«Тогерэ». Мы так и не нашли перевода этому слову, хотя имам Дженне несколько раз повторил, что город их выстроен на «тогерэ». В конце концов мы догадались, что под тогерэ имам подразумевает участок суши в зоне затопления, который, не исчезая под водой, становится островом. Очевидно, таких тогерэ не очень много во внутренней дельте Нигера, и этим, в частности, объясняется малочисленность населенных пунктов.
С имамом Дженне Тоголо Сираба и еще несколькими священнослужителями мы познакомились благодаря нашему «мусульманину» Мирзоеву: он обнаружил священнослужителей в крохотной, завешенной циновками пристройке у дувала мечети — имамы коротали время в теньке. Мирзоев заговорил с имамами по-арабски. Мирзоев сказал, что приехал из Советского Союза. Имамы никогда не слыхивали о Советском Союзе, но весть о том, что и в этой неведомой им стране есть люди, исповедующие ислам, произвела на имамов колоссальное впечатление. Имамы покачали седыми головами, имамы многозначительно переглянулись, дивясь всесветной славе пророка, и признали нас за своих. Вернее, за своего признали они Мирзоева, а нас восприняли как приложение к нему, но это уже не имело значения — контакт наладился незамедлительно.
Главный имам мечети, Тоголо Сираба, охотно поведал нам, что мечеть в Дженне — самая большая в мусульманской Африке и одна из самых древних. По словам Тоголо Сираба, общая площадь мечети составляет пятую часть гектара, а свод мечети поддерживается семидесятый двумя внутренними колоннами… Она известна по всей Африке, мечеть в Дженне, и жители города — все без исключения мусульмане — очень гордятся ею… Мы поинтересовались, перестраивалась ли мечеть после ее основания, и получили утвердительный ответ: сооружения из банко, к сожалению, недолговечны, и нынешнему зданию мечети всего лет пятьдесят. Но, всякий раз восстанавливая свой храм, зодчие сохраняют его архитектуру неизменной; иначе говоря, они поступают так же, как поступали и русские зодчие, перестраивавшие прогнившие деревянные церквушки в точном соответствии с древними образцами… Стало быть, нынешняя мечеть в Дженне — копия той, что была выстроена в XIV веке, вероятно, в годы правления Гонго-Мусы.
Постепенно мы расширили круг вопросов и попросили Тоголо Сираба рассказать нам что-нибудь о прошлом города. Старый имам задумался. Он был среднего роста, этот старый имам, он носил белый халат-пипау, белую шапку, спускавшуюся на уши, и солидного размера прямоугольный амулет с какими-то белыми кнопочками; сперва я принял амулет за полупроводниковый приемник, но — ошибся… Что знал старый имам о прошлом своего города?
Знал ли он, что и Тимбукту, и Дженне, выдвинувшись как торговые города, вскоре, в полном соответствии с духом ислама, стали и крупными религиозными центрами?. Было время, когда в Тимбукту и Дженне приезжали учиться к знатокам ислама мусульмане из арабской Африки, когда слава ученых и писателей Тимбукту и Дженне гремела по всему арабскому Востоку. Владыки Тимбукту и Дженне по-разному относились к ученым и писателям. Одни, подобно Гонго-Мусе или Мухаммеду Туре, носившему в империи Гао титул «аския», созывали их отовсюду и приближали к себе. Другие, подобные облеченному высоким званием «сонни» Али (это его прозвали «великим»), рубили ученым и писателям головы… Так или иначе. Тимбукту и Дженне сыграли большую роль в культурной истории Африки, роль, которую еще предстоит проследить, потому что до сих пор изучена лишь малая часть архивных материалов, хранящихся в разных городах мира…
Представлял ли себе величественное прошлое Дженне Тоголо Сираба?.. Представлял, но смутно. Начал же он рассказ с того самого слова «тогерэ», которое нам не сразу удалось понять: много веков назад люди из племени бозо, племени рыбаков и рисоводов, основали на тогерэ неподалеку от Бани деревню… Следуя древним обычаям, ныне давно уже ушедшим в прошлое, бозо при закладке первого дома принесли в жертву своим богам девушку — девушку, которую звали Дженне…
— Так говорит легенда, — добавил добросовестный Тоголо Сираба, но я сразу поверил в легенду, вдруг пораженный фантастической посмертной судьбой девушки из племени бозо.
Юную Дженне с круглым миловидным лицом, веселыми глазами принесли в жертву непонятным богам. а деревушка, взявшая себе ее имя, очень быстро стала многонациональным городом, городом, которому суждена была большая и сложная историческая судьба.
Мы не выясняли у Тоголо Сираба, принято ли в Дженне приглашать «иноверцев» в мечеть, считающуюся главной достопримечательностью города. Но когда старый имам предложил нам войти в храм и подняться на крышу, мы с радостью согласились.
— Имам просит лишь снять обувь у входа и не разговаривать громко, чтобы не мешать молящимся, — предупредил Мирзоев.
