«Зеркало Аллаха» – период восточного футуризма.
«Сумерки» – период футуристического декадентства.
«В Никуда» – период декадентствующего имажинизма.
«Аль-Кадр» – начало подлинного имажинизма.
Есть такой юноша Иван Грузинов, которому очень хочется стать имажинистом. В недавно выпущенной книге «Имажинизма Основное», где вульгаризировано и переповторено обывательски все то, что хорошо звучало в моем «Дважды два пять» и Толиной «Буян-Острове», в этой книге, которую я скорее назвал бы «Епархиального благополучия Основное», автор пишет: «в имажинизме появился новый вид поэзии – некий синтез лирического и эпического».
Конечно, это галиматья, за которую должны руками и ногами ухватиться сто пятьдесят миллионов маяковских. Лирика есть поэтическое, эпос есть философское и историческое. И своими стихами ты блестяще доказываешь вековечность именно лирической сущности поэзии.
Быть поэтом штука нехитрая. Не трудно быть и имажинистом, для этого надо только, чтоб башка работала как следует. Еще легче быть талантливым поэтом. Все мы таланты. От таланта деваться некуда. Трудно быть нужным поэтом. Конечно, я говорю нужным не в том смысле, как ты, например, нужен для Слюнберга43 или для Ип. Соколова.
Нужность поэта проистекает от физиологичности его творчества. Бесполое творчество – это роковое свойство наших дней. Имажинизм есть эра мужского, животного, телесного мироощупывания, когда быть Фомою Неверующим важнее, чем быть бесполым Иоанном.
Златоусты все, Нужноустов нет. Нужно создать новое Электрическое Евангелье, которое умело бы обманывать людей, ибо без обмана нет искусства, а следовательно, нет и жизни.
Для того, чтоб обманывать умно, а глупо обманывать не стоит, надо быть мастером и авантюристом.
Я вижу в тебе задатки авантюриста, и от всего сердца желаю тебе, чтоб из тебя вышла «Сонька Золотая ручка» от поэзии. Поверь, что ею быть и нужнее и труднее, чем быть каким-нибудь вихрастым Бальмонтом.
Чего я хотел бы от поэзии? Чтоб она унежила душу мира. А на убежденья мне начхать. Унеживающее начало есть в душах только хулиганствующих, следовательно, есть и у тебя. Предоставь же быть паиньками тем, кто не умеет быть хулиганом и кто не смеет быть нежным. Нежность – это результат силы и здоровья.
Мне нравятся мускулы сердца и бицепсы мозга.
Прощай, Сандро! До скорой встречи в новом альманахе.
Твой Вадим
Рюрик дорогой мой!
Прости за неразборчивость почерка, но дело в том, что у меня поломалась пишущая машинка, а ленту мне обещали по случаю достать дней через сорок.
Надеюсь, что интерес моего письма, обусловленный, конечно, темою, заставит тебя преодолеть все трудности моей каллиграфии и деформированных букв и прочесть смысл.
В имажинизме ты играешь роль блудного сына. То подписываешь первую учредительную декларацию, то, даже не получая построчных, письмом в редакцию «Известий» заявляешь о выходе из наших рядов, потом снова вступаешь обратно. Словно переменчивый, как лунный облик. Но надеюсь, что ошибкой в тебе был уход от нас, а не приход к нам.
В рядах боевого имажинизма, среди имажинистов первого разряда, на твою долю выпала тяжелая роль. Нас всех критики упрекают в том, что мы имажинисты. Тебя в том, что ты не имажинист, что ты только по ошибке в наших рядах. Ты всегда отвечаешь, что ты истинный имажинист, но говоришь это «верую» тоном сердца, а не логикой «знаю», и мне очень хотелось поболтать бы с тобой на тему: почему ты не описка в имажинизме.
Каждая школа имеет несколько профилей. Чем разнообразнее индивидуальности, входящие в состав школы или течения, тем жизненнее течение и тем способнее оно захватить большую территорию.
Если Мариенгоф – жокей имажинизма, если Есенин – инженер имажинизма, если Кусиков – придворный шарманщик имажинизма, то на твою долю выпала обязанность быть архимандритом нового течения.
Я не шучу. В тебе зажигается религиозное начало имажинизма. Без веры и без религиозного самосознания нет человека. Без религиозного песнопения нет идеи. И имажинизм был бы кабинетным препаратом, если бы он не был оживлен и одухотворен изнутри межпланетной ритмической религиозной истиной.
