– Но людьми они остались теми же! – озадаченно заметила Юмеко. – Да, они потеряли хозяина и титул. Но разве это меняет их душу?
– Порой меняет.
– Но как?
– Кодекс для самураев – смысл жизни, – ответил я. – А честь для них превыше всего. И нет ничего важнее долга перед хозяином, перед семьей или кланом. Стоит им это потерять – и они превращаются в пустое место, становятся никчемными. В том числе и в глазах окружающих.
– Вот ты все говоришь: «они» да «они»… Но ты ведь и сам самурай, разве не так? – заметила Юмеко.
На это я ничего не ответил, а она, к счастью, не стала на меня давить.
Солнце уже клонилось к закату, когда мы прошли всю долину и углубились в очередной лес, который с каждым шагом становился все гуще. Узкую тропинку то и дело преграждали кусты, бревна и кривые корни, и нам приходилось обходить их или перешагивать. Над нами возвышались кедры, сосны и камфорные лавры, закрывая небо кронами; воздух стоял густой и неподвижный.
Мы поднялись на несколько ступеней по мшистой лестнице, по обеим сторонам от которой вверх тянулись высокие ветвистые стволы, и Юмеко застыла.
– Что-то не так, – проговорила она, настороженно оглядывая деревья. – Здесь слишком тихо. Даже птицы замолчали…
И тут из кустов стремительно вылетела стрела и вонзилась в ствол за моей спиной – я едва успел отскочить.
Вокруг нас зазвучал хрипловатый смех. Между деревьями показалось с полдюжины незнакомых мужчин с луками за спиной; широко улыбаясь, они окружили лестницу, отрезая нам отступление. Крупный лысый мужчина с плоским носом, похожим на переспелый инжир, появился на самой верхней ступеньке. На мясистом плече у него лежала огромная деревянная дубина. Он улыбался, обнажив желтые неровные зубы.
– Каге-сан! – поприветствовал он меня, и тут справа и слева от него возникли двое мужчин поменьше и прицелились в нас из лука. – Как здорово, что ты наконец здесь! – отметил он. Говорил он неспешно и хрипло.
Жажда крови вскипела в моих венах, а Хакаимоно встрепенулся, почуяв, сколько вокруг врагов. Желание выхватить меч стало почти нестерпимым, я с трудом отвел руку от рукояти и посмотрел на предводителя разбойников, заставив себя говорить спокойным тоном.
– Мы знакомы?
– Не, – бросил рослый мужчина, чуть пошатнувшись, словно пьяный, и указал жестом на кого-то позади. – Но Окамэ нам все про тебя рассказал, приятель. Так что мы теперь, считай, одна семья.
– Окамэ? – изумленно позвала Юмеко, бросив взгляд через плечо и заметив у нижней ступеньки нашего нового знакомого. Он стоял, прицелившись из лука и натянув тетиву. Лицо у него было мрачное, в глаза Юмеко он не смотрел. – Что ты делаешь?
– Он не просто так слонялся по дороге, а искал подходящую жертву, – пояснил я Юмеко, оценивая ситуацию: двое лучников на верхней ступеньке, трое позади нас, включая ронина-предателя. – Как только мы с ним расстались, он тут же поспешил к своим приятелям и сообщил им, что мы идем.
Юмеко не сводила глаз с ронина.
– Это правда, Окамэ-сан? – тихо спросила она.
На мгновение повисла тишина, а потом ронин вскинул голову, дерзко ухмыльнувшись.
– Не стоит доверять грязным псам ронинам, Юмеко-тян. – Он широко улыбнулся, а его товарищи загоготали. – У них ведь не осталось никакой чести. В следующий раз дай нетерпеливому самураю отрезать мне голову, пусть валяется и гниет на солнце.
Рослый незнакомец расхохотался.
– Хорошо сказано, пес. А что будет дальше, нам отлично известно. – Он со смачным шлепком ударил себя по ладони огромной дубиной и улыбнулся мне. – Самурай, отдай нам все, что у тебя есть, и мы тебя отпустим. А если не отдашь, то сперва убьем, а потом заберем все сами. О, и девчонку тоже оставь. Она сегодня скрасит мое одиночество.
– Что? – недовольно воскликнул ронин и шагнул вперед, хмуро глядя на вожака. – Мы так не договаривались, Нобору! – воскликнул он и взбежал по ступенькам. – Ты обещал, что мы просто заберем деньги и отпустим их.
– А я передумал, – сообщил рослый разбойник и провел толстым языком по зубам. – Я ведь тогда не знал, что с самураем придет миленькая служаночка. У меня уже давно не было женщины.
– Все потому, что ты воняешь за милю, – с отвращением бросил ронин. – Нет уж, я на это не подписывался. Может, я и грязный пес, но не похотливая свинья.
Бандит сердито посмотрел на него.
– Насколько мне известно, главный здесь я, – многозначительно протянул он. – А ты – ничтожество, паршивый бродяга, которого мы приняли из жалости. Если не нравятся наши порядки, Окамэ, проваливай. Но девчонка остается со мной. Парни… – Он обвел взглядом своих приспешников, а потом кивнул на меня. – Убейте самурая. А девчонку приведите мне.
Внутри у меня все оборвалось, когда на Тацуми обрушилось несколько ударов. Воин припал к земле, опустив руку на рукоять меча и ожидая нападения. Сердце в груди бешено застучало, я ощутила, как пальцы обожгло лисьей магией, и сжала кулаки. На мгновение все затаили дыхание и повисла тишина, напряженная, как натянутая тетива.
– Ой, да пошли вы все!
