Бэм бросает недоеденный кусок говядины в миску, облизывает пальцы от соуса. Всё это время зрачки его глаз то ширятся, то сужаются в такт тяжёлому дыханию, и Харин видит, что он тянет мгновение перед ответом – думает.
– Никогда не с-с-слыш-ш-шал, чтобы кто-то прибегал к такому обряду, – наконец говорит Бэм.
Он употребляет слово «обряд», а не «ритуал», о котором упоминал Союль или безголовые, безрукие жертвы, что наводит Харин на уже мелькавшие в подсознании мысли: то, что пытается вернуть пульгасари к жизни, пользуется древними знаниями, недоступными ныне живущим монстрам. Обряд – явление из прошлого, из Чосона, о котором уже никто не помнит.
– Ты же знаеш-ш-шь, нуна, – зовёт её Бэм, – ч-ч-что я единс-с-ственный монс-с-стр, кто был рождён от человека. Моя мать ис-с-пользовала с-с-своё тело, ч-ч-чтобы меня вырас-с-стить, но я не был желанным ребёнком. Цепь с-с-случайных с-с-событий привели к моему появлению, уникальных с-с-событий. Такие с-с-ложно вос-с-создать, никто прежде и не пыталс-с-ся… Ес-с-сли кто-то хочет вырас-с-стить пульгас-с-сари в человеке, ему придётс-с-ся прибегнуть к каким-то опас-с-сным методам, пугающ-щ-щим.
Он убирает за ухо с множеством блестящих серёжек длинную прядь белых волос, кусает нижнюю губу, посматривая на Харин и замершего в шаге от неё Джи.
– Пос-с-стойте, – ахает он, осознав происходящее, – а пульгас-с-сари разве не тот квемуль, которого нуна убила? Ес-с-сть другой монстр?
– Нет, – мотает головой Харин, зарываясь пальцами в волосы. – Другого быть не должно, он ошибка природы. И если я права, кое-кто хочет вернуть к жизни именно того самого пульгасари.
– Но зачем? – вздрагивает Бэм. Харин не видит, что его лицо бледнеет, реакция показалась бы ей страхом за себя, но имуги на самом деле беспокоится о лисице. Это ей нельзя сталкиваться с пульгасари нос к носу, это она должна избегать встречи со смертельным врагом. Квемуль, не выполнивший свою прижизненную миссию, сходит с ума.
Харин отлично понимает это и даже подозревает, что уже одной ногой шагнула в пропасть своего личного безумия: она не помнит несколько часов жизни, время между обнаружением шамана Лю в его доме и посещением номера Тангуна. Что она делала и почему очнулась на полу его пентхауса вся в крови, осталось для неё непостижимой загадкой. Харин думает, что сделала что-то ужасное, о чём ей не скажут ни Кван Тэун, ни остальные. Что? Что она натворила? И имеет ли это сейчас такую уж большую важность, если вот-вот им предстоит столкнуться со злом, которое опаснее безумной кумихо?..
– Возможно, он не умер, – говорит Харин, впервые произнося вслух пугающую теорию. – Может быть, я не помню, как убила его, потому что на самом деле мне это не удалось.
Джи садится рядом с Харин и кладёт руку ей на плечо, стискивая в успокаивающем жесте. Бэм поджимает губы – на лице вселенская скорбь.
– Я могу помочь, – говорит он с надеждой, словно это не кумихо пришла к нему, а он припёрся самостоятельно и насаждает свою поддержку. Харин молчит. – Позвольте мне взглянуть на вещ-щ-щи, с-с-вязанные с этим обрядом, я с-с-смогу определить, ч-ч-что именно хочет с-с-сделать пульгас-с-сари.
Харин не уверена, что может позволить Бэму присоединиться к расследованию: одна часть кричит в ней, что имуги должен держаться как можно дальше от любой опасности, связанной с делом, другая напоминает, что именно ради помощи она сегодня к нему и приехала. Наконец-то не она поможет имуги, а змеёныш – ей. Мальчишка заслужил равного к себе отношения. И это поддержит его сильнее, чем присутствие Харин на его концертах.
– Я пожалею об этом, – выдыхает она и смотрит на Джи, который приехал с ней, чтобы отговаривать её от ненужных действий. Но сейчас и он молчит, соглашаясь: если можно остановить назревающий апокалипсис силами ещё и Сон Бэма, стоит сделать это и не жалеть ни о чём.
– Едем, дружище, – кивает вместо Харин Джи и поднимается с места. Бэм, радостно вскрикнув, тоже вскакивает на ноги. Цепочки с кулонами на его шее и браслеты на руках звенят в такт его движениям.
– Оденься так, чтобы тебя нигде не узнали, – просит Харин напоследок. – Мы поедем в лапшичную в центре города…
Файл 24. Всё тайное…
Когда они прибывают, Тэуна и остальных ещё нет. Харин заходит первая, осматривается. Лапшичная уже закрыта, судя по табличке на входе, но дверь не заперта. Это странно, но Харин пока не сильно волнуется: Тэун сказал, что договорился с хозяином щиктана, и тот оставил заведение для их тайного собрания. Где же он сам?..
Человека, управляющего лапшичной, зовут господин Нам, Тэун оговорился, что прежде он был следователем в его отделе. Ему вроде бы можно верить.
