, на месте Джи никого нет.
Тэун садится на диван и послушно ждёт минут десять – и уже решает, что ёндон его кинул, когда тот заходит в зал вместе с Харин. Лисица выглядит злой и встревоженной одновременно. Что за дела её отвлекли, что теперь она выглядит такой несобранной?
– Ты пьян, – вместо приветствия говорит она Тэуну, глядя на него сверху вниз. – Езжай домой, поговорим завтра.
Голос у неё резкий, высокий не к месту. Её кто-то напугал, понимает Тэун.
– Что случилось? – спрашивает он. Харин поджимает губы.
– Не твоё дело, езжай домой.
– Эй! – Тэун хватает лисицу за запястье. Она дёргается, но руку не отнимает, только смотрит устало, словно растеряла все силы препираться с упрямым детективом. Может, оно и к лучшему – у Тэуна тоже нет желания спорить с резкой на язык кумихо. – Кто тебя напугал? – с нажимом повторяет он.
Харин отводит взгляд и смотрит поверх его головы на ночную улицу за окном ресторана. Конечно, кумихо не станет доверять простому смертному, но Тэун упёртый, как сто баранов, и от своего не отступится. Рано или поздно он докажет, что ему можно верить. Не стирать память, не удалять из своей жизни, не сбегать…
– Слушай, – начинает он заново, облизав губы; ладонь, стискивающая запястье Харин, потеет, – кого бы ты ни боялась, я тебя защищу. Я смогу, я сильный – ну, и тупой немного, это меня спасает обычно. Веришь?
Харин упирается в него взглядом, высматривает в его лице намёк на шутку или просто ищет подтверждение своих сомнений – и не находит. Она вздыхает, устало опускается на диван напротив Тэуна.
Ему приходится отпустить её руку, и ладонь теперь холодеет без тепла её кожи.
– Не стоит тебе встревать в разборки квисинов, детектив Кван, – говорит Харин. Стоящий рядом с ней Джи согласно кивает. У Тэуна своё мнение на этот счёт, да и с квисинами он готов встретиться лицом к лицу, раз уж кто-то из них докучает женщине его мечты. – Поезжай домой, Тэун. Поговорим завтра.
Он недовольно кривится.
– Завтра не могу. У меня рейд в одно место, есть зацепки по нашему делу… – Тэун прикидывает, имеет ли право разглашать конфиденциальную информацию посторонним, но делает скидку на то, что эти посторонние вообще к миру смертных имеют опосредованное отношение, а значит, закон на них не распространяется. – Надо заглянуть к какому-то Хан Союлю, это его сотрудник плавал в реке пару недель назад.
Харин и Джи смотрят на Тэуна так, словно он сообщил им дату своей смерти.
– Что? – медленно спрашивает Тэун. – Этот тоже один из ваших?..
Файл 10. Говорящая голова
Харин выгоняет Джи, хотя тот и сам готов свалить, только оглядывается в дверях – точно ли можно тебя оставить наедине с этим монстром? Харин кивает ему и выразительно косится в сторону лифтов в подъезде, где вот-вот должен появиться болван Тэун. Джи выскакивает из квартиры, дверь за ним захлопывается.
Харин поворачивается к Хан Союлю с лицом «тебя-тут-никто-не-ждал-проваливай».
– Чудный вид, – говорит он, осматривая её с ног до головы, не стесняясь. – Как мне нравится современная Корея! Можно наблюдать голые ножки девушек и не краснеть за своё любопытство.
– Кобель, – припечатывает Харин. Союль хмурится и усмехается одновременно, походя на Патрика Бейтмана. – Чего припёрся? Я тебя не приглашала.
Откуда бывший муж узнал домашний адрес Харин, она даже не уточняет – без толку. И так понятно, что со связями Союля разузнать о том, где обретается единственная лисица в городе, легче, чем отследить по геолокации местоположение пьяного Джи.
– Сама пришла ко мне без приглашения, а теперь ответную милость принимать не хочешь, – Союль прищёлкивает языком и тут же весь расслабляется, будто уже получил одобрение своему присутствию в доме. – Не подумай, я только рад твоих визитам в любое время.
– А я нет, – отбривает Харин. Часы на стене за спиной Союля показывают десять вечера, и ворковать с бывшим у Харин времени нет, да и желания тоже. – Говори, зачем пришёл, и проваливай к Тангуну.
С лица токкэби улыбка сползает, как мыльные растворы со стекла автомобиля.
– Я так долго жду, когда ты сменишь гнев на милость, терплю твои выходки и всё тебе прощаю, а ты всё так же посылаешь меня к праотцу. Знаешь ведь, мне он тоже не по душе.
Харин морщится. Технически, праотец токкэби – это тудури, но кто станет следить… Тангун считается прародителем первых существ, но многие из них произошли от людей – этакие озлобленные версии смертных, вернувшиеся в этот мир ради мести. Харин из таких: родилась человеком, помнит прошлую жизнь среди людей, живёт сейчас, потому что сама выбрала стать монстром. Такие, как она, произошедшие от людей, считаются в мире корейских существ на порядок сильнее своих собратьев, рождённых по велению Тангуна или от других монстров.
Союль, кажется, был рождён монстром и умрёт монстром, и он должен быть слабее Харин. Но этот злобный гоблин продал последнюю крошку себя Тангуну, похоже, чтобы стать сильнее любого в своём поколении. Потому что одолеть его у Харин никогда не получалось – ни в прошлые века, ни в этом времени, когда она лишена бусины и не может противопоставить бывшему мужу даже половину своих сил.
