– Что? – спрашивает он, хмыкнув. – Пить не станешь? Харин тебя о многом предупредила, глупый детектив, а вот про то, что светить своим именем не стоит, не уточнила.
– Уточнила, – бросает ему Тэун. – Только ты и так моё имя знаешь, чего скрываться.
– Тупой, – отвечает ему Союль, но свой вывод не поясняет. Больно надо.
«В чём прикол?» – только теперь интересуется Тэун. Пацан как будто вздыхает, если он вообще способен вздыхать в его агрегатном состоянии.
«Знать имя и слышать его из уст хозяина – разные вещи, дядя детектив», – отвечает он несколько назидательным голоском. Да кто же знал, Харин Тэуна об этом не предупреждала!
– Чего хотел? – со вздохом спрашивает Тэун. – Врезал мне, угрожаешь, глазами светишь. Ближе к делу.
Союль щурится.
– Не боишься?
– Нисколько, – почти не врёт Тэун – инстинкт самосохранения у него, может, совсем отбит, но некая рациональность присутствует. Тэун знает, что с токкэби ему не совладать, и планирует выйти из кабинета на своих двоих, а потому всё же чувствует некоторый дискомфорт. – Харин предупреждала, что ты чокнутый и людей даже за червей не считаешь, но я тебя не знаю, голов на пиках вокруг не вижу. Чего бояться?
Союль делает глоток чая, отставляет чашку на столик, придерживая за дно мизинцем. Посмотрите-ка, какой благородный господин из дома Хан! Наверняка ему лет триста, успел и Чосон повидать, и Вторую мировую, за свои годы научился манерам. Только маска его всё равно неудачная: сквозь неё Тэуну видна и чудовищная натура токкэби, и угрожающая сила в каждом жесте.
– В дурное дело вы ввязались, детектив Кван Тэун, – говорит Союль медленно. Голос у него низкий, да только проскальзывают истеричные нотки в конце фразы, и Тэун это подмечает. Самоконтроль у гоблина ни о чём. Так и запишем.
– Я уже в курсе. И?..
– И нос свой совать, куда не просят, не надо, – отбривает Союль. – Когда квемули убивают квемулей, смертные сидят тихо и не отсвечивают. Мы сами между собой разберёмся.
– Так, значит, твой бухгалтер был квемулем, – подтверждает Тэун свои догадки. – И ты наверняка в курсе, кто его грохнул.
Союль делает вид, что раздосадован. Так ли это? Он не кажется легкомысленным, чтобы вот так, в разговоре мимоходом сдавать информацию наглому человеку. Тэун хмурится.
– Не в курсе, – отвечает Союль после паузы. – Но узнаю, будь спокоен. И сам решу, что делать с убийцей своего сотрудника.
– А людям куда прикажешь деваться? Это дело и так находится под нашей юрисдикцией, а если ваш убийца нападёт на человека, то…
– Судить его будем мы, – перебивает Союль. – И мало этому ублюдку не покажется, уж точно.
Он вдруг выпрямляется, принимая напряжённую позу, и склоняется над столом ближе к Тэуну.
– Шёл бы ты преступников-людей ловить, детектив. Уверен, у тебя и без квемулей забот полно. Ваши совсем от рук отбились: грабят стариков, убивают и насилуют женщин, мужчин, подростков, обманывают друзей, детей растлевают. Вы даже псов несчастных едите, выращиваете их, как скот. Варвары.
– Собачьи фермы закрыли, ты, может, слышал? – невольно обижается Тэун. – И я собачек не ем. Они классные.
– В этом году только закрыли, а прежде во все времена корейский народ жрал их, издевался над ними, в шаманские обряды записывал, словно они ничего не значат. Псы, чтоб ты знал, самые невинные существа на этой гнусной планете.
– Будто вы ничем подобным не занимаетесь и по сей день.
Союль скрипит зубами – вот и сдали, как видно, нервы. Ему бы витаминок попить.
– Собаки святые. Тебе это невдомёк, но среди квемулей псы почитаются, они посланники неба.
– А собачка Тангуна людским мясом питается, – возражает Тэун и тут же прикусывает язык. Вот кто его просил рассказывать о Тангуне? Теперь Союль в курсе ещё и похождений детектива по миру мёртвых. Впрочем, об этом он тоже мог узнать заранее.
– А на что миру люди? – отмахивается Союль. – Вы гадите везде, где живёте, уничтожаете природу, сжигаете леса себе в угоду, а крохотные уголки нетронутой земли ограждаете заборами и называете их заповедными зонами. Словно природа для вас старается.
– Ты нас тоже ни во что не ставишь, – защищается Тэун. – Не тебе меня обвинять во всех грехах человечества.
Союль медленно выдыхает сквозь стиснутые зубы, глаза снова вспыхивают. В полумраке, сгустившемся из-за подступающей грозы, те светятся особенно ярко.
– Ты слишком мал, чтобы понимать нас, – отвечает он. – Тридцать два года для человека – треть жизни, для квемуля – краткий миг. Стоит держать это в голове, когда подкатываешь к моей жене. Ты для Харин – песчинка, капля грязной воды в Великом море.
Тэун морщится, чувствуя неприятный укол где-то в груди, прямо напротив сердца.
«Нет у твоей лисички мужа», – возражает пацан в голове Тэуна. Слова – кислородная маска для влюблённого смертного: тут же становится легче дышать.
– Насколько мне известно, у неё нет мужа. Не выдавай свои влажные фантазии за действительность.
