья, моя семья, моя церковь.
Смотрю на маленькую, шесть на девять, фотографию нашей церкви на берегу пруда, снятую во время моего крещения, и не знаю, что делать с чувствами, переполняющими сердце.
Радуюсь. Радуюсь тому, что есть церковь. Что это реальность — общность рожденных от Бога людей. Эту фотографию я показывал моим сослуживцам и говорил: «Это моя церковь. Здесь каждый отдаст за меня жизнь, и я — за каждого». Этой церкви я радуюсь. Радуюсь тому, что принадлежу ей. Я знаю, что ради нее Бог сотворил Вселенную. Радуюсь тому, что ощущаю в себе жизнь, рожденную Богом.
Грущу. Еще так долго ждать. Пройдет много месяцев, бесконечное число дней я зачеркну в записной книжке, прежде чем смогу быть на собрании, видеть моих близких, общаться с друзьями и родными не прячась и сколько угодно читать Библию и молиться, не боясь, что сейчас зайдут матросы и увидят меня на коленях. Смогу не в одиночестве есть хлеб и пить вино в воспоминание о страданиях и смерти Иисуса Христа на кресте.