Косул Ашица. Ты хочешь сказать, что сам не знаешь, сделал или нет работу, которую тебе поручили?
Некто. Да, косул Ашица. То есть… ну, работу-то я сделал, только не знаю, получилось ли.
Косул Ашица (после паузы). И что же прикажешь мне делать? Наградить тебя за труды или наказать за нерадивость?
Некто. На все воля богов. Вы велели выстрелить так, чтобы никто не заметил. Я выстрелил. Армия-то уже развернулась, шум был, мне поле всё заслонили. А если бы я бегать начал да выяснять, попал или нет, вы бы сами мне сказали, что я замысел ваш раскрыл.
Косул Ашица. Замысел? Мой? Милосердные боги, о чем ты? Твой арбалет, твои руки – стало быть, и воля была твоя.
Некто. Ну, воля-то ваша. Не гневайтесь! Я потом уже на поле сходил, все обыскал. А болт от арбалета так и не нашел. Поди, попал я, унесли его вместе с ней.
Косул Ашица. Все может быть, все может быть. Ладно, ступай. Скажешь кому – потом не жалуйся.
Некто. Да я ж понимаю. Государственное дело. А все равно: жалко девчонку. И люди говорят, что она бога Тимирера дочь…
Косул Ашица. Людям лишь бы болтать. Ступай.
Эпилог
Белоголовый орлан, свивший гнедо на месте обвалившейся крыши, повадился таскать кур. Наверное, у него вылупились птенцы. Вроде бы это к удаче. Ну-ну.
Вчера нагрянул Вараксин. Такой нахлобучки Алехин не получал со времен университета. Нет, пожалуй, такой не получал и там. Он стоял перед Вараксиным, хлопая глазами, как дошкольник, и ничего не мог сказать в ответ. Точнее, он пытался сказать, но все доводы даже ему самому казались малоубедительными, стоило их произнести, глядя в лицо наставнику.
– Где была твоя голова, Сережа?! – громыхал Вараксин. – Ведь теперь по всем секторам войны и эпидемии, разруха и…
– Да нет никаких войн. Вандербуты воюют тыщу лет, а Суэк уже успокаивается…
– Успокаивается?! Да ты хоть знаешь, какое эхо понесется теперь от Суэка?
– Но, в любом случае, при чем тут мы? Мы вообще к Суэку не имеем никакого отношения!
– Да что ты! Может, не твой ненаглядный Кирилл уговорил жительницу Суэка оседлать мифическое животное и отправиться выручать Арсеньева?
«И это знает», – панически мелькнуло в голове у Алехина, но вслух он сказал:
– И что в этом плохого?
– А то, что после путешествия одной милой барышне пришло в голову утащить из-под носа короля Суэка целый остров!
– Так ему и надо, – буркнул Алехин.
Вараксин с размаху сел на табурет. Сказал устало:
– А твоя прелестная Саша тем временем вытащила из тюрьмы девушку, от которой искрит так, что по всем соседним мирам фонит. Оно нам еще аукнется, Сережа, еще аукнется. Как дела у Тхоки? – спросил вдруг Вараксин, и Алехину почему-то стало не по себе. А вдруг он ошибся насчет бабушки? Вдруг он всегда ошибался и вовсе она не пряха, а просто лойманка, умеющая прясть? Ведь не получилось у нее научить ни Яну, ни Сашу… Он думал, что дело в них, но что, если в самой Тхоке? Вараксину он все же не стал рассказывать о своих вдруг возникших сомнениях, ответил:
– Нормально.
– Эта твоя новенькая… как уж ее…
– Мия Гаррэт.
– Начала она прясть?
– Да только что же отправили, наверное, еще осваивается.
– Вот побыстрее бы, – сказал Вараксин и снова встал, заходил по комнате большими уверенными шагами. – Ты пойми, все, что мы делаем, – это же…
Алехин слушал наставника, а сам думал, что Вараксин лукавит, делает вид, что Школа дорог и мостов – это какая-то частная лавочка, которая просто выполняет заказы потерявшихся и потерявших, соединяет людей в разных мирах. Будто вдруг забыл, для чего на самом деле создана Школа и собраны в ней все эти дети. Жалкая попытка вернуть свой мир, соткать заново…
«Что же мне делать? – думал Алехин, глядя, как раскрывает и закрывает рот Вараксин, что-то увлеченно доказывая самому себе. – Надо поговорить с Яниной». Алехин посмотрел в окно. Небо было ясное, спокойное. Алехин с тоской подумал, что такому небу больше всего подойдет слово «уравновешенное».
– Так, что с Арсеньевым? – сменил тему Вараксин.
Алехин покачал головой.
– Он не вернется, Илья Олегович.
– Что значит «не вернется»? Ты в своем уме?
– Еще да. Но, боюсь, ненадолго, – усмехнулся Алехин. – Холмы его не отпустят.
– Что это значит? Будь добр, объясни.