– Ой, да брось, – вдруг смеётся Союль. – Что тебе известно? Что Харин – лиса с тремя хвостами, и только. Она живёт дольше, чем насчитывает двадцать поколений твоей смертной семьи, и таких, как ты, смертных глупцов, у неё были тысячи.
«У неё четыре хвоста», – думает Тэун.
«Ошибается дядька гоблин», – согласно поддакивает пацан. Это знание теплом разливается по телу и опускается на дно желудка, пульсирует там, даря воодушевление.
– Только не начинай, – просит Тэун и широко усмехается против воли. – Она кумихо, она соблазняет мужчин, и я всего лишь очередной идиот, запавший на её сексуальное тело, бла-бла-бла…
Союль с презрением кривит всё лицо, губы изгибаются в обратную сторону и ползут вниз по подбородку.
– Ты считаешь, я стал бы порочить имя любимой женщины такими мерзкими сплетнями?
– Ну хоть в чём-то мы сходимся, – огрызается Тэун, понимая, что выдаёт себя с головой. Пульс ускоряется, от злости – нет, ревности – почти закипает кровь. «Всё в порядке, – с усилием успокаивает он себя. – Подумаешь, этот придурок считает Харин своей женой. У него и так беды с башкой, мало ли что ещё себе напридумывает об отношениях с лисицей».
Токкэби тоже неспокоен и теперь пытается унять дрожь в пальцах. Им с Тэуном требуется какое-то время, чтобы вернуть разговор в прежнее русло.
– Я задам тебе простой вопрос, – вкрадчиво говорит Союль, – попробуй ответить на него без ужимок. Уж на это-то ты способен?
– Ну что? – нетерпеливо отзывается Тэун. – Обеденный перерыв у тебя закончился, час прошёл, чего держишь меня за клоуна?
«Потому что ты и есть клоун», – красноречиво говорит взгляд Союля, но он медленно и с расстановкой спрашивает:
– Что бусина Харин делает в твоём гнилом желудке?
Ни о какой бусине Тэун ничего не слышал, его снова удивляет интерес гоблина, он снова не знает, что ответить. Но сообщать об этом своему внезапному сопернику он не станет.
«Что за бусина?» – лихорадочно думает он.
«Лисья, – отзывается пацан. – Ты сказок не знаешь, дядя?»
«У меня было короткое детство».
«А, ну так слушай: лисья бусина – древний артефакт, ему…»
– Скажи честно, ты на службу в полицию по блату какому-то поступил? – врывается в диалог с пацаном голос Хан Союля. Тэун моргает. Гоблин вглядывается в лицо Тэуна, сидя напротив, и выглядит так, будто сожалеет о том, что вообще оставил детектива в своём кабинете, а не выгнал с напарником полчаса назад.
– Я не отсталый, если ты об этом, – медленно догоняет Тэун, подтверждая сомнения гоблина. Тот трёт шею, в вырезе рубашки блестит на неярком свету тонкая цепочка с медальоном.
– Тогда откуда у тебя бусина? – переспрашивает Союль.
«Ответь ему уже что-то, дядь».
– Харин поделилась, – послушно отвечает Тэун. – Вытащила меня как-то из залива, расцеловала всё лицо и бусину отдала.
Небо, а за ним и кабинет, и мертвенно-бледное лицо Союля расцвечивает яркая вспышка молнии, и тут же раздаётся оглушительный раскат грома. Остаточный треск проникает в офис и ложится на пол искрящимся слоем. Может токкэби управлять погодой, интересно? Всё, что Тэун выискал насчёт этого вида квемулей в интернете, не даёт полной информации о способностях Хан Союля, и потому Тэун рационально опасается, что чеболь-обманщик может вообще всё на свете.
«Ой, я забыл напомнить: токкэби может погодой управлять».
Главное, чтоб меч из груди не вытаскивал и не размахивал им перед лицом Тэуна, с остальным в моменте он как-нибудь справится.
Союль похож сейчас на вампира: заострившиеся от гнева скулы, полыхающие алым глаза.
Интересно, населяют ли вампиры корейский полуостров или этот вид занимает европейскую часть планеты?..
– Ты врёшь, – цедит Союль и скрещивает пальцы в замок. Те напряжены, бледнеют от силы, с которой токкэби стискивает руки. – И я узнаю всё рано или поздно, так что можешь не стараться. Важно другое… – он понижает голос, словно не оставил попыток напугать Туэна. – Верни Харин бусину. Ты, человеческий кусок мяса, даже не представляешь, какой опасности подвергаешь её. Кумихо без бусины слаба, одолеть её без защиты может любая тварь. Харин – упрямая девчонка и сама просить ни о чём не станет, и тебе, придурку, ничего не расскажет. Так что говорю за неё я. Верни ей бусину, пока не случилось чего плохого.
Если все предыдущие слова Союля Тэун делит надвое, то к этим прислушивается. Может, он ошибся, и нет в желудке Тэуна никакой бусины, но лучше уточнить обо всём у Харин, чем гадать, беззащитна сейчас лисица или нет. Внезапно вопрос, которым Тэун задавался долгое время, находит ответ.
Допустим, Тэун в самом деле ходит с бусиной кумихо, и это чужеродная сила посылает его телу сигналы в момент опасности, и это бусина подсказывает детективу Квану, где что искать, куда бить и как уворачиваться от пуль. Как давно?
Как давно он живёт с лисьей бусиной?..
Будто отзываясь на его подозрения, желудок сводит с новой силой, в два раза круче. Тэун, не сдержавшись, охает и сгибается пополам, чуть ли не падая носом в стеклянный журнальный столик.