Прости былые оскорбленья!
Я весь в цветах; я изнемог!
И жду, благая, примиренья,
Как солнца полевой цветок.
1926
Пляска
Сердце вьется, как снежная птица,
Над твоею ночной красотой,
Заснежает метелью ресницы
И покой ослепляет мечтой.
И в твоем заблиставшем румянце,
Золотая любовь, я открыл,
Что ты хочешь в мучительном танце
С моим сердцем плясать меж могил.
И хоть знаю, что сердце заплачет
В лютых чарах плывущей весны
И мечтательно голову спрячет
В голубые старинные сны, –
Принимаю тебя, опьяненье!
Закрутись, мое сердце, в снегу!
Моя сказка, метели, томленье
На рассветном льдяном берегу!
В твоем взоре – два солнца, а груди –
Две звезды, что слепят небосклон.
Саломея! На снежном сосуде
Я несу тебе душу и сон.
Сердце вьется, как белая птица,
Над твоей огневой красотой.
Опрокинула в эти страницы
Ты безумного кубок златой.
Так восстань над моею метелью,
Захлестни покрывалом цветным,
Золотой путеводной свирелью
Уведи меня к странам своим!
Уединение
«O, patria! Ti rivedre»
Когда в зловещий час сомнения
Я опьянен земной тоской,
Свой челн к стране Уединения
Я правлю твердою рукой.
Земля! Земля!.. Моей отчизною
Я вновь пленен. Родная тишь!
Но отчего же с укоризною
Ты на пришедшего глядишь?
Тебе был верен я, не знающий
Иных утех, чем грез о том,
Когда приду, изнемогающий,
К тебе я в сумраке ночном.
Из данного мне ожерелия
Я не растратил бирюзы –
Ни в час безумного веселия.
Ни в час настигнувшей грозы.
Смотри: венец твой окровавленный
Из горних, облетевших роз,
Как раб смиренный, но прославленный,
Я на челе опять принес.
Пусть в городах блудницы многие
От ласк моих изнемогли –
О, что тебе слова убогие,
Растерянные мной вдали,
И поцелуи бесконечные,
И сладострастья буйный хмель?
Тебе принес я речи вечные
И дух – увядший иммортель.
О, приюти меня, усталого,
Страны блаженной темнота,
И горстью снега бледноталого
Увлажь иссохшие уста!
Весенний дождь
Пройдя небесные ступени,
Сквозь тучи устремляя бег,
Ты снизошла, как дождь весенний,
Размыть в душе последний снег…
Но ты, мятежная, не знала,
Что изможденный плугом луг
Под белизною покрывала
Таит следы угрюмых мук.
И под весенними словами,
Растаяв, спала пелена.
Но, как поруганное знамя,
Молчит земная тишина.
И лишь в глаза твои с укором
Глядит безмолвье темноты:
Зачем нечаянным позором
Стыдливость оскорбила ты?
Снежный болван
Из снега сделан остов мой.
Я – ледяной болван немой.
Мой грубый, неуклюжий торс
К ногам безжизненным примерз.
Два неморгающих зрачка –
Два бархатистых уголька.
Льдяное сердце в грудь не бьет,
Льдяное сердце – мертвый лед.
Весенний луч… Бегут ручьи,
И руки мертвые мои
Еще беспомощней торчат,
И слезы – льдинки сыплет взгляд.
Весенний день и синева…
Подтаивает голова.
Весенний день лучом вскипел…
Я пошатнулся и осел,
И тяжело упал назад.
И только бархатистый взгляд
Глядит с укором на весну,
Нарушившую тишину.
Судьба
Очаровательный удел,
Овитый горестною дрожью…
Мой конь стремительно влетел
На мировое бездорожье.
Во мглу земного бытия,
И мгла с востока задрожали,
И слава юная моя
На перекрестках отставала.
Но муза мчалася со мной
То путеводною звездою,
Сиявшей горней глубиной,
То спутницею молодою.
Врачуя влагою речей
Приоткрывавшиеся раны
От неоправданных мечей
Среди коварного тумана.
