Когда все закончилось, Лита положила малыша на грудь Алоике и постаралась вытереть кровь, но ее было так много, что ковер, пожалуй, придется выбросить.
– Наплевать, – вяло сказала Алоика.
Она смотрела на Литу не отрываясь и вдруг протянула ей руку. Лита подошла, села рядом. Малыш посапывал, наевшись, и ей нравилось слушать это сопение, вдыхать его сладко-молочный запах.
– Ты спасла мне жизнь сегодня, – сказала Алоика. – Без тебя я бы наверняка умерла.
– Тебе просто надо было позвать повитуху, – сказала Лита. Она очень устала.
– Нет. Я марика, кто из повитух пойдет ко мне? Никто. Нам нельзя иметь детей, милая. И ты знаешь об этом. Но ты не бросила меня, хотя ты еще девочка, ребенок, и ты – царевна. Ты могла испугаться, убежать, могла вызвать Первый совет, да мало ли! Но ты осталась со мной. И ты спасла нас.
Лита молчала. Она не понимала, как бы она могла уйти в такой момент, даже просто за помощью, – она, которая просыпалась по ночам, если у кого-то из коз начинался окот. Ну и что из того, что теперь она царевна? Все равно она та же Лита, что выросла в лесном доме.
– Тебе тоже надо поспать, – сказала Лита. – Хочешь, я посижу здесь, пока ты отдыхаешь?
– Нет. Нет, ты иди, милая, вдруг тебя хватятся во дворце, вдруг найдут здесь… не оберешься беды. Да еще если меня с младенцем увидят. Спасибо тебе!
– Я постараюсь найти тебе помощницу, – сказала Лита, подумав о травнице Митас. Надо хотя бы ей сказать, что Алоика родила, попросить приглядывать за ней.
Она отправилась к Митас сразу же и рассказала все как есть. Та не стала вздыхать и охать, сказала только:
– Да, несладко им теперь придется. Что ж… я, конечно, присмотрю за ними. Хоть меня и кличут сумасшедшей, но я не обижаюсь: иногда от этого и польза есть, вот могу ходить к родившей марике, и никто мне слова не скажет. – Она погладила Литу по голове: – Не волнуйся, ралу, я знаю, каково это – быть марикой, родившей ребенка.
– Ты была марикой? – выпалила Лита.
– Была когда-то, – усмехнулась Митас. – Пока была молодой и красивой. И ко мне ходил царевич, и я родила однажды… двух милых крошек.
Лита отвела глаза. Митас, городская сумасшедшая, была любовницей ее деда! Это ее дочери-близнецы, которых разыскал ее отец и Ярсун, это их спрятали в далеком горном храме! Мысль ее метнулась к началу разговора. Митас назвала ее «ралу»!
– Ты узнала меня, – сказала она.
– Тебя трудно не узнать, девочка. Я поняла, кто ты, в тот день, когда ты вместе с Алоикой впервые переступила этот порог. И молилась всем богам, чтобы ты не попалась на глаза Первому совету, ведь только слепец не увидит в тебе отцовских черт.
Лита слабо улыбнулась:
– Странно. Сам он считает, что я похожа на маму.
Митас улыбнулась в ответ:
– Значит, так все в тебе перемешалось, что и не разберешь. Ступай домой, ралу, не надо тебе ходить одной по городу. Ступай, я пригляжу за Алоикой.
Лита поблагодарила ее и пошла на берег моря. День был не по-зимнему теплый и солнечный, море играло бликами. Там, где обрывы мягко спускались к самой воде, была ее любимая бухточка. Здесь редко кто бывал, и она спокойно оставила одежду на берегу, зашла в воду. Вода была холодной, но Лите хотелось отдохнуть в объятиях Айрус, смыть запах родовой крови. «Где же Салип, почему он не пришел?» – вспомнила она и поплыла, работая руками быстро и точно, как учила Вилсар.
Кто-то окликнул ее с берега, и Лита испуганно оглянулась. На берегу стоял Индиэго, улыбался, глядя на нее. Лита выругалась шепотом, не зная, как теперь вернуться на берег, и вместе с тем страстно желая узнать, куда пропал Салип. Пока она металась в воде, Индиэго разделся и тоже бросился в воду.
– О буйнокудрый Тимирер, спаси меня, подними на море шторм, пусть я лучше утону, чем этот чужестранец увидит меня вот так, без одежды, – взмолилась она шепотом.
Индиэго приближался к ней, она видела его плечи в завитках темных волос, его мокрую голову и наглые веселые глаза.
– Потеряла сегодня Салипа? Прости, я заставил его немного поработать, а то совсем он распоясался.
Лита не ответила. Переведя дух, она нырнула в глубину и поплыла к берегу – быстрее, быстрее! Она так плохо плавает, совсем неумело, несмотря на все старания Вилсар. Она выскочила на берег и завернулась в плащ.
Индиэго подплыл совсем близко, но из воды не выходил, сказал насмешливо:
– Куда ты, маленькая нимфа? Я ведь тебя не съем. Для марики ты слишком робкая.
Лита выпрямила спину, вздернула подбородок. Пусть она дружит с марикой, пусть он познакомился с ней в доме марики, но она – Литари Артемис Флон Аскера, дочь царя Альтиды, Эрисоруса Светлоокого.
– Ого, – присвистнул Индиэго. – Вот это взгляд! Выходит, я ошибся?
Лита промолчала. Подхватила тунику и пошла прочь.
– Ты создана для любви или для царского трона, – сказал ей в спину Индиэго.
«Ни для того, ни для другого», – грустно улыбнулась Лита.