Харин зовёт Джи и Бэма за самый дальний от входа столик, тонущий в свете наружной неоновой вывески, и ярко-зелёный ореол окрашивает растрёпанные волосы Бэма в цвета, ему словно предназначенные. Он присаживается к столику, берёт влажную салфетку из своей заплечной сумки и аккуратно протирает поверхность стола и ближайшие соусницу и подставку под чоккарак[70]. Харин отодвигает от него все лишние предметы, чтобы те не задели голую кожу рук Бэма, но смотрит на его действия с тревогой. Его ОКР усилилось, похоже.
Зря она не навещала Сон Бэма так долго.
– Расскажи о своём парне, – просит вдруг Бэм. Харин давится воздухом. Джи не выдерживает и гогочет в голос.
– Тише ты! – шикает на него кумихо и смотрит на Бэма с укоризной. Тот молчит – ждёт. – Что ж… Он обычный совсем. Детективом работает.
– Хороший человек, похоже, – делает вывод Бэм. – Что? Раз ты его выбрала, он однозначно плохим быть не может.
Харин удивительным образом смущается и тут же мысленно хлопает себя по губам. Не надо так улыбаться, как влюблённая дурочка, тебе не сто лет! Вообще-то, выбирать хороших парней она не умеет, и Бэму это тоже известно: он сталкивался с Союлем не единожды, разве что в мясорубку, которую тот устроил в восемнадцатом веке, не попал. Но точно знает от Харин и Джи, что хорошим Союль не был.
На мысли о бывшем муже Харин стопорится. Странно, что она точно помнит о том, что Союль совершал ужасные вещи, перерезал своими руками кучу людей в деревне, из-за чего Харин от него и сбежала, разорвав последние тёплые отношения с ним. Но… Харин морщится, пытаясь вспомнить точно день, когда произошла катастрофа. Когда Союль сошёл с ума? Из-за чего вообще это случилось?..
Тангун говорил, что квемуль, ставший монстром после человеческой жизни, может обезуметь, если не выполнит миссию, возложенную на него в мире смертных. Но монстр, который изначально таковым был, сходить с ума по той же причине не будет. Всю свою жизнь в качестве кумихо Харин считала, что Хан Союль, перворождённый токкэби, просто всегда был ужасным монстром, в котором человеческая природа не прижилась – он попросту притворялся перед Харин.
Зачем же тогда он показал своё истинное лицо перед лисой, которую до сих пор преследует и ждёт, что она к нему вернётся?.. Спросить об этом у Тангуна Харин не думала даже – да и он редко отвечал на прямые её вопросы о квемулях. С другой стороны, он обещал защитить Харин от Союля, когда она поступила к нему на службу, но токкэби находил её даже в отдалённых провинциях Чосона и измывался над ней в своё удовольствие. И спасаться Харин всегда приходилось самостоятельно, без помощи Тангуна.
Она считала Союля карой за свои деяния, но что, если всё это время она ошибалась?
– Вот же мерзкий лгун, – цедит Харин сквозь стиснутые зубы и бьёт кулаком по столу. Бэм и Джи вздрагивают.
– Что такое? – обеспокоенно спрашивает Джи. Харин мотает головой.
– Кажется, Союль тоже лгал мне, – отвечает она, и ёндон фыркает, расслабившись.
– Да неужели? Давно тебе эта истина открылась, о мудрейшая?
– Не дерзи, я серьёзно. Мне кажется, Союль не вырезал ту деревню людей.
Джи и Бэм переглядываются, оба пожимают плечами. Харин раскручивает свою догадку до предельных скоростей, выискивает в помутневшей от времени памяти любые зацепки – яркие образы, воспоминания, померкнувшие спустя столько веков, что угодно, что помогло бы ей понять, где именно её надули. Когда именно это случилось, когда же?..
– Ты о том дне, – догадывается Джи, – после которого ты сбежала от Союля? Это разве не в середине восемнадцатого века случилось?
– Да, мы с тобой ещё не были знакомы, – кивает Харин. – Зато Бэма я уже знала. Ты что-то помнишь?
Бэм морщит тонкий нос, вытягивает почти кукольные губы в трубочку.
– Ты не особо про это говорила. Я помню только, что в тысяча семьсот шестьдесят седьмом, кажется, ты показалась на пороге моего дома у моря, вся в крови. И сказала, что Союль вырезал деревню неподалёку, и тебе надо от него спрятаться. Мы ушли на следующее утро, едва рассвет занялся, поднялись в горы к старому храму. Я скрыл твой дух с помощью обряда, мы проторчали там около недели. А потом спустились к морю и уплыли на первом же корабле на Тэмадо.
– Я была в крови? – хмурится Харин. Она, быть может, пыталась спасти людей, которых Союль рубил направо и налево… Но что-то подсказывает ей, что её надежды не оправдаются, копни она глубже.
Бэм склоняет голову набок, смотрит на Харин так внимательно, что ей становится не по себе.
– Ты не помнишь, да? – уточняет он, и Харин прячет лицо в ладонях. Те мелко подрагивают от подступающей паники. Её воспоминания о прошлом – разбитая ваза, и спустя столько времени ей не собрать осколки воедино, чтобы воссоздать картину, что видели её глаза. Что она видела, что предпочла забыть? Что скрывается в недрах её памяти?
– Мы разберёмс… – начинает Джи, и его прерывает тихий шорох – открывается дверь в лапшичную. На пороге показываются Тэун, Юнсу и Хичжин, все трое идут к столику. Харин стирает с лица тревогу: сейчас не время и не место отчаиваться. Они действительно разберутся со всеми текущими проблемами, а потом займутся памятью Харин. Если она права, этой ночью должно решиться не одно дело.