Древнейшие останки человекоподобных существ найдены в Африке в Танганьике… Сорок тысяч лет тому назад в бассейне Конго сложилась своеобразная местная культура… Интересна африканская культура Зимбабве в бассейне Замбези и Лимпопо в Южной Африке, — неизвестно даже, когда она возникла и когда погибла, что за народ строил печи для выплавки металла, храмы, создавал рудники, каналы, пользовался денежными знаками; культура Зимбабве до сих пор «изучалась» преимущественно авантюристами, искавшими — и находившими— там золотые украшения… Любопытно бронзовое искусство Бенина, страны, некогда существовавшей в Западной Африке…
Это не только удивительно интересно — прочитать историю целого континента… События последних столетий, право же, заставляют нас, современных европейских ученых, почитать своим прямым моральным долгом способствовать восстановлению правды о прошлом африканских народов, участвовать в изучении его.
Одним из первых изучением доколониальной истории Африки занялся прогрессивный французский историк, ставший после освобождения страны директором Национального института Гвинейской Республики.
Мы познакомились с ним в Конакри.
Раньше он не раз приезжал в Африку, этот средних лет, лысеющий человек со шрамом у левого виска и подергивающимся веком левого глаза, — приезжал и уезжал. После провозглашения независимости, когда началось массовое бегство его соотечественников во Францию, он перевез семью в Гвинею и решил навсегда поселиться в Конакри.
Директор водил нас по залам института, пока не имеющего научных работников, показывал собранные в лесных районах ритуальные маски идолопоклонников герзе, загадочные каменные статуэтки, найденные в Гвинее (местные племена не режут по камню), рассказывал об истории народа фульбе.
Город Лабе, к которому мы сейчас подъезжаем, — это древнейшее поселение фульбе на Фута-Джаллоне: они появились здесь еще в XVI веке и пришли как будто бы с севера… Но откуда — с севера?.. Женщины фульбе долгое время носили традиционную прическу в виде высокого гребня, чем подчеркивали свое особое положение: в отличие от других гвинеек они не носили тяжестей на голове. Ныне эта прическа уже не в моде, и дамы фульбе носят на головах ведра и тазы точно так же, как и дамы сусу… Сохранились только рисунки женщин с традиционным гребнем, да скульпторы, вырезая статуэтки из дерева, заостряют им макушки… А совсем недавно в западной Сахаре были открыты многочисленные наскальные фрески, среди которых оказались изображения женщин с характерной для фульбе прической-гребнем… Уж не предки ли нынешних фульбе оставили там портреты своих красавиц?.. Что предки фульбе принадлежали к средиземноморской расе, предполагалось и раньше, но всякие выводы, основанные лишь на совпадении изображений, чреваты ошибками. Мужские головы, вырезанные гвинейскими мастерами из черного эбенового дерева, в профиль похожи на знаменитые каменные статуи острова Пасхи. А несколько лет назад советским этнографам пришлось пережить легкий шок: в дебрях Амазонки их иностранные коллеги открыли маленькое индейское племя, изготовляющее игрушки, чрезвычайно сходные с теми, которыми прославилась наша Вятка…
К какой бы расе ни принадлежали некогда предки фульбе, откуда бы ни пришли они, — влияние местных племен оказалось решающим: ныне по своему типу фульбе не отличаются от других гвинейцев, и лишь изредка мелькают в толпе относительно светлые тонкие, арабского типа лица…
Лабе — городок, насчитывающий ныне двенадцать тысяч жителей. Если считать от Конакри, то мы не только удалились на несколько сот километров от побережья, но и поднялись на один километр вверх: Лабе находится на высоте 1050 метров над уровнем моря… Мы остановились в Туристском отеле — это довольно большое, крытое черепицей здание, перед окнами которого растут мексиканские агавы и австралийские эвкалипты… Отель — в западной, новой, части города, где расположены и все административные учреждения… Чтобы попасть в старую, восточную, часть города — с рынком, мечетью, хижинами, — нужно переехать небольшую речку Сассе…
«Спутник», — это наше слово, обретшее характерное для французского языка ударение на последнем слоге, вновь звучит в Лабе, в здании комендатуры… Уже вечер, а день был нелегкий. После Пита и водопада Кинкон мы сразу же попали в Лабе на огромное празднество с гирляндами национальных флагов, с речами, танцами, музыкой, солнцем, пылью, красочными одеждами, яркими плакатами, лозунгами, написанными и по-французски и по-русски (в Лабе, оказывается, живет рязанец, семидесятилетний старик эмигрант Кузьмин)… потом мы смотрели футбольный матч между двумя местными командами, потом наспех поужинали, и, уставшие, оглушенные, приползли на встречу…
Народу собралось множество. Здесь и взрослые, и юные лицеисты, и еще более юные ученики колледжа… На почетном месте На Куяте — пятидесятилетняя женщина с тугими черными косичками, в белой широкой одежде. На груди у На Куяте орден «Крест борца за независимость», висящий на трехцветной ленте… Вместе с комендантом Лабе и его женой — удивительно красивой гвинейкой — На Куяте встретила нас на дороге в Лабе и пересела в наш автобус… Журналисты, воспитанные на отечественной революционной литературе, расспрашивали о ее участии в борьбе с колонизаторами, и ответ На Куяте поначалу прозвучал для нас неожиданно: она получила орден за то, что открыто выражала свое недовольство французской администрацией, которая мстила ей, не разрешая торговать на рынке… Но, честно говоря, нужно иметь немалое мужество, чтобы вслух высказывать правду власть предержащим…
Жена коменданта, Нэнэ, — очаровательная молодая женщина в пышной нейлоновой накидке, в светлом платье с яркими пятнами национальных флагов, — принимает нас в комендатуре.