Твоя религиозность не церковного порядка. Не в том она, что ты «тысячу раз человеческим лаем» повторяешь имя бога. Я скажу даже больше: я убежден, что ты не веришь в существование того бога, которому молишься. Ты склоняешь колени перед еще не найденным богом. Тот бог, которого ты назвал, уже не бог, ибо не дано человеку уметь назвать того, кому веруешь. Можно поклоняться только тому, что не знаешь и не постигаешь. Постижимое и постигнутое уже приобретает человеческую природу. Расчислив время на часы и годы, мы уничтожили время и идею времени. Разделив существование на жизнь и смерть, мы стерли грани бытия. И, может быть, этой появившейся терминологии мы обязаны тем, что мы не умеем жить и не умеем умирать.
Что такое религиозность в поэтическом значении? Да, это и мальчики да девочки, свечечки да вербочки, это и земной поклон, и черная краюха иконы, эта вся аксессуарность, но не это самое важное, самое главное. Религия – это вера в невозможность постичь. Это не факел, несомый над миром, а сознавание жертвенности этого факела.
Это пророчество не для того, чтобы открыть ненайденное и еще не видимое, а восторг огненный перед тем, что за гранями приоткрывшегося есть мили неоткрытого. Религия поэта проистекает от верования в то, что поэт хотя и человек, но он не человек. Только то течение, которое верит в чудесное превращение человеческой души в поэтическую, есть поэтическое течение. Поэтому-то футуризм, сводящий значение поэта к мастеровой роли, не есть течение поэтического, а только философски-жизненного порядка. Ясно, что и дьякон должен учиться петь, и поэт должен пройти искус подмастерья. Но как нельзя научить дышать телефон, так же нельзя научить быть священником от поэзии.
Только верующий в религиозную подоплеку всякого творчества, только мистерийный творец может так любить огонь, как любишь его ты.
Я помню тебя с твоего первого выступления. Два понятия «огонь» и «Рюрик Ивнев» неразлучимы в моем сознании.
И в самом деле: даже твои книги: «Самосожжение», «Пламя пышет», «Золото смерти», «Пламя язв», «Солнце во гробе»! Всюду огонь, пламень, горение и сожигание.
Я не знаю страницы твоих стихов, где не было бы крутящихся костров.
…Вот влюбленность, как огненный вихрь.
…Хочу, чтобы оба служили лучу.
…Еще горят глаза.
…И над воздушным пламенным костром
Качается, как всадник, месяц стертый.
…Глотну, как воздух, яростный огонь.
…В уста, в глаза, в огонь, в живот.
…Из окон визг, пылающий огнем.
…И, как душа, пылающий восток.
…Видишь, в божьем огне
Тело мое не горит.
…С какой бы сладкой болью целовал
Вот это очищающее пламя.
…Сгорит ненужный пепел – тело.
…Пусть кровь и плоть в огне горит.
…На душе горящая печать.
…И горят над этим морем чистым.
…Пред огнем я стоял.
…Внизу костер и пламень восхищенный.
…Вдыхая пламень яркий.
…Дал огонь пронзающий.
…Ах, кто мне поможет
Найти любовь в огне.
…Сгореть! Но сердцем не сгораю,
А только медленно горю.
…Обжигающий крик кнута.
…Никто не метнет на безумца горящего взгляда.
…И каждая буква невестой
Червонного солнца становится.
…Чорное золото губ!
…Чтоб кровь не горела пламенно.
…Жег свою душу.
…Плоть моя не горела.
…Довольно играть с огнем.
…Пусть в душе сжигаемой…
…Огненный крест свой носить.
…Огонь живительный и ясный
Возьмет истлевшие тела.
…И языком бездымно-жарким
Огонь лизнет в последний раз!
…Смогу ли очистить огнем?
…Горьким словом зажги меня.
…Как сожженный огнем своим,
Не сгорая дотла, горю.
И так далее, и так далее. Я не выписываю большего количества примеров только ввиду дороговизны бумаги и трудности книгопечатания.
С огнем у тебя самые приятельские отношения.
Может, тебе покажется странным, но я определенно утверждаю, что ты Рюрик Огневич. И, как истинный сын своего отца, ты унаследовал от огня не только его тишину (ибо огонь тих!), но и его бесформенность. У огня нет формы, а есть только бытие и вариации; у твоих стихов тоже нет формы, они деформированы. Вот сейчас я приведу тебе твои же строки.
…Земная кора – обратная сторона медали,
А лицевая закрыта зеленой плесенью.
…Нет ни одного события без причины,
В густом смещении мы поймем все знаки.
У загоревшейся пыльной лучины
Я сниму кольцо, толстое как шина,
И забуду о несуществующем браке.
…Я кусочек основания треугольника.
О пространство! Хрустни своими пальцами.
С вами, с вами я, с оскорбленными, с раскольниками,