- Роли играть он мастер, - улыбнулся чему-то своему Ковалев. - А я тут было подумал, что он совсем уж идиот.
- Он, может быть, в чем-то и идиот, в отношениях с бабами, например, но в остальном...
- Уже знаете?
- Мне поручик по секрету ту забавную историю рассказал. Но я больше никому, Коленька.
- Скотина! Я ему устрою, паразиту! Если в управлении все узнают, доведут парня до самоубийства.
- Вот это верно, Коленька. Уж не знаю, зачем ты за ним следил, это ваши шпионские дела, я в них не лезу, но бумажку ту филерскую ты порви. Резуха твой маленько дурачок, но жалко парня, польза от него есть.
Через две минуты Ковалев уже устраивал страшный разнос Козлову.
- Болтливая баба! Язык до колен, только и можешь сплетни распускать, контр-р-разведчик хренов! Мальчишка сопливый! Под трибунал пойдешь! Кому ты еще разгласил служебную тайну?!
Бледный Козлов отрицательно закрутил головой:
- Больше никому, Николай Палыч. Просто Парфенов, ну он же работал с Резухой, а я ротмистра случайно встретил...
- Ну и болван! Зачем ты ему рассказал о филере?
- Я не говорил! Он, видно, сам догадался. Я так обернул, что вроде бы это я случайно знаю, про резухины увлечения. К тому же Парфенова нет в наших списках. Я имею в виду по мистеру Иксу - Лизуну.
- А он сам кому болтанет?! А если до Лизуна дойдет, что за офицерами управления следят?!
- Да нет, Парфенов - кремень. Я его предупредил, чтобы никому. А он сказал мне про Сяву, вот и все.
- Как?! - бегающий по кабинету штабс-капитан даже остановился. - Он сказал тебе, подчиненному, об этом раньше, чем мне, начальнику? Субординатор! Жандарм! Что у нас происходит? Бардак! Не удивительно, что здесь красный шпион чувствует себя, как у Христа за пазухой!
- Да это же не секретная информация, про Сяву.
- Ковалев выругался от досады.
- Что старый, что малый! - он взялся за ручку двери. - Не контора, а сборище недоумков!
И хлопнул дверью.
x x x
"Думаю о Резухе и мне представляется, что вся человеческая история суть история взаимоотношения двух полов. Все интриги, войны и революции, все открытия и подвиги. Елена прекрасная, война с Троей, рыцарские подвиги в честь прекрасных дам. Может быть, Ленину в юности девочки не давали?
Не знаю как раньше, но когда я учился, то у нас не было особых проблем. Футуристических кружков раскрепощения тела, как в Питере и Москве, правда, тоже не было, но задурить голову молоденькой барышне можно было без большого труда. Да и по желтому билету всегда можно было отовариться.
Я помню, с приятелем Борей Устюжаниновым промышляли. Он по этой части был дока. Сошелся с какой-то попадьей. Продергивал ее иногда, и меня потом с ней свел.
Попадья была старше нас с Борькой лет на двадцать. Видно, Боря с ней обо мне уже раньше договорился, что непременно приведет ей новенького, свежего мальчика. Сказал ей небось, что я девственник, чтобы распалить сорокалетнюю старушку. Но, надо сказать, попадья выглядела весьма недурно, была стройной. Как сказал Боря, "в соку".
Привел меня, чайку попили, хи-хи да ха-ха. А потом Боря, перемигнувшись не то с попадьей, не то со мной, улизнул под каким-то дурацким предлогом. Настолько дурацким, что мне даже стыдно стало.
Как только за ним захлопнулась дверь, попадья - даже не помню, как ее звали - пододвинулась ко мне и, положив пухленькую ручку мне на колено, сказала что-то жарко дохнув мне в лицо. Я, зная, что мне нужно, в принципе, делать, положил ей на грудь руку, ощутив большое и мягкое. Я делал все, что нужно и одновременно как бы наблюдал за собой со стороны. Я сам себе не верил. Я - и вдруг с почти сорокалетней женщиной! С попадьей. К которой меня специально для случки привел Устюжанинов. До этого я привык к молодым телам, высоким стоячим девичьим грудкам, которые так приятно оглаживать всей ладонью.
Груди попадьи были мягки и необъятны, а влагалище широким и скользким. Помню, я никак не мог закончить, а она все выкрикивала: "Давай! Давай! Еще!" И когда я наконец, пустил свою струю, она облапила мои ягодицы, прижала изо всех сил к себе, будто не желая выпускать...
- Ну как? - спросил потом Борис.
- Дыра у нее больно здоровая, а так ничего, - сказал я, будущий учитель словесности, стараясь выглядеть многоопытным мужем, которому все нипочем.
Устюжанинов расхохотался.
Но настоящие загулы случались у нас каждое лето в Москве или Питере с Димой Алейниковым. Мы хлестали винище, ездили на пароходах, ходили к проституткам и в высший свет, где морочили тонких барышень, разыгрывая светских львов.
Деньги были, и в предпоследнее лето мы махнули в Крым, где не вылезали из моря, бутылок и влагалищ. Хотя, конечно, насчет влагалищ я чуть преувеличил, но они тоже имели место и каждая очередная победа над очередной дамой отдыхающей без мужа или уволоченной в аллею дочкой генерала аккуратно записывались в книжечку. Как мы говорили, "для истории". Где теперь эта книжечка?
