– Ох, знал бы Джи, что ты сон гакси, он бы с ума сошёл. – Харин качает головой и усмехается. – «Принцесса нации – призрак!» Как-то в свете таких новостей дорамы по-другому видятся, да? А «Мой дьявол» по твоей биографии снимали?
Ингён мрачнеет.
– Смейся, старуха, смейся. Недолго тебе осталось.
Харин делает вид, что не расслышала злобных слов, хотя Тэун рядом с ней вздрагивает.
– Что это значит? Ингён, о чём ты?
Та моргает, нахальное выражение лица сменяется на растерянное, но Харин следит за тем, как ловко она манипулирует эмоциями – своими и чужими тоже, ясно, почему Тэун вёлся на её уловки всё это время, – потому не верит напускному смятению.
– Да я так… Не нравится мне, что эта лисица рядом с тобой крутится, оппа. Я же лучше, я моложе. А она старше тебя на четыреста лет, не стыдно? – последнее Ингён говорит уже Харин. Кумихо закатывает глаза.
– Мне – нет. Я же его не обманывала, как ты.
Харин привирает, и как минимум двое в этой комнате знают, что и кумихо немного водила Тэуна за нос. Главное, что это неизвестно Ингён, которую Харин хочет победить хотя бы в словесной перепалке, раз уж подраться с ней нельзя – не на глазах у Тэуна. Поскольку Ингён ему как сестра, то… Не так Харин и жестока, чтобы избивать эту малышку за влюблённость в дурачка Квана.
– Что делать будем, а? – вздыхает Харин, опираясь на колени локтями, и смотрит на Ингён снизу вверх. – У тебя два варианта: либо ты рассказываешь, что забыла сегодня у Тэуна, и я ухожу и тебя не трогаю, а ты к Тэуну больше не приближаешься. Либо ты покрываешь своего заказчика, который, видимо, тебя по карьерной лестнице и продвигает за твою службу у него на побегушках… И тогда я с полным правом отсылаю тебя в подземный мир на суд Тангуна.
– Не посмеешь! – шипит Ингён. – Я ничего плохого ни разу, ни одному человеку не сделала! Пальцем никого не тронула, меня судить не за что!
– Была хорошей девочкой, да-да, – кивает Харин. – Малышка Чон Ингён, девочка, выросшая в телевизоре на глазах у всей Корейской Федерации. Невинная душа, как же. Тэун, ты знаешь легенду о сон гакси? «Призрак девственницы из семьи Сон», у неё есть несколько историй, и мне интересно, которую для себя выбрала Чон Ингён…
Жил-был бравый воин Син Рип, который спас в горах девушку. Она пожелала пойти с ним, но он отказал ей, и, обиженная, она убила себя у него на глазах. Времени погоревать об убитой у Син Рипа не было: на Чосон напала Япония, и Син Рип решил защищать страну. Куда отправиться – в Тхангымдэ или в Мунгён? Ночью к Син Рипу явился призрак девушки, сказал защищать Тхангымдэ. Син Рип ушёл, куда ему было велено, и погиб на горном плато вместе со всей своей армией.
– Поговаривали, что его предали, – заканчивает Харин, не сводя глаз с Ингён. – Сдали японскому генералу, и тот всех людей на том плато зарезал как свиней. Ты это сделала, а?
Чон Ингён, бледная и обиженная, сейчас как раз напоминает себя из описания в «Самгук Квемуль Саги», но история её не задевает. Подругу Хичжин, другую сон гакси, которую Харин видела всего раз, легенда о Син Рипе вывела из себя – значит, её касалась напрямую. А Ингён, очевидно, умерла по-другому и мстит мужчинам за обиду тоже по-другому.
– Что ж, – вздыхает Харин, делая театральную паузу, – тогда я расскажу Тэуну другую историю, про призрака дочери магистрата…
– Не надо, – обрывает её Тэун и берёт за руку. – Я знаю эту легенду, она несправедливая. Если она касается Ингён, то пересказывать её не обязательно.
Ингён смотрит на Тэуна с благодарностью, и это выводит Харин из себя ещё больше. Они не обязаны церемониться с сон гакси, ведь она виновата, она обманула Тэуна и…
Харин останавливает себя, сцепляет зубы. Великие Звери, что она творит. Это не Чон Ингён, а Харин провинилась перед детективом. Стала причиной смерти его родителей, искалечила ему жизнь, отняла детство, втянула в свои проблемы, а теперь ревнует к девице, которую он, очевидно, не воспринимает как девушку. Харин надо к психотерапевту, прав был Джи.
Она шмыгает носом и встаёт с дивана, не в силах терпеть зуд по всему телу от бурлящей в венах крови. Харин злится на Ингён, на Тэуна, но больше всего – на себя. Не заслужила она этого парня.
– Я ухожу, – бросает Харин вниз и идёт мимо Тэуна к дверям. Тот вскакивает следом.
– Я с тобой.
– Останься с девчонкой, – сердится Харин, – ей надо куда-то себя теперь деть, раз уж мы её раскрыли. Вернуться к своему покровителю она не может, провалила миссию.
– Харин.
Харин оборачивается к Тэуну, уже стоя на пороге его квартиры.
– Я сама разберусь с Союлем, тебе в этом участвовать не обязательно. Увидимся позже.
Она берёт туфли в руки и выходит, ступая голыми ногами по кафельному холодному полу. Осенний ветер, не на шутку разыгравшись, дует по парковке так сильно, что сносит мусорные пакеты, собранные вдоль тротуара. Харин идёт мимо них, утирая скопившиеся в уголках глаз слёзы. Пыль, что ли, в глаза попала…
Хичжин и Юнсу ждут её у джипа, последний удивлённо икает.
