В обезумевшую кумихо врезается радиатор белого джипа с тремя самыми неожиданными пассажирами в его салоне.
– Харин! – вопит Хан Союль.
– Харин! – кричит Кван Тэун и выпрыгивает из автомобиля первым. Он падает на колени перед лисицей, подхватывает её на руки. – Ты ранена? Мы тебя задавили? Что?
Она открывает глаза – всё темнеет и бледнеет, фигура Кван Тэуна размывается в красном пятне гнева, – стискивает локти детектива, впиваясь когтями ему в кожу. Он шипит и морщится, но не отдёргивает рук.
– Х-харин? – запинается он.
Харин дёргает его к себе и, приподнявшись, вгрызается отросшими клыками ему в шею.
Запись от 1723 года
Жёлтое море из цветов рапса почти всё залито кровью. Харин сидит на островке сохранивших чистоту цветов – справа от неё течёт кровавая река, слева лежит тело без головы. Это Ган, старик трактирщик, который всегда отдавал Харин самые большие порции рыбного супа из морского окуня, которого ловил в бухте его сын. Голова Гана греется левым ухом на солнце – в двух шагах от тела. Запавшие глаза побелели, на лице навсегда застыла маска ужаса. Харин не может смотреть на него и отворачивается.
С другой стороны от неё в текущей к морю реке крови лежит на животе ещё тело поверх другого. Это мальчики, два брата, чьих родителей забрала в прошлом году болезнь. Старший закрывал младшего, но чья-то злая рука проткнула обоих – Харин, даже сидя на коленях, видит зияющую дыру между лопаток старшего мальчика размером с кулак.
– Хэги, – выдыхает Харин, борясь с приступом тошноты. – Сэги.
Они мертвы, как и безголовый старик Ган.
Харин отводит взгляд от мальчиков, поднимает глаза выше. Туда, где на возвышенности горит мандариновое дерево и лепестки его цветов срываются с чернеющих ветвей и, не достигнув земли, превращаются в пепел. Из-за палящего в зените солнца языков пламени почти не видно, только в воздухе чувствуется запах гари.
За деревом горит вся деревня. Харин моргает – от пепла, летящего в лицо, слезятся глаза – и с трудом поднимается с колен.
Она опоздала. Мчалась в деревню со всех четырёх ног, подгоняемая ветром в спину, потратила все силы и всё равно опоздала. Теперь её еле держат ноги, энергии не хватит, чтобы вновь принять лисий облик и хотя бы догнать того, кто уничтожил её дом во второй раз.
Позади Харин в жёлтом море рапсов лежат ещё тела – жители деревни, что бежали из горящих домов к морю и не сумели достигнуть его берега. Все погибли, все. Кто-то сгорел, кого-то настигли меч, копьё, стрела.
О том, что Бёнчхоль нашёл её нынешнее пристанище и явился, чтобы убить, Харин узнала слишком поздно. Они с Союлем были в столице, когда приспешники Союля донесли им сплетни, гуляющие среди монстров: некто, кого считают пульгасари, ищет кумихо на острове, где та прячется. Только одно существо, подходившее под это описание, могло явить на свет свою мерзкую личину, чтобы поймать Харин.
Они с Союлем вернулись на Чеджудо с первым же кораблём, но всё равно опоздали. Они гонялись за Бёнчхолем почти век, и всё равно он их обошёл. Теперь, наблюдая, как сгорает дотла вся деревня простых смертных, среди которых Харин жила несколько десятилетий, она окончательно понимает, что никакого покоя обрести не сможет – ни в этом мире, ни в потустороннем.
Харин стала кумихо, чтобы отомстить Бёнчхолю, уничтожившему её семью и дом, но в итоге целое столетие потратила впустую. Злила его, провоцировала, лишь бы тот показался на глаза и дал схватить себя. В итоге за игры с пульгасари судьба наказала не Харин, а простых людей, которые никому зла не желали.
– Харин, – звучит голос Союля за её спиной. Ей на плечи опускается пыльный чонбок, пахнущий токкэби. Он обходит Харин, становится перед ней, закрывая от неё вид горящей деревни. – Не смотри.
Она вся дрожит – от гнева, боли и вспыхивающей, точно пожар, вины глаза застилает красным. Харин стискивает руками полы чонбока, замечая, что те все в чужой крови.
– Я убью его, – хрипит она и тут же прокусывает язык. Пустые слова: она уже обещала это век назад и всё ещё не достигла цели. Чем больше она желает достигнуть цели, тем дальше эта цель от неё.
– Пойдём, – просит Союль, – здесь мы теперь бесполезны.
Харин сбрасывает с себя его руки и глядит на него снизу вверх – в глазах отражается столько гнева, что она могла бы взглядом спалить и Союля, если бы это было в её власти.
– Я должна похоронить их, а потом… потом…
– Оставь их, ты им ничем не поможешь, – прерывает её Союль. – Иди к берегу, там нас ждёт лодка.
– Нет, – выдыхает Харин.
– Садись в неё и езжай на материк. Я найду тебя позже.
– А сам что сделаешь? – взвизгивает Харин от душащей её паники. – Уничтожишь наши следы, чтобы никто из смертных не догадался, что здесь проживали кумихо и гоблин? Нет.
– Харин.