И годы быстрые цвели
Прозрачной белизной черемух…
Мы песни звонкие несли
Среди окраин незнакомых;
В еще не знаемой земле
Переходили хляби моря;
На вечереющем челе
Горели ветреные зори.
Облитый светом заревым,
В томленье сладостном и строгом,
Венчанный хмелем огневым –
Я подошел к твоим чертогам.
Не изменила, муза, ты,
Путеводительная муза,
Венцом нетленной чистоты
Чело отрадного союза
Благословенно оплела,
Разлившись песней величаво.
И только тут к нам подошла
Отставшая в дороге слава.
Властелину
В фонарном отсвете алмазном,
С усмешкой тонкой на губах,
Ты устилаешь путь соблазном,
Как елкой на похоронах.
Выглядываешь и таишься
Над недоверчивой толпой,
Вдруг расплеснешься, расклубишься
И брызнешь искрой огневой.
Чуть стукнув ресторанной дверью,
Певучим шелком прошуршав,
Ты клонишь бешеные перья,
Вздымаешь огненный рукав.
С улыбкой над моим ненастьем
Ты чашу полную вина
Мне подаешь – и сладострастьем
Смятенная душа полна.
Гробокопатель! Полководец!
Твоих шпионов – легион!
И каждый ключевой колодец
Твоей отравой насыщен.
Ты язвы, блещущие смолью,
Как пули, шлешь в врагов своих,
И стискиваешь едкой болью
Суставы пленников нагих.
Прикрытый бредом и любовью,
Как выпушкою вдоль плащей,
Твои знамена пышут кровью
Над страшной гибелью моей.
Сказка о Лешем и поповой дочке
Лапоть вяжет на проталинке
И свистит, как мальчик маленький;
Сам дороден, волос сед,
Весь взъерошен – чертов дед.
На руках мохнатых – плеши;
Всяк боится – конный, пеший –
Лишь засвищет старый леший.
Ласков он лишь с малым зверем,
С птичкой, птахою лесной,
Их зовет он в гости в терем
Расписной.
А в избушке – в терему
Славно, весело ему:
Там сидит попова дочка,
Гребнем чешет волоса,
В жемчугах ее сорочка,
Брови – будто паруса.
Раз забрел я к ним в избу,
Проклинал тогда судьбу:
Еле от нее ушел,
Еле вышел в чистый дол.
…Ну, а с той поры грущу,
Терем золотой ищу.
Больно девка хороша:
Голос – словно звон в часовне,
Стосковалася душа
По красавице поповне.
Portrait D'Une Demoiselle
Ваш полудетский, робкий шепот,
Слегка означенная грудь –
Им мой старинный, четкий опыт
Невинностью не обмануть!
Когда над юною забавой
Роняете Вы милый смех,
Когда княжною величавой,
Одетой в драгоценный мех,
Зимою, по тропе промятой,
Идете в полуденный час –
Я вижу: венчик синеватый
Лег полукругом ниже глаз.
И знаю, что цветок прекрасный,
Полураскрывшийся цветок.
Уже обвеял пламень страстный
И бешеной струей обжег.
Так на скале вершины горной,
Поднявшей к небесам убор,
Свидетельствует пепел черный,
Что некогда здесь тлел костер.
В гостиной
М. Кузмину
Обои старинные, дымчато-дымные,
Перед софою шкура тигровая,
И я веду перешопоты интимные,
На клавесине Rameau наигрывая.
Со стены усмехается чучело филина;
Ты замираешь, розу прикалывая,
И, вечернею близостью обессилена,
Уронила кольцо опаловое.
Гаснет свет, и впиваются длинные
Тени, неясностью раззадоривая.
Гостиная, старинная гостиная,
И ты, словно небо, лазоревая.
Ночь… Звоны с часовни ночные.
Как хорошо, что мы не дневные,
Что мы, как весна, земные!
Посвящение Н. Гумилеву
О, как дерзаю я, смущенный,
Вам посвятить обломки строф, –
Небрежный труд, но освещенный
Созвездьем букв: «а Goumileff».
С распущенными парусами
Перевезли в своей ладье
Вы под чужими небесами