Среди женщин — наших и гвинеек — заходит разговор о новом брачном законодательстве: теперь девушку нельзя выдать замуж раньше семнадцати лет, и она имеет право отказаться от брака с нелюбимым. Невест по-прежнему выкупают, но размер выкупа по закону не может превышать пяти тысяч гвинейских франков, и вручается выкуп не родителям, а невесте — на обзаведение хозяйством.
Разговор продолжается, но я уже не могу прислушиваться к нему: передо мной возникают две маленькие девчонки с забавными прическами — на коротковолосых курчавых головах прострижены продольные бороздки, — девчонки с пионерскими галстуками, которых я как будто бы видел днем среди плясуний, и спрашивают меня, называя межпланетную станцию «спутник», что удалось разглядеть русским на невидимой стороне Луны… К нам присоединяется несколько мальчишек — черные глаза их пылают тем же восторженным огнем, что и у всех прочих ребят, мечтающих о космических странствиях…
Удивительная судьба у слова «спутник»! Или, вернее, удивительна реакция, вызванная запуском спутников. Я читал разные высказывания, я знаю, какой переполох вызвали они в определенных западных кругах, но вот мы приехали в Гвинею, и первые же наши знакомые, шоферы у отеля в Конакри, приветствуют нас словом «спутник», и звучит это естественно и просто, как «доброго утра» или «счастливого пути»… В самом этом факте можно было бы усмотреть еще одно подтверждение всемирной славы советской науки, но я подумал тогда и думаю сейчас, что если бы молодые гвинейцы не обнаружили в событии, связанном со словом «спутник», нечто дорогое, близкое для себя, они не вернули бы нам, русским, наше слово в форме доброго пожелания…
А сейчас в комендатуре Лабе черноглазые пионеры в разноцветных галстуках стоят возле меня и требовательно ждут рассказа о Луне… Право же, в истории человечества не было ни одного научно-технического открытия или достижения, весть о котором разнеслась бы по свету с такой же быстротой, как о запуске советских искусственных спутников Земли и межпланетных станций… Но скорость меня не удивляет — гораздо удивительнее, на первый взгляд, что начавшийся в нашей стране штурм космоса был воспринят людьми в самых отдаленных уголках земного шара, как нечто отнюдь не чуждое им, наоборот, — понятное, близкое… Я бы даже сказал определеннее — многими простыми людьми на Земле, не помышляющими о политических экспансиях, шпионаже из космоса, строительстве военных баз на Луне, этими людьми штурм вселенной был воспринят как дело всего человечества, к которому причастен каждый, независимо от того, где он живет и на каком языке говорит, причастны даже вот эти юные лицеисты из племени фульбе, внимательно слушающие меня.
Луна еще не взошла, и звезды не притушены ее сиянием — их много, и они крупные, эти звезды, к которым все настойчивее приковывается мысль человечества… Мы возвращаемся в отель пешком. Прохладно. Городок спит— в Гвинее рано ложатся и рано встают. Мы не торопимся, и можно полюбоваться ночным небом… Прямо над головой, в зените, созвездие Орион; оно откочевало сюда из наших широт и возвратится лишь осенью; в экспедициях появление на небе Ориона всегда заставляло нас торопиться — близка зима!.. А Большая Медведица — она чувствует себя здесь неважно: по каким-то космическим причинам она перевернута кверху ногами, и если провести традиционную прямую через две крайние звезды, черта упрется в землю, в ту точку горизонта, за которой уже исчезла Полярная звезда… Южный Крест ни в Конакри, ни в Лабе не виден. Может быть, в Нзерекоре нам повезет?
Утро звонкое, ясное, легкое. Звонко и чисто звучит горн, и все гвинейцы, чем бы они ни были заняты, бросают дела, останавливаются и замирают— только белые широкие одежды их слегка колышутся под порывами свежего ветра… Мы тоже стоим неподвижно, тихо, понимая, что происходит нечто торжественное, и нам разъясняют, что именно: на площади перед зданием комендатуры поднимают национальный флаг независимой Гвинеи, и жители города отдают таким образом честь трехцветному государственному стягу… Мы присоединяемся к ним, мы тоже прекращаем разговоры и стоим неподвижно, повернувшись в сторону невидимой отсюда комендатуры, и одновременно мы прощаемся с Лабе, с его жителями: для большинства из нас сегодня начнется путь обратно, в Москву… Мы еще стремительно прокатим по дороге на Маму, но уже нигде не будем задерживаться. В Маму наша группа разделится: шесть человек останутся на вокзале и будут ждать поезд на Канкан, а остальные вернутся в Конакри…