От этой мысли леденеет кровь. Как лисица, лишённая бусины, может противостоять богу существ, если даже с токкэби она не может справиться?..
Харин говорит, что у неё есть одна безумная идея, но не раскрывает подробностей. Тэун противится: безумные идеи – это по его части, и это ему следует защищать свою лисицу. Харин просит его не соваться в мясорубку.
Он и сам понимает, что противостоять монстрам смертный вроде него не сможет – не по зубам будут, даже если его защищает бусина кумихо. Но отпускать Харин одну и ждать, как принцесса в башне… Не по Тэуну такой расклад. Он решает найти способ помочь своей даме, просто говорить об этом сейчас не станет. Скажет позже, когда со всем разберётся.
А потом они с Харин укатят в закат на её крутой тачке, сядут у берега моря и прикинут, где купят домик на Чеджудо. Если Харин вообще захочет жить на Чеджудо, в её родном крае.
– У тебя слюна течёт, – говорит Юнсу, не глядя на Тэуна. Тот трогает языком сухую губу.
– Ничего и не течёт. Сам такой.
Они косятся друг на друга с подозрением в излишней чувствительности и оба почти одинаково хрюкают.
– Что будешь делать после того, как мы завершим дело? – спрашивает Тэун, желая убедиться, что не один он чокнулся на представительнице мифической расы и его напарник и лучший друг – такой же поехавший, что строит ближайшие планы с русалкой.
Юнсу качает головой и вытягивает руку из открытого окна в стылую ночь, освещаемую жёлтыми фонарями. Свет от них падает на асфальт противный, всё вокруг превращает в триллер.
– Вы нашли нож, которым убили ённо? – спрашивает Юнсу, словно говорить о будущем боится. Тэун фыркает.
– Джи нашёл с помощью какого-то камешка. Сказал, что уничтожил, и ённо ко мне больше не сунется.
– Ну, – хмыкает Юнсу, – хоть кто-то к тебе больше не сунется.
Тэун корчит рожу, зная, что друг не видит. Тормошить его, заставляя говорить на тему, которую он поддерживать не хочет, отпадает всякое желание, и в воздухе между ними повисает невысказанное сомнение. А что, если у них ничего не выйдет?.. Несмотря на происходящее, начинённое мифическими существами под завязку, Тэун и Юнсу – два простых смертных человека, ввязавшихся в дела, о которых они ничего знать не должны были. И бороться двум смертным с монстрами наравне не получится.
Когда к ним спускается Хичжин, пряча под курткой крохотную вазочку, Тэун думает о том, что его шансы выйти сухим из воды в этот раз стремятся к нулю быстрее, чем ему бы хотелось. И хвалёная удача может обойти стороной везучего детектива Квана.
В морге при полицейском участке холодно и тихо. Тэун пробирается к нужной полке, вооружившись только фонариком. Табельное оружие он на всякий случай припрятал в кобуре под курткой, но сейчас доставать его нет надобности: вряд ли списанные мёртвые преступники сейчас восстанут, чтобы помешать Тэуну срезать кусочек кожи с тела шамана Лю… Не восстанут же?
«Дядя, ты пересмотрел фильмов про зомби», – пацан в ухе почти смеётся, насколько может судить Тэун. Он шикает.
«С вами не поймёшь, что шутки, а что правда, – обиженно замечает Тэун. – Вдруг кто-то из местных трупов окажется квисином, поднимется сейчас с полки и ка-ак бросится на меня».
«Ну, квисин может, – соглашается пацан, – а вот обычный человек после смерти обратно не возвращается».
Успокоил, как же. Тэун находит нужную дверь и отпирает её заготовленным ключом, который стащил из халата судмедэксперта До этим вечером. Не без помощи пацана, надо признать. Пацан вообще много чем Тэуну помогает, и была бы воля последнего, он бы давно мальчишку в Великий Цикл отправил, в следующее перерождение. Пацан заслужил хорошую жизнь.
«Справа, верхний ряд, третья полка», – подсказывает он. Тэун послушно шагает в темноте, подсвечивая себе дорогу фонариком.
– Так, – тихо говорит он, зная, что камеры наблюдения во всём здании должны были вырубить Хичжин с Юнсу, – надеюсь, мне удастся с тела снять хоть частичку кожи и не придётся вынимать у него изо рта зубы…
Он открывает полку с нужным трупом, выдвигает её на себя и, приподнимаясь на носочки, заглядывает наверх. Тело шамана Лю не изменилось с тех пор, когда Тэун видел его в последний раз, разве что теперь он чуть чернее – то ли из-за отсутствия света, то ли от охлаждения.
Тэуна передёргивает от отвращения. Пересиливая себя, он тянется к плечу шамана зажатым в руке перочинным ножиком, смоченным в родниковой воде какого-то горного заброшенного храма – Харин сказала, что это подействует на тело, погибшее в ритуале, сильнее, чем святая вода.
– Та помогает, только если жертва – католик, – пояснила Харин, отдавая Тэуну пузырёк с водой. – Шаман Лю католиком не был.
Резонно. Тэун втягивает носом холодный воздух и касается чёрного тела шамана лезвием. Чуть-чуть надавить и…
Позади него раздаётся грохот – дрожат металлические дверки шкафов останкохранилища, одна из них, взвизгнув, отлетает в стену, вытолкнутая изнутри нечеловеческой силой. Тэун орёт и прыгает в сторону, прочь от грохота. Он оборачивается, выставив вперёд пистолет, задним умом понимая, что простые пули не одолеют зомби, ведь из ящиков в морге вылезти могут только они. И кто теперь прав, а, пацан?
