Когда я вернулся за столик в углу, оказалось, что ужин закончился. Все самое вкусное съели, и на тарелках оставались только кости и объедки. Моя миска с рисом стояла на краю стола совсем нетронутая, хотя ронин не сводил с нее взгляда, будто хотел и ее умыкнуть.
– Прости, Тацуми-сан, – проговорила Юмеко, когда я опустился на подушку напротив нее. – Я пыталась помешать баке-Окамэ съесть все, но он не захотел делиться. Если хочешь, можем заказать добавку.
– Псы ни с кем не делятся, Юмеко-тян! – с усмешкой заявил ронин и принялся ковырять в зубах рыбной косточкой. – Да, вот такие вот мы обжоры. И вообще, не ты ли заглотила целую дюжину жареных шариков тофу?
– Это потому что ты съел всю рыбу, курицу и морепродукты! Если бы я не съела тофу, мне бы вообще ничего не досталось!
– Вот неправда. Я оставил тебе маринованную редьку.
– Терпеть ее не могу.
– Что ж, в следующий раз будь проворней. Когда у воров речь заходит о еде, Юмеко-тян, каждый становится сам за себя, и неважно, мужчина он, женщина или пес.
Я доел свой рис в тишине.
Учитель Исао необычайно любил выражение «Не дразни голодную лису». И до сегодняшнего дня я не понимала почему.
Утром мы покинули Яшиги и несколько миль брели по извилистой грязной дороге, ведущей через плодородную долину Клана Солнца. Вдали темнели горы, мы шли вдоль реки мимо крестьянских поселений, храмов и святилищ, лугов и густых лесов. Виды были восхитительные, а погода – безупречной. Я наслаждалась пейзажем и теплом солнца на коже.
А вот ронин моей радости не разделял.
– Ite, – проворчал он, потирая шею, когда мы остановились в тени бамбуковой рощицы. – Kuso! Как же спина болит. В той гостинице были самые бугристые футоны на свете. У меня было такое чувство, будто под матрас засунули шишку! Но когда я его перевернул, никакой шишки я не нашел.
– Не повезло тебе, Окамэ-сан, – согласилась я. – А вот у меня был мягкий футон – мне казалось, я сплю на облаке! Может, ты просто съел что-то не то?
Он уставился на меня, и в его черных глазах мелькнуло подозрение.
– Помнится, ты забредала в мой угол как раз перед тем, как мы улеглись спать, – с осуждением напомнил он. – Не твоя ли это вина, Юмеко-тян, что мой матрас оказался таким бугристым?
– Моя?! Что за ерунда, Окамэ-сан? Ты же заглядывал под футон? Вряд ли я бы смогла сделать так, чтобы большая сосновая шишка выглядела как пылинка. – Я мило ему улыбнулась и бросила в рот маринованную сливу. Этот самый сарказм, про который ронин так часто упоминал, начинал мне нравиться. – Может, у тебя просто живот разболелся от вареного кальмара?
– Помолчите, – проворчал Тацуми. – За нами следят.
Мы замолчали. В лесу было очень тихо: сквозь бамбуковые стволы беззвучно пробивались лучи солнца, негромко стрекотали цикады, в траве шелестел ветерок, заглушая шаги. Никакой опасности я не ощущала, но Тацуми обладал чуть ли не сверхъестественной способностью предчувствовать приближение врагов. И если он говорил, что за нами следят, я в этом не сомневалась.
– Я ничего не вижу! – заявил Окамэ, и тут я заметила то же, что и Тацуми. Через дорогу на ветке восседала большая черная ворона, ощетинив перья, будто иглы, и неотрывно смотрела на нас глазами-бусинками.
Окамэ, проследив за моим взглядом, насмешливо фыркнул.
– Ой, как страшно, на нас смотрит птица! – ахнул он и схватился за сердце. – Осторожнее, Юмеко-тян, а не то она нагадит прямо тебе на волосы!
Ворона не шелохнулась. Она смотрела на нас с мрачной, непримиримой враждебностью, и у меня по спине пробежали мурашки.
– Не нравится мне, как она на нас смотрит, – заметила я. – Вид у нее… злой какой-то.
– Да ну? По-моему, самая обычная птица, – заметил ронин. Я ничего не ответила. Он пожал плечами и достал свой лук. – Ну ладно, сейчас все исправим.
Одним плавным движением он вскинул лук и выпустил стрелу в дерево, и через мгновение та с глухим звуком попала в цель. Ворона сдавленно каркнула и повалилась с ветки, судорожно взмахивая черными крыльями.
Пока она падала, меня посетило странное чувство – я ощутила высвобождение какой-то необычной энергии, и волоски у меня на руках встали дыбом. Я давно заметила, что каждый вид магии воспринимается по-особому. Лисья магия мерцает и пульсирует, как нежгучий огонь. Монашеская энергия ки пощипывает кожу, как воздух перед грозой. Магия тени Тацуми почти невидима, но ее тоже можно заметить, если быть внимательным, – она похожа на холодный черный туман, оседающий на кожу.
Теперь же мне казалось, что у меня под одеждой копошится миллион пауков, личинок и сороконожек. Я содрогнулась, но это чувство прошло так же быстро, как и возникло; магию развеяло ветром.
– Ну вот. – Ронин убрал лук за спину, явно не заметив диковинного выплеска энергии. – Готово. Больше никаких странных птиц. Можем теперь идти дальше, а?
Тацуми вздохнул.
– Вполне возможно, что ты сделал только хуже.