Таковы мы, мужики, кобели, жеребцы и т.д.
Но почему-то из всех женщин острее всего я вспоминаю Дашу. Бежецк. Осенние листья. Украденный у богов поцелуй.
Глупые боги."
x x x
- Шутки шутками, а мистер Икс нам так и неизвестен, господин контрразведчик-сплетник.
- Да ладно вам, господин штабс-капитан, - Козлов нахмурился. - Я, конечно, виноват. Я вчера вечером до ночи думал и понял, что вы правы, я не должен был...
- Начальник всегда прав. Первая заповедь. Как военный человек ты должен это понимать и не трепаться бездарно по коридорам, контрразведчик хренов.
Оба сидели в приемной Ходько, вызванные им с утра пораньше для доклада.
- Не заводитесь опять, Николай Палыч, лучше подумайте, что генералу скажете.
- Я тут ночью придумал одну комбинацию. Вернемся с доклада, вместе покумекаем.
Адъютант снял трубку, взглянул на них и офицеры, встав, одернули френчи и пошли к резной двери бывшего директорского кабинета.
Войдя, оба синхронно щелкнули каблуками. Ходько это любил.
Викентий Валерианович Ходько вышел из-за стола, протирая пенсне. Во всем его облике было что-то от доброго дядюшки, а не от офицера.
- Ну-с, я вижу успехов никаких. Враг работает в этих стенах... Поймите, господа, я вызвал вас обоих в нарушение субординации, поскольку задание это весьма деликатного свойства поручал вам обоим.
- Мы понимаем, ваше превосходительство, - Ковалев осторожно подбирал слова. - Но кое-какие успехи у нас есть. По крайней мере сейчас мы точно можем сказать, кто шпионом не является.
- Вы шутите, господа?
- Мы сузили круг до пяти человек, провели комплекс мероприятий и, думаю, что в ближайшее время... Нам известна даже кличка агента у красных.
- Медленно, медленно, господа. Может быть, вам нужна помощь? - Генерал прохаживался по кабинету, и офицеры провожали его взглядами.
- Ваше превосходительство, нам кажется, что не стоит расширять круг посвященных.
- Я тоже так думаю и рад, что наши мнения совпадают, - кивнул Ходько.
- от если бы только убрать текучку. Заедает. Снимите с нас листовки и саботаж. Хотя бы станцию.
- Текучка, голубчик, всех заедает. Что ж, это жизнь. Я подумаю, что тут можно поделать, подумаю.
Генерал еще раз прошелся по кабинету, мягко ступая сапогами по ковру.
- Ну и сколько вам еще нужно времени?
Штабс-капитан и поручик переглянулись.
- Максимум месяц, - выдохнул Ковалев.
Поручик молча кивнул.
- Ого! - Ходько не скрыл удивления. - Целый месяц?
- Максимум, ваше превосходительство. Думаю, при удаче справимся быстрее.
- Ладно. Постарайтесь, постарайтесь, господа.
- Разрешите идти?
- Погодите. Еще не все. Я вызвал вас, штабс-капитан, не только поэтому.
Ковалев насторожился.
- Представьте себе, штабс-капитан, сегодня явился ко мне для представления по случаю прибытия в наш город некий подполковник. Прибыл он сюда с целью формирования отдельного полка с прямым пока подчинением Ставке. Я так полагаю, что и для строительства укреплений, если красные продавят фронт.
Ковалев смотрел на генерала с возрастающим недоумением.
- Из разговора выяснилось... ну то есть подполковник просил оказать возможное содействие, а я по-мальчишески хвастался кадрами и упомянул в том числе вас, как перспективного офицера, - Ходько строго глянул на штабс-капитана. - Может быть и незаслуженно! И тут выяснилось, что Николая Павловича Ковалева он знает. Попросил проводить его к вам, но я решил, что удобнее будет пригласить вас. Заодно и послушать про успехи моего перспективного офицера.
Ходько прошел в угол кабинета и открыл внутреннюю дверь, ведущую в помещение для отдыха. За первой дверью показалась вторая, звукоизолирующая. Отворив и ее Ходько заглянул в комнатку.
- Господин подполковник, ваше недолгое затворничество завершилось, мы закончили делиться секретами и устраивать выволочки. Прошу вас, милейший. Ваш приятель здесь.
Подполковник еще не показался в проеме двери, как Ковалева озарило, и лицо его вспыхнуло улыбкой. Алейников!
- Дима!
- Колька!
Друзья бросились навстречу друг другу и обнялись, хлопая друг друга по спинам. С Алейникова слетела фуражка, но он даже не заметил этого.
- Живой, черт!
- Живой, живой. Здравствуй, брат!
- Растроганный этой встречей Ходько снял пенсне, поморгал глазами. Поручик Козлов открыто и широко улыбался.
- Ну ладно вам, как барышни, - с напускной строгостью сказал генерал. Идите отсюда, отпускаю вас до обеда. Вон у Хмельницкого посидите. Идите. И помните мою просьбу поторопиться.
Выйдя из приемной в коридор, Ковалев спохватился.
- Да! Я же вас друг другу не представил, - он обернулся к Козлову. Это мой друг, ныне подполковник Дмитрий Алейников. А это - поручик Олег Козлов, весьма способный офицер, прирожденный контрразведчик.
Козлов неопределенно хмыкнул.