Окамэ резко развернулся и пустил стрелу прямо в горло разбойника, стоявшего рядом, затем выдернул ее и вновь натянул тетиву; раненый разбойник с ошарашенным лицом и громким бульканьем в горле повалился на землю. Вскинув лук, ронин снова выпустил стрелу, и один из лучников, стоявших на верхней ступеньке и метивших в Тацуми, повалился навзничь. Стрела угодила ему прямо в живот.
– Окамэ! – взревел предводитель разбойников. – Подлый предатель! Как ты посмел на нас напасть?
– Эй, не забывай, что я подлый пес ронин! – дико оскалившись, напомнил Окамэ и выстрелил в бывшего вожака. Нобору проворно поднял дубину, и стрела ударила по деревянной головке. – Мы всегда так поступаем!
– Убить его! – проорал Нобору, обращаясь к оставшемуся в живых лучнику, и поспешил вниз по лестнице. – Их обоих!
Тацуми со свистом выхватил меч из ножен и поспешил вверх по лестнице, навстречу огромному разбойнику. Меня накрыла волна ужаса, когда Нобору схватил дубину обеими руками и замахнулся, метя Тацуми в голову. Но воин увернулся, и удар разбойника пришелся на ствол дерева, на котором остались трещины. Раздался громкий щелчок. Камигороши сверкнул и полоснул Нобору прямо по толстому животу, и разбойник завопил от боли и ярости.
За спиной у меня кто-то громко ругнулся. У самой лестницы на спине лежал Окамэ, вскинув лук и изо всех сил мешая другому разбойнику ударить его кинжалом. Тацуми был занят главарем, и Окамэ никто не мог помочь. Его жизнь зависела от меня.
Я достала свой кинжал танто и на мгновение застыла, глядя на него. Руки у меня тряслись. Я еще никогда не использовала его против людей, но сейчас я не могу положиться на лисью магию и кицунэ-би. Я кинулась по лестнице и набросилась с кинжалом на разбойника, который напал на Окамэ, глубоко порезав ему руку. Он вскрикнул и отскочил, глядя на меня; пока он приходил в себя, Окамэ успел сесть, выхватить меч, висевший у него на поясе, и проткнуть разбойнику грудь.
– Arigatou, Юмеко-сан, – прошептал Окамэ, поднимаясь на ноги. На щеке у него виднелась глубокая царапина, а из колотой раны на груди сочилась кровь, орошая жилетку, но он по-прежнему улыбался. – Вот это крошечку ты мне сейчас кинула, а, – одобрительно протянул он, кивнув мне.
Ронин выпрямился, но вдруг его лицо исказила гримаса – ему в спину вонзилась стрела, пущенная со ступеней, и он завалился вперед. Я поймала Окамэ, пошатнувшись под его весом. Он схватил меня за кимоно, случайно ослабив фуросики, и из-под ткани что-то вылетело. Блестящий лакированный ящичек со свитком с тихим стуком упал на ступеньку и медленно подкатился к самому краю лестницы.
Сердце ушло в пятки. Я поспешно наступила на ящичек, пока он не упал со ступеньки. Тяжелым задыхающимся грузом ронин навалился на меня, и мы оба пошатнулись, едва не упав с лестницы.
– Окамэ-сан, – позвала я сквозь зубы, отчаянно глядя на ронина и стараясь удержать на ногах нас обоих и не дать свитку скатиться вниз по ступенькам. – Как вы? Стоять можете?
Он поднял голову, и по его телу пробежала дрожь.
– Kuso[31], - ругнулся он и пошатываясь отступил на шаг назад. – Черт, надо быть осмотрительнее и не поворачиваться к ним спиной!
Обернувшись, он вновь вскинул лук и выстрелил в сторону верхней ступени. Стрела вонзилась прямо в горло последнему лучнику, метившему в Тацуми, и тот повалился в заросли спиной вперед. Улучив момент, я наклонилась, схватила свиток, лежавший у края лестницы, и поспешно спрятала его в кимоно. Фух! Кажется, пронесло! Остается надеяться, что Тацуми ничего не заметил.
Посреди лестницы послышался оглушительный треск, и Нобору повалился вперед, ударился о ступени и покатился вниз. Его пустые выпученные глаза смотрели на нас невидящим взглядом, голова склонилась набок, разделенная надвое алой струйкой. Я с содроганием отвернулась, а Окамэ едва слышно ругнулся.
– Мда… – вздохнул он и сделал шаг назад. – Это было… ужасно глупо, Окамэ.
Он повалился на камни.
Я огляделась в поисках Тацуми. Стоя на верхней ступеньке, он спокойно стряхнул кровь с меча, а затем повернулся ко мне. Кровь струилась у него по лицу и рукам. Фиолетовые глаза горели в сумерках. Я напряглась, ожидая, что он что-нибудь скажет о свитке или о том, что случилось с ронином, но Тацуми только молча убрал меч в ножны и отвернулся.
– Ну вот и все, – тихо сказал он. – Пойдем, пока совсем не стемнело.
Я обернулась и посмотрела на Окамэ, скрючившегося на нижней ступеньке, и у меня внутри все сжалось.
– Тацуми, подожди! – крикнула я. Он остановился, а я кивнула на окровавленного затихшего ронина. – А как же Окамэ?
Тацуми нахмурился и склонил голову набок.
– А что Окамэ?
– Нельзя его тут бросать. Он ранен.
– Он хотел нас убить, – напомнил Тацуми бесстрастным голосом. – Он завел нас в ловушку. Разбойники нас бы не пощадили.