Из открывшейся ячейки трупохранилища наружу сперва потянулись голые ноги – бледные, волосатые, с худыми ступнями и длинными когтями на больших пальцах, – за ними показался голый бледный торс, обмотанный простынёй. Фонарик Тэуна выхватывает из темноты новый кошмар, который отпечатался на обратной стороне век одного смелого детектива (раз он ещё не наделал в штаны, он, определённо, смелый!) и теперь будет преследовать его в снах.
Фу, твою же мать, католический боже милостивый! Тэун – убеждённый атеист, но дичь, выходящая за рамки всего привычного, может кого угодно до веры довести.
– Ты говорил, люди из мёртвых не восстают, – рявкает он в наушник, и пацан меланхолично заявляет:
«Люди – нет. Квисины могут».
Что ещё за очередной недоумок из потусторонних, кому на том свете спокойно не сидится?! Тэун стонет в голос, посильнее перехватывает нож от Харин. Простые пули ему не помогут, серебряными он не обзавёлся – остаётся размахивать перочинным ножиком, смоченном в какой-то там святейшей водице.
«Пусть выползет, дядя, – подсказывает пацан. – А ты пока кожу хватай и беги отсюда».
Легко ему говорить, он в наушниках сидит и не чешется! Тэун оборачивается, смотрит на торчащую из другой ячейки руку шамана Лю, потом – на ползущего наружу неизвестного монстра. Ладно, тот в самом деле медлительный, была не была! Тэун почти не глядя вонзает нож в руку шамана Лю, там что-то хрустит и неприятно хлюпает – фу, какой ужас, а разве труп не должен закоченеть и высохнуть, он же совсем сухой был, в нём крови не оставалось! Откуда этот странный звук тогда?..
«Его же в ритуале использовали», – замечает не к месту пацан, пока Тэун сковыривает кусок плоти шамана – кожи тут не осталось, а частичка хоть чего-то Тэуну нужна.
– И что?! – рычит Тэун, глотая рвотный позыв.
«Мёртвые после ритуалов разлагаются по-другому», – добавляет пацан. Тэун в это время успевает положить кусок чёрной плоти в пробирку и спрятать во внутреннем кармане куртки. Позади него, судя по дребезжанию и новому грохоту, наружу уже совсем выполз оживший труп.
Тэун поворачивается лицом к нему – и к выходу, загороженному трупом без головы.
«О, да вы издеваетесь?!»
– Почему его не сожгли-то?! – орёт Тэун и кидается прочь из помещения морга, огибая тело бухгалтера Хан Союля. Как там его звали, того первого мертвеца, которого Тэун и Юнсу выловили из реки Хан?
«Гу Кешин, – подсказывает пацан. – И он не был человеком».
– Спасибо, теперь и я в курсе! – рявкает Тэун, на полной скорости мчась вдоль коридора к выходу. Всё пошло немного не так, как планировалось, – Тэун, например, оставляет за собой следы явного взлома, ячейку с шаманом обратно он не задвинул, да и труп Гу Кешина несётся за ним по пятам, теряя на ходу простыню.
На улицу Тэун вылетает, преследуемый голым телом без головы. Поджидающие его Юнсу и Хичжин орут в голос.
– Охренеть-это-что-такое?! – вопит на одной ноте Юнсу, открывая перед Тэуном дверь машины, куда он прыгает и закрывается.
– Трогай-трогай-трогай! – кричит на него Тэун и бьёт руками по бардачку, из которого на колени валятся браслетики с разноцветными бусинами, квитанции техобслуживания и пустые пачки из-под печенья – ничего полезного, что может спасти от ожившего трупа.
– Стойте, нет, – бросает Хичжин, когда Юнсу уже заводит двигатель, и вылетает из джипа.
– Хичжин! – кричит ей Юнсу и тоже вылезает следом, огибая машину. Тэун бесится, вынужденно спрыгивая за ними на землю.
– Это туоксини без головы! – ахает Хичжин. – Быстро все молимся.
– Чего?! – кашляют Тэун и Юнсу одновременно.
– Молитесь, я сказала! – кричит на них русалка, складывает руки в молитвенном жесте и возносит лицо к тёмному небу. Она жмурится, Тэун и Юнсу, неуверенно переглянувшись, поступают так же. Тэун – убеждённый атеист, но, когда русалка приказывает молиться, чтобы спастись от преследования голого безголового трупа, можно и задвинуть свои убеждения куда подальше.
Труп, однако, замирает в нескольких шагах от Тэуна и остальных. Поднимает руки, машет ими, словно только теперь обнаружил, что голова у тела отсутствует, и, явно разочарованный, садится прямо на землю.
– Он… устал? – осторожно спрашивает Тэун. Хичжин на него шипит, и Тэун затыкается.
Он приоткрывает глаза, когда молчание затягивается, и видит, как тело Гу Кешина заваливается на бок.
– Благодарю вас, Великие Звери, – говорит Хичжин и кланяется. Юнсу, спохватившись, следует её примеру, заставляя Тэуна тоже опустить голову. – Теперь его надо отвезти в крематорий и сжечь.
– Он давно должен был туда отбыть! – отвечает Тэун. – Я не понимаю, почему он до сих пор в морге.