[20] мерцали у дверей магазинчиков, постоялых дворов и таверн, указывая, что они открыты. Были здесь и прилавки уличных торговцев, на которых лежало все – от еды до сандалий и миниатюрных бумажных фонариков, популярных местных сувениров.
На подходе к центру города снова послышался стук в барабаны, низкий и гулкий. Лавируя в толпе, мы вышли на большую площадь, в центре которой стояла высокая деревянная платформа красно-белого цвета, напоминавшая маяк. На сцене двое обнаженных по пояс мужчин с красными повязками на головах били в огромные деревянные барабаны, и их громогласные удары эхом проносились по толпе. Над площадью висели гирлянды из фонариков, которые сходились в одну точку на крыше сцены и освещали все внизу. Вокруг барабанщиков, выстроившись в круг, плясали танцоры, то и дело хлопая в ладоши и топая в такт музыке.
Увиденное разозлило меня, и Хакаимоно встрепенулся, рассерженный шумом и суетой. Я не любил толпу. Слишком многое могло произойти – чувства рисковали выйти из-под контроля, могли возникнуть потасовки, людская паника. Если бы на фестивале начались беспорядки и Хакаимоно взял надо мной верх, праздник тут же превратился бы в кровавое побоище.
Я ускорил шаг, надеясь как можно быстрее уйти от огней и музыки во мрак, где я чувствовал себя гораздо спокойнее. Я был так поглощен своими мыслями, что не сразу заметил, что Юмеко нет рядом. Обернувшись, я увидел, что она стоит на краю площади и смотрит на танцоров, покачиваясь в такт музыке.
С мрачным видом я ринулся к ней и подошел так близко, чтобы меня было слышно за шумом барабанов.
– Юмеко, что ты делаешь?
– Тацуми-сан! – воскликнула она и посмотрела на меня сияющими глазами, явно не желая стоять спокойно. – Потанцуй со мной! – взмолилась она, кивнув на поющую и приплясывающую толпу. – Научи меня танцевать!
Я отшатнулся от нее. Танцевать меня никогда не учили – это занятие сенсей считал фривольным и совершенно бессмысленным. Понять и оценить по достоинству мастерство музыканта я еще мог, но в танцах не понимал ничего – да и не хотел.
– Нет.
– Ну пожалуйста, Тацуми-сан! – Она шагнула к кругу танцующих. В воздухе снова послышался стук барабанов, сопровождающийся аплодисментами. – Хотя бы чуть-чуть, – попросила она, улыбнувшись. – Будет весело!
Весело. Я с трудом подавил презрительную гримасу. Мой сенсей считал веселье опасным понятием. «Ну что, нам уже весело, Тацуми? – напевно спрашивал Итиро, когда у меня не получалось справиться с заданием, а потом неизменно наказывал меня за неудачу. – Раз тебе так весело, повторим то же самое завтра».
– У нас нет времени, – отрезал я.
Она поморщилась и вздохнула.
– Тацуми, ты когда-нибудь слышал притчу о речной выдре каваусо и Нефритовом Пророке? – спросила она и начала свой рассказ, не дав мне ответить: – Жил-был каваусо, который ничего не принимал всерьез и все превращал в игру. Где бы он ни появлялся, он приносил с собой радость и беззаботность. Рядом с ним люди смеялись, плясали, пели и напрочь забывали о своих бедах. Но однажды каваусо встретил Нефритового Пророка, который сказал: «Жизнь – это страдание. Веселье – пустая трата времени. Прекрати эти дурацкие игры и постарайся трудиться усердно, без промахов. Только в страдании, тоске и скуке можно обрести истинное счастье». Каваусо воспринял его совет очень серьезно. Он перестал играть, замучил себя работой и умер несчастным старым ёкаем без друзей, семьи и радости.
– Нет, эту притчу я раньше не слышал, – с сомнением ответил я.
Юмеко улыбнулась.
– Само собой. Я ее выдумала. – С этими словами она сделала три шага назад и смешалась с толпой танцующих, пока я не успел ее остановить.
Сжав кулаки, я смотрел ей вслед. Она влилась в разномастную толпу, которая пела и танцевала под новые удары барабана. Юмеко извивалась всем телом и хлопала в ладоши в такт музыке. Наблюдая за ней, я затаил дыхание и вдруг поймал себя на том, что не могу отвести взгляд. Волосы у нее растрепались, кожа сияла в свете фонарей. На краткий миг она меня зачаровала.
Опомнившись, я прошелся вдоль края площади, поглядывая на Юмеко и людей вокруг. «Как глупо, – шептали мне инстинкты. – Как же это глупо. Пустая трата времени». Танцы никоим образом не вязались с моей задачей и никак не приближали нас к цели. «Не дай ей себя отвлечь. Она важна для выполнения миссии, не более того».
Краем глаза я заметил какое-то движение – мне показалось, это крупный мотылек или летучая мышь. Я тут же вскинул руку, чтобы поймать существо, пока оно не врезалось мне в голову. В руке оказалось что-то бумажное и хрупкое. Я опустил ее и разжал пальцы. В ладони лежал помятый журавлик из черной как смоль бумаги без каких-либо украшений.
И тут я все понял. Меня вызывают? Сейчас? Я встревоженно оглядел толпу в поисках скрытой угрозы, знакомых лиц или пристальных взглядов. Ничего необычного я не заметил, но по спине пробежал холодок беспокойства – не за себя, а за девушку, танцующую в толпе.