Ну, точно Биба и Боба, он и Тэун. Дже реагируют одинаково.
Из-за сходства с Тэуном Харин злится ещё и на Юнсу, хотя тот вообще ничего кумихо не сделал.
– Отвези меня к небоскрёбу Союля, – просит, нет, приказывает Харин и запрыгивает без слов на заднее сиденье. Переднее уже заняла Хичжин, и, судя по всему, до появления Харин они с детективом Ли отлично проводили время в компании друг друга. Это тоже лисицу бесит.
– Мы только что там были, – замечает Юнсу.
– Да, и оставили там некоторый бардак, который не мешало бы прибрать, – напоминает Харин. Ничего прибирать она, конечно же, не будет. Руки чешутся устроить в кабинете токкэби настоящий ад и выбить ещё пару окон, чтоб он разорился, их восстанавливая.
Хичжин перевешивается через спинку сиденья, чтобы поймать Харин за запястье.
– Тэуна не ждём? – уточняет она, но смотрит на то, как лисица отреагирует. Она выдирает руку из её хватки, губа дёргается от злости.
– Потом за ним заедем, ему там надо разобраться с одной актриской.
– Ингён? – с возгласом оборачивается Юнсу. Ах, так они знакомы?
– Да, с ней, – бурчит Харин. – Сюрприз, она сон гакси.
– Сон – кто?
– Призрак девственницы, – поясняет Хичжин. На Юнсу грустно смотреть: он бледнеет, глаза распахиваются так широко, что можно подумать, будто у него в предках были европейцы, брови взлетают на лоб и теряются где-то в волосах.
– То-то она к Тэуну липла, – еле справившись с потрясением, говорит Юнсу и заводит машину. – Мы точно можем оставить их наедине? Она ничего Тэуну не сделает?
– Проклясть может, – пожимает плечами Хичжин. – Но не станет! – добавляет она, едва Юнсу дёргается к дверям. – Детектива Квана бусина защищает. Снова.
Ли Юнсу – очень хороший заботливый друг. Почти как Джи.
Вспомнив о нём только теперь, Харин бьёт себя по голове и ищет смартфон. Он остался в сумочке, а сумочка…
– Вот же, – шипит она и всласть ругается. Хичжин и Юнсу переглядываются, Хичжин смотрит на Харин, заранее зная, что сейчас им придётся решать новые проблемы.
– Ну?
– Сумочку потеряла, – говорит Харин. – А в ней ногтевые пластины из дома шамана, в смартфоне фотки кровавых надписей со стены, и…
– Мы видели, – подаёт голос Юнсу. – Фотографии стены у меня есть, а ногтевые пластины… Простите, я правильно расслышал?
– С этим потом разберёмся, – перебивает его Хичжин. – Вези к «Хан Групп», по ходу дела продумаем, что там за ритуальные надписи.
Харин щурится.
– Давно догадалась про ритуалы?
Русалка легкомысленно пожимает плечами.
– У людей пропадают руки-ноги, шаманы сгорают, ты просишь добыть тебе мышку… Очевидно, что без ритуалов тут не обошлось. Кстати, у меня есть мысли по этому поводу.
– Расскажешь чуть позже, – выдыхает Харин, только сейчас осознавая, что она устала как псина. Сейчас бы домой и поспать, а не мчаться через полгорода к Союлю… Зачастила Харин к нему, этот хитрый гоблин ещё подумает, что она хочет вернуться.
– Джи звонит, – говорит вдруг Хичжин. Берёт трубку, выдаёт односложные ответы. Да, нет. Да. Конечно. Завершает разговор и, не меняя тона, заявляет: – На Джи напали. Едем к Харин.
Как Юнсу удаётся сохранить спокойствие и не врезаться в бочки с водой на перекрёстке, остаётся загадкой. Потому что Харин орёт так громко, что от её крика моргает дорожный фонарь, мимо которого они проносятся на машине.
– Он цел, – договаривает Хичжин, как только крик Харин стихает. – Иначе бы не звонил. Успокойся, ничего они ему не сделали.
Харин понимает, кто такие «они», ещё до того, как Юнсу останавливает джип во дворе жилого комплекса. Харин выпрыгивает из тачки и несётся к подъезду, впервые жалея, что снова отдала бусину Кван Тэуну. С ней она могла бы преодолеть расстояние до квартиры в один прыжок, вертикально, но приходится ждать лифт, трястись в кабине вместе с Юнсу и Хичжин, потом, спотыкаясь, бежать к приоткрытой двери квартиры, из которой в коридор льётся слабый моргающий свет.
В гостиной всё вверх дном перевёрнуто, под потолком искрит разбитая люстра. Работает покосившийся телевизор – на треснутом экране танцуют восемь парней из любимой группы Джи.
Сам он сидит на перевёрнутом диване, кое-как уместив задницу на углу рядом с ножкой. На нём порвана рубашка – леопардовая, его любимая! – волосы всклокочены, губа была разбита: видно, что рана уже затянулась, но покраснение на коже осталось.
– Где эти твари? – рычит Харин, останавливаясь посреди хаоса, в который превратилась её квартира. Джи машет рукой в сторону спальни.
– Ждут тебя, – кивает он. – Суицидники…
Харин врывается в свою спальню, что выглядит так же, как и гостиная, и сразу же натыкается на Хэги и Сэги. Оба чуть выросли с того момента, как Харин видела их в последний раз – не далее как вчера. Значит, успели сожрать двух Паков, а теперь полны сил и потому избивают невинных домовых.
– Молитесь перед смертью, – цедит Харин, сбрасывая с плеч плащ. От ярости у неё всё полыхает красным перед глазами, она почти не видит, как широко улыбается в предвкушении драки Хэги, как облизывается длиннющим языком Сэги.