В глубокой нише, уже в верхней части ущелья, нас догнал догон из нижней деревни; он отдал нам воду, улыбнулся в ответ на «мерси» и легко и непринужденно заскользил вниз по скалам. И тотчас наверху появился новый водонос — молодой мускулистый парень в плиссированной юбке до колен — и с такой же легкостью и непринужденностью, держа огромный колебас на голове, побежал по ущелью в нашу сторону. Я смотрел то на удаляющуюся фигуру, то на бегущего к нам атлета и думал, что никогда в моей памяти никакая бандиагаринская или прочая экзотика не заслонит воспоминаний о прекрасном проявлении человечности со стороны обитателей уступа, человечности, так неожиданно озарившей наше пребывание в «стране камней»… Простота, разговор, как с равным, — вот единственное, что могло расположить и расположило Долб Огобара в нашу пользу, создало атмосферу доверия и взаимопонимания, и ответная реакция последовала сама собой, раскрыв нам самих догонов с наилучшей стороны.
Потом мы проделали еще немалый путь. Мы побывали в пещерах, ранее служивших догонам жилищем, — об этом свидетельствовала битая глиняная посуда. Прошли мимо главного фетиша Санги — храма, подобного древнеславянскому капищу; размерами храм не выделялся среди прочих домов, но над входом в него возвышалось зубчатое сооружение, а стены были расписаны белыми узорами, среди которых мы обнаружили изображения черепах, петухов, крокодилов, коз, символические фигурки человечков… Мы прошли мимо кладбища, находившегося, так сказать, не на месте, не на уступе, и Доло Огобара объяснил нам, что здесь хоронили в голодные годы, когда нет сил втаскивать покойников на уступ… Все эти детали, небезынтересные сами по себе, уже ничего не могли добавить к тому основному ощущению, которое я вынес после целого дня лазания по скалам в обществе ранее неведомых мне людей — догонов.
У туннеля нас ждали несколько человек из группы и одна машина; вторая ушла в деревню Энжеле, к каменному зданию, служившему в Санге чем-то вроде отеля. Несмотря на всемерное уплотнение, в машину мы не вместились, и я решил остаться и подождать, пока за мной вернутся.
Джип укатил, а я вошел в туннель и сел в сторонке среди догонов, стараясь никому не мешать. Вскоре к присутствию моему привыкли и на меня перестали обращать внимание. Я сидел, смотрел, думал… Обстановка была своеобразной. В туннеле собралось много народу, ноне было ни одной женщины. Мужчины спали или просто лежали на каменном полу, лениво переговаривались, играли с детьми, а низкие своды пещеры, полумрак придавали всему своеобразную окраску, невольно возвращая к бесконечно далекому, прошлому человека… Разве не так отдыхали тогда люди в знойные часы?.. И разве не так плели тогда циновки, опрыскивая изо рта сухие стебли водой, как делает это сейчас пожилой догон с бритой головой, занявший центральное место в пещере? Он сидит, широко раскинув ноги, и пальцы его ловко переплетают жесткую траву… И разве не так крутили нитку из пряжи первые ткачи, как делает это полуголый, сморщенный, но еще с крепкой мускулатурой старик, примостившийся на обломке скалы? Все приспособления его — большой палец ноги, к которому привязана нитка, и шпулька из палки!.. И разве не так же внимательно следили тогда за искусством старших, как следит сейчас юноша, забравшийся под самый потолок пещеры и растянувшийся там на камнях?..
Древность?..
Нет. Вторая половина двадцатого столетия, века атомной энергии и космических полетов. И это самое ужасное. Трудно придумать более страшный обвинительный акт колониализму, той самой «цивилизаторской миссии белого человека», о которой столько наговорено и написано… Французы в Мали не только не способствовали хоть маломальскому развитию местной промышленности — они активно мешали ее развитию, стремясь устранить всякую конкуренцию привозным товарам, и, надо признать, преуспели в этом!
Машина задерживалась, и я, распрощавшись с догонами, пошел в Энжеле пешком. Было даже приятно пройтись одному по Африке, пройтись и подумать о будущем. Оно — главным образом в планах, но есть и нечто реальное.
На разрисованном ритуальными орнаментами и фигурками животных капище я прочитал: «Март — апрель 1961». В селе Санга открылась школа, и на уступ Бандиагара пришла грамотность.
В Санге образована и работает секция единственной в стране политической партии Суданский Союз, которая, в частности, стремится к кооперированию крестьян Бандиагары… Создаются женские общественные организации, призванные изменить положение женщины… На демократической основе избирается теперь в Санге деревенский совет из пяти человек…
Медленно, но верно входит новое в жизнь Бандиагары.
…Вечером у рощи сейб молодые догоны показали нам ритуальные погребальные танцы. Все танцовщики были в двойных юбках из мочалы, с браслетами из мочалы на руках повыше локтей; догоны, изображавшие женщин, прикрепили себе черные деревянные груди; лица всех танцовщиков скрывали маски… В сложном ритме, — музыканты колотили по барабанам палками, похожими на клюшки, — со сложными телодвижениями вели догоны по древним заповедям хоровод; перед нами, странно притопывая, проходил земледелец в белой ракушечной — из каури — маске, с мотыгой в руках, которой он время от времени ударял по земле; проходили маска-бык с длинными рогами и маска-пастух с тонкой палкой; важно прошагали мимо маска-крокодил, опиравшаяся на посох и ритмично качавшая удлиненной головой, и маска с сидящим на макушке человеком… Особое удовольствие у зрителей-догонов вызывали движения маски с высокой крестообразной башней, символизирующей человека (этот мотив получил отражение на флаге Республики Мали). Эта, должно быть, главная маска останавливалась прямо перед зрителями и, делая быстрые кругообразные движения корпусом, стремилась самым кончиком крестообразного сооружения чиркнуть по земле; если движение удавалось, толпа взрывалась криками восторга; если же маска не задевала землю или слишком сильно ударяла по ней, единый вздох разочарования вырывался у догонов.