Что же мне делать? Взять ее с собой я не мог. Они ее убьют. Я огляделся, гадая, какова вероятность того, что если я сейчас тайком ускользну, а потом вернусь, Юмеко по-прежнему будет на площади. Нет, это было слишком рискованно. Благодаря Юмеко я могу добраться до храма Стального Пера, а она моментально отправится меня искать, если я исчезну. Но стоит ей только сунуться в дела Клана Тени – и пощады ей не будет.
Оглядевшись, я заметил большое квадратное здание на углу улицы. Синие занавески над дверью завлекали посетителей. Рёкан.
Кажется, то, что нужно.
Я обогнул круг танцующих, отыскал в людском море Юмеко и схватил ее за руку. Она подскочила и подняла на меня округлившиеся черные глаза, и у меня внутри что-то всколыхнулось.
– Тацуми-сан! – воскликнула она от неожиданности, а потом губы ее тронула кривая ухмылка. – Ты передумал, да? Притча о каваусо и Нефритовом Пророке так тебя впечатлила, что ты все-таки решил немного повеселиться?
Я взглянул на нее.
– Между прочим, твоя притча была выдуманной.
– Но она все равно поучительная! Ты же не хочешь стать старой вредной выдрой, а?
Стиснув зубы, я подтолкнул ее к краю площади, а потом кивком указал на конец улицы.
– Видишь вон то здание на углу? – негромко спросил я. – С большим фонарем и синими занавесками над дверью.
Она посмотрела вперед поверх голов горожан.
– Рёкан?
Итак, она хотя бы знает, что такое гостиница. Славно.
– Вот, возьми, – шепнул я и сунул ей в ладонь три серебряные торы [21]. Монеты – три серебряных диска с изображением скалящегося тигра в центре – столкнувшись, зазвенели. – Ступай в гостиницу. На эти деньги сними себе комнату на ночь. Тут должно хватить.
Она посмотрела на монеты, а потом на меня.
– А ты куда?
– У меня… кое-какие дела. Я скоро вернусь.
– Дела, – повторила она, нахмурившись. – Так поздно? – Я не ответил, и она нахмурилась еще сильнее. – А почему мне нельзя с тобой?
– Это невозможно.
– Но почему?
Во мне вспыхнуло раздражение, но вместе с тем в душу закрался смутный страх.
– Ты задаешь слишком много вопросов, – холодно осадил ее я. Вопросы опасны. Вопросы убьют ее быстрее всего. – Есть на свете вещи, о которых тебе знать не следует.
Она отпрянула, а потом со вздохом сжала кулак с монетками.
– Но… пообещай, что вернешься, – тихо попросила она. – Что не сбежишь под покровом ночи, что я снова тебя увижу. Поклянись, что вернешься.
– Я и не думал от тебя убегать.
– Так ты обещаешь вернуться?
– Обещаю.
Она кивнула и отошла в сторону, но я успел схватить ее за рукав, и она вновь ко мне обернулась.
– Пообещай и ты мне кое-что, – сказал я, и по ее лицу пробежала тень смущения. – Пообещай, что останешься в гостинице. Что не станешь сбегать и не пойдешь меня искать. Оставайся в комнате до моего возвращения, Юмеко. Пообещай, что так и сделаешь.
Она кивнула.
– Хорошо.
– Что ж, ступай. – С этими словами я отпустил ее, и она поспешила по улице к рёкану, сжимая в кулаке деньги. Я следил за ней, пока она не нырнула под занавески и не вошла в здание, а потом отвернулся и направился тем же путем, каким мы сюда пришли.
Что-то зашуршало у меня в руке. Я разжал пальцы, и бумажный журавлик расправил помятые крылья и встрепенулся. Несколько раз взмахнув крыльями, бумажное создание поднялось в воздух, будто умирающая бабочка, и полетело вперед.
Я последовал за ним. Журавлик повел меня вдоль площади, где барабаны по-прежнему отбивали оглушительный ритм, к узкой тропе между чайной и лавкой тканей. Бумажное создание продолжило путь, порхая над самой землей, но я остановился и всмотрелся в темноту. Надо мной футов на пятьдесят вперед тянулась гирлянда из фонариков, освещая деревянные стены по обе стороны от тропы и обрываясь на перекрестке. Помня о том, что в тенях могут таиться незримые враги и опасности, я шагнул на тропу.
Фонарь надо мной мигнул и погас. А потом следующий, словно кто-то задул огонь, а за ним еще и еще. Один за другим все чочины над тропинкой с шипением потухли, и на узкую дорожку опустился мрак.
Я продолжил путь. Сама по себе темнота меня не тревожила – в тени мне было куда уютнее, чем на свету. Я шел за гаснущим светом фонарей, пока не добрался до перекрестка, где остановился, разглядывая обе дороги. Они петляли между зданиями, пересекая узкую дорожку между лавочками и амбарами. Кругом было темно и безлюдно.
– Здравствуй, Тацуми.
Позади раздался тихий высокий голос. Узнав его, я едва подавил желание резко повернуться и выхватить меч; вместо этого заставил себя обернуться спокойно. У черного хода одного из амбаров, где раньше было пусто, сидел человек, окутанный тенью. Его черное кимоно безо всяких рисунков вздымалось, а длинные волосы ниспадали на плечи и спину. Лицо было разукрашено белой краской, вокруг глаз и под подбородком темнели черные линии. На поясе висел короткий меч, но не в нем была его главная сила, причем не менее опасная. Он был одарен ками – таких людей еще называли мадзуцуши, они умели пользоваться магией. В каждом клане было несколько необычных членов, чьи таланты были связаны со сти