Харин отталкивает Союля и идёт, наступая на ещё целые цветы рапса, к горящему дереву мандарина. С каждым шагом, оставляющим позади тела убитых жителей деревни, в Харин крепнет уверенность в том, что ближайшие несколько лет она потратит только ради одного: чтобы найти Бёнчхоля даже под землёй и отправить своими руками в самый ад. Довольно она потратила времени на то, чтобы притворяться обычной смертной. Она была и примерной женой, и хорошей хозяйкой, и жила так, будто существование Бёнчхоля её не волнует. Она позволила себе думать, что достойна жить как все, когда её заклятый враг ходил по земле, дышал тем же воздухом, что и другие, и наслаждался безнаказанностью.
Бёнчхоль заслуживал смерти только за то, что убил семью Харин. Теперь он должен был отправиться на тот свет в самых адских страданиях.
Поговаривали, что он был пульгасари, тем самым монстром, которого никто никогда не видел в его истинном обличье, существом жестоким и страшным, самым опасным из всех, населяющих Корею…
Простой кумихо, даже такой сильной, как Харин, не справиться с Бёнчхолем, если он в самом деле пульгасари. Теперь-то Харин это понимает. И действовать будет иначе.
– Союль, – зовёт она, останавливаясь у догоревшего мандаринового дерева.
Тот подходит и хватает её за запястье. У самого рука в крови по локоть – он успел оттащить к берегу двух мальчиков. То ли собирается хоронить их, то ли сожрать.
– Что бы ты ни задумала, – выдыхает он, – забудь это.
– Тебя я с собой не зову, – отсекает возражения Харин и отдёргивает руку из пальцев токкэби. – Ты обещал помочь мне найти Бёнчхоля, и ты нашёл. Теперь я должна убить его.
Он вздыхает.
– Харин, душа моя. Это всего лишь люди.
У токкэби нет души. Харин знала это с первого дня их знакомства, но считала, что за век, что они провели вместе, Союлю передались сердечная теплота тех, с кем ему удалось пожить бок о бок, когда он притворялся простым мужем простой женщины.
Харин глотает слёзы, поднимает глаза к Союлю.
– Эти люди не были виновны ни в чём, – говорит она тихо. – Только жили в деревне, куда мы с тобой пришли чужаками.
– И что теперь? – злится Союль. – Винить себя в смерти других, когда не ты их убивала? Глупость. Уйдём отсюда, пока монстры Бёнчхоля не вернулись полакомиться трупами.
Харин стирает с щёк солёную влагу и плюёт в сторону. Ругается сквозь зубы, чтобы не бросать злые слова прямо в лицо мужу. Он жестокий и злой, и нет в нём ничего человеческого, он родился монстром и умрёт монстром. Потому он не поймёт боли Харин, даже если она вырвет сердце у него из груди и раздавит ногой.
– Я похороню всех в деревне, – говорит она, но на Союля не смотрит. – Потом отыщу того, кто сдал нас Бёнчхолю. Сожру его, напитаюсь его энергией и знаниями и тогда найду самого Бёнчхоля. И убью.
Союль уже не сдерживается в выражениях, хотя тела жителей деревни ещё не остыли, а пепел от сгоревших домов не осел на землю.
– Ты собираешься подвергать себя опасности ради мести за тех, кто тебе даже роднёй не был, одумайся! Сейчас ты должна спрятаться и не показывать носа, чтобы Бёнчхоль и его квисины тебя не нашли. Они убьют тебя так же, как убили всех этих несчастных, – такой судьбы ты себе желаешь? Я тебе не позволю.
– Не позволишь что? Решать, что мне делать? Мстить? Брось, Хан Союль, ты мне не отец, чтобы запрещать что-то.
Тот багровеет, глаза наливаются алым. Харин не замечает этого, она трясёт головой и идёт в сторону деревни, оставляя токкэби за спиной.
– Я твой муж, дурная лисица! – рычит Союль ей вслед и нагоняет в сгоревших воротах, табличка от которых отвалилась и упала на чёрную землю под ногами.
– Я согласилась стать твоей женой только ради убийства Бёнчхоля, – напоминает ему Харин. – Если ты отказываешься помогать мне, то хотя бы не стой у меня на пути. С этого дня мы с тобой расходимся разными дорогами, Хан Союль.
Союль хватает её за локоть и дёргает к себе. Его лицо – абсолютно непроницаемая стена из холодной ярости, в глазах застыл гнев вперемешку с ужасом.
– Что?.. – цедит Харин. – Где я не права, а?
– Ты не в себе, – выдыхает ей в губы Союль. Пальцы стискивают руку Харин с такой силой, что та немеет. – И не можешь отвечать за свои слова сейчас, потому я пропущу их мимо ушей. Возвращайся к берегу.
– Отвали от меня.
Союль смотрит на Харин до тех пор, пока солнце не скатывается к горизонту, окрашивая небо в оранжево-алый – точно в облаках отражается багровая от крови земля.
– Никуда ты не пойдёшь, – отвечает наконец токкэби и закидывает Харин себе на плечо.
Она брыкается, кусается, рычит, но гоблин сильнее ослабшей кумихо, и сейчас он уносит её прочь из сгоревшей деревни и прочь от мёртвых людей, что стали Харин новой семьёй.
– Потом ты поблагодаришь меня, глупая лиса, – обещает Союль. Харин от бессилия не может даже заплакать.
Файл 14. Зубы в два ряда
Это неправильно, уверенно думает Тэун. Это нелогично, немного сомневается Тэун. Это нереально, совсем нерешительно полагает Тэун. Он бы брыкался и орал, как в детстве, когда в детском доме им проверяли зубы и уши, если бы в горло ему впивалась зубами какая-то мистическая хтонина. Но рычит в интимной близости от него Харин, и это её клыки впиваются в глотку Тэуна совсем рядом с его сонной артерией. Кажется, Тэун стремительно теряет кровь.