А потом, после танцев, мы прощались с Долб Огобара, и Кузнецов подарил ему на память значок с изображением искусственного спутника Земли. Долб Огобара принял подарок, повертел его в руках — голубой значок почти исчез в огромных ручищах — и спросил, что это такое.
— Искусственный спутник Земли, — сказал Кузнецов. Несколько секунд молчания.
— Что такое — искусственный спутник? — спросил Долб Огобара.
Кузнецов принялся, — пожалуй, слишком пространно, — рассказывать догону о наших успехах в завоевании космоса, а Долб Огобара вежливо слушал, но явно ничего не понимал… Отчаявшись, Кузнецов сказал, что искусственный спутник — это такая штука, которая крутится вокруг Земли потому, что ее запустили люди, и для убедительности сам покрутил рукой в воздухе.
Реакция Долб Огобара была совершенно неожиданной.
— Ха! — резко выдохнул он. — Гагарин!
Впервые на суровом, бесстрастном лице догона отразилось изумление: «последние минуты пребывания на Бандиагаре имя Гагарина послужило нам визитной карточкой, и только теперь бывший племенной вождь начал догадываться, кто мы и откуда.
Долб Огобара наморщил лоб и вскинул на Кузнецова маленькие зоркие глаза.
— Ха! — еще раз резко выдохнул он, как бы подтверждая, что признал нас окончательно. — Ха!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Ночи в Мопти прохладны и тихи. Спится легко. В сухой сезон гнуса нет, и пологи москитных сеток мы забрасываем наверх… Квакают на луну лягушки — громко, настойчиво, как наши жерлянки; серые, с большущими горловыми мешками, лягушки живут под самыми окнами, но концерт их не мешает, он даже убаюкивает, навевая идиллические сельские воспоминания.
Встали мы затемно, чтобы ехать в Дженне, но встали напрасно: машин все нет и нет, хотя давно рассвело. Говорят, что не могут добыть бензин; запасы горючего в Мали ограничены, — раньше его завозили французы по железной дороге Дакар — Нигер, а теперь повсюду плохо с бензином.
Задержка наша имеет и свои положительные стороны: вчерашняя поездка в страну догонов дает себя знать. С утра пошли в ход всякие сердечные лекарства, и — в Африке по-африкански! — львиными дозами притом. Опоздание сулит новое испытание зноем, но требуется и передышка. Решетин лежит — делает вид, что не выспался, а сам тайком глотает пилюли…
Дженне, Тимбукту — это целая история, целая эпоха в жизни западноафриканских народов. Далеко расположены друг от друга древние города, но на протяжении многих веков были они неразрывно связаны, были они городами-спутниками… Они возникли на рубеже двенадцатого и тринадцатого веков. Они видели закат империи Гана, они видели расцвет и падение империи Мали, они пережили империю Гао… Как заглянуть в далекое прошлое Дженне, Тимбукту, в далекое прошлое Западной Африки?
Мамбе Сидибе, бывший учитель, рассказывает нам о нем — не терять же зря драгоценные часы!.. Он уже давно на пенсии, Мамбе Сидибе, но, оказывается, продолжает неустанно трудиться: вместе с несколькими своими учениками он изучает историю страны или, точнее, восстанавливает полузабытое, извращенное историками колониализма прошлое народов Западной Африки…
Можно терпеливо слушать Мамбе Сидибе, и я слушаю его. Но еще позавчера в моптийском порту мне посчастливилось найти «магический кристалл», который, я надеюсь, приблизит ко мне старину. Я имею в виду кристалл обычной поваренной соли… Впрочем, не совсем обычной.
Они плоские, матово-серые, тяжелые — плиты соли из сахарских копей Таудени. Перегружая их с крытой двухпалубной пироги на берег, грузчики брали по одной плите и несли на пояснице, снизу придерживая руками. Плиты укладывали на тележку и увозили из порта…
Сахарская соль в порту Мопти — это, право же, целая историко-географическая поэма с неповторимым местным колоритом!.. Не переставая слушать Мамбе Сидибе, я решаю воспользоваться привилегией поэтического творчества — делаю лирическое отступление и переношусь совсем в иные места.
Итак, Мамбе Сидибе повествует о величественном прошлом Мали, а я мысленно прохожу по зеленой улице поселка Нижний Баскунчак и оказываюсь на берегу ослепительно белого — сплошь из соли — озера., По этому озеру ходят поезда, по нему медленно ползают солекомбайны, дробящие соль в пласте и тут же перегружающие ее в вагоны. Все механизировано, все — по последнему слову техники… А несколько десятков лет назад, так же как и сто, и двести лет назад, все было иначе… Ничто сегодня не напоминает на солепромысле о прошлом, и лишь случайно мне удалось обнаружить дета