Я назвал. Он слегка безразлично, но, задумавшись, рассматривал меня. Изучая и проверяя. Ему надо было что-то выведать. Но у меня не было секретов.
— Ваш домашний адрес?
— Мосфильмовский переулок…
Он скорее не спросил, сколько сориентировал себя:
— Это недалеко от того дома, где было совершено преступление?
Я вздрогнул:
— Прямо напротив.
— Как и при каких обстоятельствах вы познакомились?
— Мы учимся в одном институте.
— Вы давно друг друга знаете?
— С полгода, наверное.
— А интимно? — Он почесал лоснящийся сквозь редкую заросль волос затылок.
— Неделю…
— Неделю? — Он вскинул на меня бесцветные глаза. — У нее много было мужчин?
— Не понял?
— Я имею в виду — до вас.
— Ни одного.
— Откуда вы знаете?
— Она была девушкой… нетронутой. Стала женщиной со мной.
— У вас есть доказательства?
— Для кого?
— Для меня и следствия.
— Да. Простыня… вся в крови. Она рвалась, извивалась, ей было больно.
— Где?
— Что — где?
— Простыня.
— По-моему, дома.
— Стирали?
— Нет, свернутая лежит.
— Боялись, увидят?
— Я ничего не боюсь, мама в больнице сейчас.
— У вас были девушки до этого? Целки?
Он зафиксировал свои щелки — в них зрачки.
— Да…
— И вы уверены, что вы — первый?
— Никакого сомнения.
— Я хотел бы увидеть простыню. Это придаст вес правдоподобности ее показаниям касательно преступления.
— Вы не сомневаетесь, что оно было? Преступление.
— Нет. Но важны детали, особенно когда нет свидетелей. Они определяют тяжесть преступления. И меру наказания.
Раздался звонок, он снял трубку:
— Вот, беседуем. Его проверяли в диспансере, вчера… Чист, он ни при чем. Да… насиловавший заразил ее. Это установленный факт. Как и то, что он знал, что заражен и заражает. Да… Говорит, что сама… Хорошо, когда закончу, доложу.
Он положил трубку.
— Мы должны запросить из института на нее характеристику.
— Можно этого как-то избежать?
— Я попробую, если вы подробно мне расскажете о ней. Как о женщине. Девушке… — поправился он.
— Я постараюсь.
— Как это все произошло?
— Что — это?
— Как она стала женщиной?
— Это обязательно рассказывать?
— Это вопросы, которые вам будут задавать на суде. И в зависимости от ответов будет отношение к ее версии того, что произошло девятого мая.
— Ее изнасиловали.
— На суде это надо доказать. Обвиняемые будут обвинять ее. Уже обвиняют.
— Что?!
— Неважно. Вернемся к вашим показаниям.
— Пятого мая она приехала ко мне. И сказала, что согласна, чтобы я был избранный. Попросила снять рубашку. В первый раз ей было очень больно, она выворачивалась, выталкивала наружу. Полу… получилось… шестого мая мы доделали это до конца. Седьмого и восьмого она оставалась у меня. А девятого мама попросила приехать ее домой. Так как неприлично оставаться столько времени в чужом доме. Она собралась и поехала…
— Вы замечали, чтобы она пила или курила?
— Она никогда не курила и никогда не пила. Кроме бокала шампанского со мной… в честь первого раза.
— Она показалась вам опытной в постели?
— Абсолютно нет.
— Она встречалась со многими — до встречи с вами?
— Всерьез — нет.
— Откуда вы знаете?
— У меня есть свои источники…
— Ваше мнение о ней, как о девушке?
— Она очень… не знаю, как сказать, все клише: добрая, чувствительная, невинная, в основном все время с парой подруг. Гулянья, компании никогда не интересовали…
— Да? — спросил он. — Как же она оказалась с двумя незнакомыми мужчинами?
— Ее обещали подвезти к стоянке такси. В конце концов, она жертва…
— Я не очень верю, что она жертва.
— Как это?
— Она сама села с обвиняемыми в машину, ее никто не тащил, поехала в ресторан, пила-ела, вернулась в их квартиру, разделась…
— Как?.. — замер я.
— Так они утверждают. Все это на суде будет против нее и в пользу тех. Так что получается не такой идеальный портрет, как вы рисуете. К тому же в ресторане она курила. И еще — с ними танцевала.
Я откинулся, как от пощечины. Следователь не смотрел на меня, а писал.
Сколько ж еще меня будут бить: в голову, в лицо, в глаза, в дых, в пах.
Зазвонил телефон.
— Хорошо… сейчас зайду.
Он повесил трубку.
— Меня вызывают, какие-то новые показания сообщниц обвиняемых. Кстати, одна из них оказалась беременной от главного насильника. Хорошо, жду вас завтра к шести.
Я кивнул. Вот и узнал, вот и узнал… Лита — курящая и танцующая с теми, кто ее, якобы изнасиловал. Почему якобы?
Папа ждал меня дома.
— Так не ты ей открыл дверь?
Как будто он должен был знать, о чем я говорю.
Он знал:
— Не я. Я бы в таком виде вообще в дом не впустил. Я лежал в спальне и не хотел вмешиваться. Думал, ты придешь, сам разберешься. Да, смотрю, ты слаб оказался. Только об одном и говоришь. Только о ней и думаешь. После десятка девушек так и не научился разбираться. Я думал, ты уже выбросил всю эту грязь из головы?!