Мы сняли обувь и вошли в полутемный храм. Было тихо, прохладно. Босые ноги по щиколотку уходили в сыпучий пылевидный песок. Слабо светили небольшие окна в дальнем конце мечети. Мощные квадратные колонны образовывали наверху арки. Меж колонн, выстроившихся ровными рядами, бесшумно носились летучие мыши. Бились об окопные стекла горлицы. Редкие коленопреклоненные молящиеся, нарушая предписание ислама, запрещающее оборачиваться во время молитвы, удивленно посматривали на нас, не поднимая опущенных к земле голов… Наверх вела довольно широкая лестница с крупными ступенями. Она выводила на плоскую прямоугольную крышу, окаймленную по краям плотными рядами глиняных клыков. Крыша поначалу и произвела на всех нас самое «жгучее» впечатление: раскаленная добела глина обжигала подошвы, и мы скакали по крыше, высоко вскидывая ноги, пока имамы не увели нас во внутрь пикоподобной ощетинившейся башни. Грозные пики, снизу похожие на ракеты, нацеленные в зенит, оказались минаретами. Сквозь узкие прорези в их наружных стенах мы смогли полюбоваться городом.
Плоский, из одноэтажных, украшенных клыками домиков город просматривался из конца в конец. Сверху казалось, что глиняные коробки и обнесенные дувалами дворики понаставлены в полном беспорядке, и единственный принцип, которого придерживались при строительстве, сводился к тому, чтобы придвинуть свой дом как можно ближе к соседнему. Не пожалели горожане места лишь для рыночной площади перед мечетью. В базарные дни на площади бывает людно, наверное, не остается ни одного свободного места под соломенными навесами, а сегодня— пусто… Явные «территориальные излишества» обнаруживаются, пожалуй, и возле длинного, не похожего на другие строения, административного здания под двускатной цинковой крышей: по воле французов там была отгорожена дувалом солидная часть тогерэ. С некоторой претензией на роскошь отстроено каре дворца бывших дженнейских владык: дворец (ныне пустующий) двухэтажный, с галереями, клыкастыми украшениями на оградах и крышах… Зелени мало; кое-где торчат пальмы, зеленеют манговые и дынные деревья; одиноко пламенеет среди бурых домиков пылающая акация… Улочки кривые, неровные, — мы потом ходили по ним, нарушая безмятежное времяпрепровождение коз и ослов.
Вот он каков ныне город, уже восемьсот лет носящий имя девушки из племени бозо: плоский, бурый, прокаленный солнцем, тихий, мирно дремлющий у подножия гигантской мечети, своеобразного памятника былого величия… Конечно, бывают в жизни города свои приливы, но нынешнему Дженне далеко до Дженне XVI века.
Я не случайно назвал XVI столетие: на него пришелся период наибольшего расцвета Дженне и Тимбукту, за которым последовал период упадка. Привели торговые города к упадку сложные процессы международной и внутренней жизни. Рушилось под ударами европейцев и турок могущество и благосостояние арабских государств в Северной Африке и слабели торговые связи между арабами и суданцами, пустели закрома торговцев из Дженне и Тимбукту… Империя Гао, не имевшая прочной экономической базы, расшатывалась внутренними раздорами, тщетно боролась с то и дело возникавшими языческими государствами… В 1591 году испанские ренегаты, принявшие мусульманство и поступившие на службу к марокканскому султану, используя преимущество в оружии, разгромили империю Гао, захватили и разграбили Тимбукту и Дженне…
Осев в этих городах, испанцы быстро растворились среди местного населения, утратили облик и язык европейцев, но совершенное ими нападение не прошло бесследно: крупные торговые центры возможны лишь при крупных государствах, а разгромленное Гао было последним из них в Западной Африке… Позднее торговые пути вновь сдвинулись в сторону Атлантического океана, и дороги, по которым раньше ходили в Дженне караваны, превратились в тропы… По ним, по тропам, продолжали течь суданские товары в Сахару и сахарские — в Судан, но это было лишь слабым отблеском былого… Дженне навсегда утратил прежнее значение. Ныне живет в городе немногим более шести тысяч человек — рисоводов, рыболовов, торговцев; копченая рыба и рис — вот и все товары, которыми ныне торгуют жители Дженне на своем базаре.
Что ж, такова судьба многих городов на земном шаре! Но к тому времени, когда город, названный именем девушки из племени бозо, стал приходить в упадок, имя ее уже распространилось на огромную территорию, зазвучало в названиях африканских земель, берегов, гор и даже донеслось до европейского слуха в шорохе волн Гвинейского залива…
В тесном минарете, на крыше мечети, мы спросили имама Тоголо Сираба, какой он национальности.
— Дженненке, — тотчас ответил Тоголо Сираба.
«Дженненке» в дословном переводе означает «человек из Дженне», «дженнеец», и мы подумали, что старый имам неправильно понял наш вопрос. Тогда мы попросили его перечислить национальности, живущие в городе. Загибая высохшие, с распухшими суставами пальцы, Тоголо Сираба принялся перечислять: бозо, пэль, римайбе, марка, бамбара, дженненке…
— Дженненке? — переспросили мы.
— Да, мсье, — кивнул имам. — Или сонрхай… Но мы называем себя дженненке.
Сонрхай — племя известное. Именно сонрхай переселились в деревню Дженне следом за бозо, переселились, освоились и застроили тогерэ плоскими глинобитными домиками, придав еще в XIII веке городу облик, сохранившийся почти неизменным до сих пор… Дженненке, дженнейцы, — местные сонрхай называют себя ныне именем девушки из племени бозо!..