– Когда-нибудь твой длинный язык тебя предаст, – фыркает Харин и вздыхает. – Яблочный сок будешь? Раз уж припёрся, когда не звали… разговор есть.
– Яблочный сок? – Союль весь кривится, будто Харин предложила ему лимон в глаза прыснуть. – А чего покрепче у тебя для дорогого мужа не будет?
– Пинок под зад устроит? – огрызается Харин. Токкэби открыто и громко смеётся. Всё-то ему шутки.
Чем старше становится Союль, тем больше времени требуется, чтобы его разговорить, даже если он первым рот открывает. Харин уже знает об этой его особенности – «Старческий маразм у него, что ли, или Альцгеймер одолевает?» – и переспрашивать о причинах столь позднего визита больше не собирается.
Она идёт к кухонному островку, в центре которого в миске лежит голова Ри Тэсо и подрагивает от нетерпения. Чего это покойник завозился? Никак, почуял злобный дух – от Союля на сотню футов разит мертвечиной, только так может пахнуть монстр, убивающий себе подобных. Прежде он такими зверствами не промышлял: когда Харин была его женой, Союль никого не трогал или, по крайней мере, не показывал вида, что у него есть наклонности маньяка. Но в восемнадцатом веке что-то изменилось, и у Союля поехала крыша. Тогда-то Харин от него и сбежала.
С тех пор сменились две эпохи и порядки поменялись совершенно, а Союль обрёл себя в новом мире и вроде бы подуспокоился. Джи всё равно считает его главным врагом квемулей, да и Харин с подобными суждениями домового не спорит, но теперь Союля даже можно терпеть: вот он, стоит посреди её гостиной и осматривается, как самый обычный человек. Разве что богатый до ужаса, явно из числа наследников конгломератов, каких по стране от силы экземпляров сорок наберётся.
– Есть вино, открыто неделю, – Харин заглядывает в холодильник и косится из-за дверцы на Союля, чей взгляд уже шарит по книжным полкам на стене напротив плазмы.
Книжными их обозвал интернет-магазин, где Харин закупалась в позапрошлом году, обустраивая новую квартирку. Ставить туда книги она планировала только в первые пару недель после переезда, но печатных изданий у неё ни в одной квартире отродясь не бывало, и совсем скоро полки из книжных превратились в барахольные. Теперь там пылятся сувениры с Чеджудо, полароидные фотки с дня рождения Хичжин – единственный, который они втроём с Джи отмечают (потому что Хичжин единственная, кто помнит дату своего рождения), – и завядший кактус, подаренный Джи на новоселье. Дурной домовой, нет бы туалетную бумагу припёр, как все нормальные люди…[52]
– Давай вино, – кивает Союль и наконец отрывает взгляд от фотографий улыбающихся Харин, Хичжин и Джи и идёт к кухне. – Не жалей, когда наливать будешь. Похоже, разговор будет долгим.
Он тыкает в мусорный пакет с башкой мертвеца, тот вздрагивает и мычит. Харин с удивлением поднимает бровь: ну и реакция, Ри Тэсо заранее токкэби боится? Джи вот верещал сильнее покойника, когда Ри Тэсо увидел.
– Откуда сокровище принесла? – интересуется Союль, заглядывая в пакет. Даже не морщится, хотя запашок тянется в воздух такой смрадный, что впору открывать окна и проветривать помещение.
«Надо было голову в морозилку запихнуть, чтоб не стухла…»
– Слышал о бойне в ночном клубе в Мапхо? – спрашивает Харин, пока разливает вино в два бокала. Пить она не будет, но помнит, что Союлю надо составлять компанию, если уж находишься рядом с ним, когда он пьёт. У всех свои причуды, и токкэби не исключение.
– Это голова одного из погибших? – изгибает брови Союль. – А чего он живой тогда?
– Ты у меня спрашиваешь? – фыркает Харин. – Я хотела от тебя узнать, каким таким образом башка наркодилера от Мапхо до самого Итэвона катилась, домой торопилась.
Союль качает головой, бокал в его руке движется в такт. Он делает глоток вина, морщится – сорт не тот, или год урожая не тот, или Тангун его знает, что ещё не такое, – и тянется свободной рукой к пакету.
– Позволишь?
– Он весь твой. Это Ри Тэсо. Язык стёр, пока по городу катался, глаза тоже вытекли, как только ещё соображает, непонятно. Смотри, он тебя боится, похоже.
Союль хватает голову за остатки волос и вытягивает из пакета – из обрубка шеи сочится что-то серо-коричневое. Харин затыкает нос пальцами, царапая длинными ногтями кожу. Фу, ну и вонь. В этой черепушке ещё хоть капля мозгов осталась или всё в пакет стекло?
– Чувствует, что я его на тот свет окончательно отправлю, – рассуждает Союль. Его запашок нисколько не беспокоит, он пьёт вино и рассматривает дрожащую башку Ри Тэсо с вниманием патологоанатома. – Да не трясись, а то никогда не поверю, что ты наркодилером был.
– Думаешь, ему можно язык пришить, чтоб он с нами поговорил? – спрашивает Харин. Союль с сомнением качает головой. – Мне надо знать, кто его в ночном клубе убил и голову оторвал, и почему он ещё жив. И как тхэджагви создал…