— С ней случилось несчастье, ей надо помочь.
— Что же случилось?
— Ее… изнасиловали. И обокрали.
— И ты в это поверил? Сама напросилась, а теперь, чтобы вернуться, басни тебе рассказывает. Как ты говоришь — лапшу на уши вешает.
Я вздрогнул. А вдруг правда? Не может быть, не может быть…
— Папа, что ты говоришь? Она была девушкой еще семь дней назад.
— Вот это и поражает. Ты видел у нее синяки, кровоподтеки или царапины? Когда насилуют — сопротивляются. Как она попала туда, где ее насиловали якобы?
Опять якобы. Есть ли у нее синяки? Никто не верит, кроме меня. Да что ж такое?
— Алексей, я много повидал девушек, женщин — это моя профессия. Она — гнилушка, не стоящая, не терзай себя, выбрось ее из головы и забудь.
Раздался телефонный звонок.
— Если это она, я ей скажу, что о ней думаю. И попрошу, чтобы больше не звонила.
Я молчал. Он снял трубку. И неохотно сказал:
— Это тебя, очень тихий голос.
Я знал, что это она. Больше никто не звал меня таким голосом.
— Алеша, ты уже вернулся?
— Нет, я все еще там. Отец не хочет, чтобы ты звонила сюда.
— Хорошо, я буду просить девочек…
У нее на все был ответ. И обход.
— Ты не поняла…
— Ты тоже не хочешь, чтобы я звонила и мешала… своими проблемами?
Я выдохнул, не найдя слова.
— Что случилось, Алешенька, что еще могло случиться, милый? Что тебе сказал следователь, что-то плохое?
— Да… очень плохое. Убивающее все. Как я ни стараюсь и ни старался оправдать тебя…
— Хочешь, я приеду, и мы поговорим?
— К Киевскому вокзалу, через час. На троллейбусе!..
— Конечно, милый. Я в такси больше никогда в жизни, пока я в здравом рассудке, не сяду. Только если с тобой.
Она не сомневалась, что я буду с ней.
Выйдя из дому, я непроизвольно оглянулся: мне казалось, что рано или поздно я наткнусь на кого-то из их компании. Я угадаю их…
Поднявшись наверх, я сел в троллейбус, который не спеша катил по набережной, мимо безлюдных остановок по требованию. Был девятый час: кому нужно в город, в котором все закрыто.
Я знал, что она опоздает, так как будет долго краситься, мазаться, лакироваться, приводя в совершенство свое лицо. И прическу. С фигурой делать ничего не надо было. Фигура была близка к совершенству: тонкая талия, высокая грудь. Скульптурные бедра, сексуальные икры ног привлекали внимание всех.
К моему удивлению, она уже ждала, вглядываясь в пространство площади. Почему перед вокзалами всегда строят площади?
Увидев меня, она вздрогнула и впилась в мои глаза. Словно пытаясь что-то прочесть.
— Добрый вечер, — сказала она.
— Вечер… — ответил я.
— Алеша, я так рада тебя видеть. — Она потянула слова. И потянулась к моей руке, которую я невольно отдернул. Она была заражена. Взгляд ее замер сначала, потом растаял.
— Пойдем, — сказал мой голос.
Мы пошли к филателистическому магазину на набережной. Когда-то я собирал марки. (Как давно это было. Как чисто все и безмятежно в детстве.)
На набережной пустынно. Тошнотворная пустота в животе. Я смотрю сбоку на нее, как накрашено ее лицо. Останавливаюсь и проворачиваюсь.
— Что ты делала в ресторане?
— Что обычно делают…
— Отвечай!.. — сжались мои челюсти.
Она вздрогнула.
— Что ты хочешь, чтобы я рассказала?
— Как ты себя вела?! — вскрикнул я.
— Я целый день ничего не ела, я опьянела. Я не умею пить…
— Ты курила?!
— Хотелось попробовать хорошую сигарету, и я закурила.
— Что еще?!
— Пригласили танцевать, неудобно было отказать. Я им рассказывала о тебе и что ты живешь напротив.
— Как это мило…
— А что, — ее губы очаровательно сложились, — а что случилось?
— Почему ты мне этого раньше не сказала, почему я должен это узнавать от следователя…
— Я не думала, что это секрет или заинтересует тебя.
Что-то зашелестело в аллее.
— А что ты думала? С первыми встречными!
Она схватила цепкими пальцами мой локоть и потянула к себе.
— У меня нет объяснения, я — безмозглая. Но я никогда не желала обидеть тебя. Причинить тебе боль.
— Идем, я доведу тебя до метро.
— Уже? Ты отправляешь меня, Алеша?
— Да. Я не хочу, чтобы ты поздно возвращалась домой одна.
Мы переходим привокзальную странную площадь. Около входа с буквой «М» я поворачиваюсь и сразу ухожу.
— Спокойной ночи, милый, — слышу я вслед.
На первой лекции Литы нет. После занятий она стережет меня на Плющихе, зная мой путь домой. В руках у нее шоколадный батончик с шоколадной начинкой за тридцать три копейки. Единственный, который я люблю и позволяю себе раз в неделю. Я покупал их ей.
— Это тебе, — она протягивает шоколад красивыми пальцами, тонкая кисть, удлиненные ногти.