Борясь с желанием взмахнуть руками и вытрясти из рукавов иллюзорных насекомых, я перешла дорогу, направляясь к убитой птице. Я обогнула ствол дерева, заметила стрелу, торчавшую из травы и наклонилась, чтобы рассмотреть труп большой черной вороны.
Внутри у меня все похолодело. Никакого тела в траве не оказалось. Стрела, торчавшая из грязи, пронзила ребра белоснежного скелета; а хрупкие кости крыльев валялись в траве, окруженные перьями. Череп лежал на корне дерева; клюв был приоткрыт в последнем презрительном «Кар!», на голове не было ни миллиметра кожи. Казалось, останки вороны лежат тут уже много месяцев, а вовсе не несколько секунд, за которые я перешла дорогу.
Я с трудом сглотнула. Мои спутники подошли сзади и заглянули мне через плечо. Окамэ тихо ругнулся, а я подошла к Тацуми, глядя ему в глаза.
– Это же ненормально, да? – тихо спросила я. – Уверена, это ненормально!
– Верно, – ответил Тацуми, и глаза его превратились в две фиолетовые щели. – Это кровавая магия.
По спине пробежала дрожь. Кровавая магия. Учитель Исао как-то рассказывал мне о ней в предостережение. В отличие от обычной магии, которой, как принято было считать, боги наделяли только избранных, кровавой магией мог заниматься почти всякий, начиная от бедных крестьян и заканчивая высокопоставленными чиновниками. Как и следовало из названия, мощь этой магии подпитывалась кровью – чем больше проливалось этой самой крови, тем сильнее были чары. С помощью них можно было воскрешать мертвых, манипулировать чувствами, призывать демонов из самых глубин Дзигоку. Вот только такая сила доставалась жуткой ценой, о чем мало кто знал. Кровавая магия была магией смерти и порока, магией Дзигоку. Чем чаще человек ей пользовался, тем больше кусочков души отдавал, и со временем становился тенью себя прошлого. В конце концов человека поглощала тьма, которую он сам порождал, и он отправлялся в Дзигоку, где превращался в óни или в другого демона и оставался в бездне до конца времен.
– Кровавая магия. – Ронин закусил губу, глядя на горстку перьев и костей у ствола дерева. – Ну что ж, отлично, получается, я убил чью-то любимую мерзость! И теперь разъяренный кровавый маг наверняка делает вара-нингё с моим лицом.
– Едва ли, – ответил Тацуми. Вара-нингё, соломенные куклы, которых изготавливали похожими на обидчиков, были неотъемлемым атрибутом наложения проклятий, но для этого ритуала требовались частички самой жертвы – волосы, кровь или ногти. Однажды в детстве я разозлилась на то, что меня заставили мыть полы в главном зале, и тогда при помощи лисьей магии превратила пучок соломы в такую вот куклу и повесила ее над дверью комнаты Дэнги. Воспоминания о том, что было дальше, до сих пор заставляют поежиться. На моей памяти это был единственный раз, когда учитель Исао не на шутку на меня разозлился.
Следом меня посетила еще одна мысль, от которой все внутри похолодело.
– Кто-то ее сюда подослал, – предположила я, бросив взгляд на Тацуми. – Следить за нами. Из-за свитка. Потому что они думают, что он у нас, – поспешно добавила я. – Или что мы знаем, где он.
– Погоди-погоди. – Ронин уставился на меня так, будто разглядел мои лисьи ушки. – Я явно упустил первую часть истории, – заявил он. – Давай вернемся немного назад. Кто за нами следит? Что это за свиток, о котором вы постоянно толкуете?
Тацуми не ответил, но я заметила, как он напрягся. Ему явно не хотелось говорить о свитке, особенно при ронине. Надо сказать, и мне тоже. Я чувствовала ящичек со свитком, спрятанный под фуросики, – мой страшный, огромный секрет. Но мое предположение имело смысл. Учитель Исао предупреждал, что многие будут охотиться за свитком, что его жаждут найти толпы людей, ёкаев и демонов. И беспощадных смертных, которые ни перед чем не остановятся ради того, чтобы заполучить его силу. И если мое предположение верно, то…
– Не знаю, кто именно подсылает к нам этих ворон-шпионок, – продолжила я излагать мысль, которая медленно разворачивалась передо мной, будто рулон старого пергамента, – но он вполне может стоять и за нападением на храм. И быть тем, кто поручил демонам убить всех монахов и похитить свиток.
Я посмотрела на Тацуми, который по-прежнему стоял неподвижно, не изменив даже выражения лица.
– Это же возможно? – спросила я. – Самим демонам свиток ни к чему. Их кто-то подослал. Кровавый маг.
– Да, – наконец признал Тацуми. – Демоны… не являются в царство живых просто так, – с неохотой продолжил он. – Это случается либо когда смертного поглощает тьма и он сам становится демоном, либо когда демонов призывают из Дзигоку при помощи кровавой магии. Некоторые из них, в особенности óни, обладают такой силой, что их невозможно долго контролировать. Чтобы призвать óни из Дзигоку и заставить его выполнить поручение – пусть и кратковременное, – нужно быть талантливым магом.
– И вот мы уже об óни заговорили, – заметил Окамэ. – Óни, кровавые маги, демоны. Мне начинать вопить или подождать, пока вы перейдете к истории о сорокофутовом скелете? – Он посмотрел на меня и покачал головой. – А я-то думал, что ты простая и невинная простолюдинка, Юмеко-тян. Как же ты спуталась со всеми этими демонами и кровавой магией?