Она слышала, что Индиэго вышел из воды, и ускорила шаг, волнуясь, что он может ее догнать. Он что-то крикнул, Лита вскинула голову – к ней приближалась колесница. В ней стоял косул Первого совета Ашица и двое стражников. Ашица посмотрел на ее небрежно запахнутый плащ, на поспешно одевающегося Индиэго там, у кромки воды, и сказал:
– Литари Артемис Флон Аскера, высочайшим указом Первого совета вы арестованы.
Ожидание
Литу закрыли в узкой и длинной камере. Было уже темно, стражник принес железную плошку с еле тлеющим огнем. От мокрых волос и влажной одежды Литу пробирал озноб. «Ничего, скоро во дворце хватятся, меня найдут и освободят», – уговаривала она себя и ходила из угла в угол, чтобы согреться. Но никто не приходил. «Отец в отъезде, – вспомнила она. – Фиорт… он, наверное, даже не заметит. Но Флон… Флон скажет ему!»
Она подумала, что все эти месяцы, что прожила во дворце, хотела узнать настоящее имя Флон, как назвали ее родители при рождении и что ее имя означает, но так и не узнала. Кроткая ласковая Флон была всегда рядом, а Лита так и не узнала ее настоящего имени! «Надо все-таки узнать, надо называть ее настоящим именем, что б там ни велели законы… Вот вырвусь отсюда и обязательно снова спрошу. И уговорю отца забрать во дворец всех ее братьев и сестер, а то мало ли у кого они служат вечными».
Наступила ночь. Лита уснула, свернувшись калачиком на постели и укрывшись теплым одеялом, которое принес ей все тот же молчаливый стражник. Угли в плошке еле-еле тлели.
Утром пришли косул Ашица и советник Таир. У Ашицы было узкое лицо, длинный нос и тонкие губы. Густые светлые волосы он зачесывал назад, как рыбаки. Лита поднялась с кровати под его брезгливым взглядом, разгладила тунику. Она выспалась, но голова была тяжелой и мутной. Советник Таир приветливо кивнул ей, как старой знакомой. Он показался ей добрее и красивее, чем Ашица, и она спросила, глядя на него:
– Когда вы меня отпустите?
– Вы обвиняетесь в недостойном поведении и нарушении приказа Первого совета, ралу, – проскрипел Ашица.
Лита не совсем поняла услышанное. Что такое «недостойное поведение»? Она уже знала, что недостойным было танцевать в прозрачной тунике на площади, но теперь-то в чем она провинилась? В том, что помогла ребенку появиться на свет?
– Я не понимаю…
– Вас видели с лавнийцем по имени Индиэго, вы бываете в доме марики Алоики.
– Да, но я просто…
– Вы больше не можете служить богам, а потому…
– Я ничего не сделала! – закричала Лита. – Я просто плавала в море, а он пришел и тоже полез в воду, разве я виновата? Я сразу же выбралась на берег, мы даже не разговаривали!
– Однако, – Ашица поднял кверху ладонь, призывая ее к молчанию, – Алоика утверждает, что вы постоянно встречались с чужестранцами в ее доме и вели себя как свойственно марике, а не царевне и уж тем более не жрице!
– Алоика? – щеки Литы стали горячими и будто тяжелыми.
Алоика… успела ли она отдохнуть от родов, прежде чем предала ее? Лита попятилась. Советник Таир сказал мягко:
– Пока Первый совет не разберется, что именно произошло, вам придется остаться здесь, ралу. Таков приказ Первого совета.
– Где мой отец? – проговорила Лита через силу. В голове барабанами стучало «Алоика, Алоика, Алоика».
– Надеемся, он скоро вернется в город.
– Тогда пусть придет Фиорт! Пусть он заберет меня отсюда!
– Никто не может забрать вас отсюда, пока мы не разрешим, – проскрипел Ашица и вышел за дверь.
Советник Таир еще секунду постоял, посмотрел на Литу задумчивым и будто бы жалеющим взглядом и молча вышел следом.
Потянулись бесконечные часы. Лита то ходила кругами по комнатке, то разглядывала узор на деревянной двери, то лежала на кровати, уставившись в потолок. Запах благовоний выветрился, теперь ее кожа снова пахла просто кожей и еще немного морем. Она поплакала, вспоминая свою жизнь в лесном доме и маму, Кассиону и всех остальных, с тоской подумала, что Солке с ума сходит, ищет ее по всему дворцу, а она совсем забросила его в эти дни – кроме Салипа, ни о ком не могла думать.
Вдруг дверь открылась, и вошел стражник.
– К вам пришли, ралу. Пойдемте.
Обрадованная и встревоженная одновременно, Лита поднялась с кровати, вытерла слезы и пошла за стражником. Он привел ее в крохотную каморку с решеткой. По другую сторону железных прутьев кто-то стоял.
На секунду ей показалось, что это отец, но нет – это был Фиорт. Лита не смогла удержать разочарованного вздоха.
– Отец бьется за тебя изо всех сил. Он приехал вчера… – сказал в ответ Фиорт. Он всегда ее понимал.
– Когда он придет? – перебила Лита и сама поразилась, сколько тоски прозвучало в ее голосе.
– Я не знаю. Он пропадает в Совете.
Лита прижалась лбом к холодным прутьям. Может, он и не придет вовсе. Может, он больше не хочет ее видеть. Никогда. Она не Фиорт, первенец, красавец и наследник. Она не малышка Кассиона, нежная и трогательная. Она только и делает, что разрушает и попадается, портит всем жизнь. Она подвела его. Снова.