– Холмы обладают собственной волей, сами выбирают себе хранителя. В этот раз выбрали Арсеньева.
– И не отпустят?
– Нет.
Вараксин отвернулся к окну. Алехин смотрел в спину Вараксина, Вараксин смотрел на уравновешенное небо.
– Как же мы без Арсеньева?
Алехин пожал плечами. Думать об Арсеньеве было тяжело. Его сердце еще не переболело после ухода Насти. А тут снова…
– В общем, так, дорогой мой, – сказал Вараксин, вдруг совсем успокоившись. – Надо организовать некое место… Не знаю, придумай где, чтобы эти твои новые пряхи не шлялись по мирам, а, наоборот, могли там пожить спокойно и, главное, познакомиться друг с другом, подружиться. Они должны присматривать друг за другом, чтобы не повторить судьбу Суэкской пряхи.
Алехин машинально кивнул.
– И вот еще что, – Вараксин сказал это как-то так, что сразу стало понятно: именно за этим он и пришел. – С одного из островов – осевых, между прочим! – пропала книга истин, которая хранилась там много веков, удерживала и острова, и все сопределье. И где теперь ее искать, я не знаю. А книги, Сережа, надо все собрать здесь. Все семь. Они не должны болтаться неизвестно где и у кого. Сколько у вас сейчас?
– Да у нас только та, что Саша Сидорова принесла из Рилы… Еще одна, точно знаю, у Мии: сам ей вернул.
Вараксин покачал головой, Алехин насупился.
– Это ее книга. Она пряха. Какое право мы имеем не отдавать?
Вараксин на провокационный вопрос не ответил, но повторил:
– Надо найти их все. Хотя бы просто знать: эта книга истин у нас, эта – у Мии, эта – у Кьяры.
– У Кьяры вряд ли… Если бы в Суэке была книга, она бы удержала их пряху от сумасшествия.
– Ничего бы ее не удержало, Сережа, – устало сказал Вараксин. – Но книги надо отыскать.
Алехин кивнул.
– Мир починить можно только целиком, – сказал наконец самое главное Вараксин и вышел. Дверь за собой закрыл по привычке аккуратно и значительно, будто ставя точку в разговоре.
Вспомнив сейчас вчерашний разговор, Алехин вздохнул. Достал книгу Си. Он знал, что еще одна книга истин теперь у Тайрин. Почему он не сказал об этом Вараксину? Черт его знает. Алехин покрутил головой, попрыгал, помахал руками: пора работать.
Белоголовый орлан закричал пронзительно и страшно, поднялся с гнезда, рванул ввысь. Алехину показалось, что земля под ним дрогнула, покачнулась, он ухватился руками за стол, и тут же за окном обрушился ливень. Он хлестал в окна с какой-то неистовой силой, на лету превращаясь в настоящий снег. Алехин в панике смотрел на этот снег, а в голове билось: «Снег, Край, Тхока».
Книга истин, полная карт всех существующих и несуществующих миров, вдруг распахнулась сама собой, и Алехин увидел, как невидимая рука выводит поверх страниц черные буквы: «Надо спасти Мию».
Он не успел понять, что бы это значило, как дверь открылась, на пороге застыла Янина, на ней лица не было.
– Думаешь, только что? Или время скрутилось в узел? – спросил он.
– Я не знаю, – умоляюще проговорила Янина. – Сережа, я не знаю, но, похоже, весь Край… Там что-то случилось. Не только в Мии дело. Нам не справиться втроем.
Уна шла по тропинке к поляне с четырьмя камнями-троллями. Она уже навестила могилу старика, косу, где собирала когда-то дырявые камешки (и нашла сейчас еще семь), теперь вот шла к камням. Тропинка почти заросла, и ноги нехотя ступали по бледной северной земле. Была ранняя весна, дул пронзительный ветер, и даже трава еще не проснулась. Вдруг Уна замерла – прямо у тропинки вырос невиданный цветок: ярко-белый с зелеными пятнышками на каждом из пяти лепестков. Уна присела перед ним, залюбовавшись. Откуда он здесь? Каким ветром занесло его семена? Как не страшно ему расти тут, среди холода, на краю мира? Черные гантары снялись с места и, сделав круг над поляной, улетели в сторону моря. Уна проводила их взглядом.
Она встала, глянула на хижину. Ралус сколотил и поставил новую дверь, прочистил печь. Недалеко от хижины сидела золотоволосая женщина, распутывала сети. Иногда она что-то говорила Ралусу, он весело ей отвечал. Слов слышно не было.
Женщину Ралус привез сначала к Кните, и Уна не сразу узнала ее. Только когда та ее обняла, вспомнила ее запах и запах лесного дома, Литу, огромные деревья, Харзу…
– Ойра! – выдохнула она ее имя и погладила Ойру по лицу, по страшной синей отметине на скуле.
Ралус меж тем говорил, что они на Патангу ненадолго, что день-два – и они переберутся на Веретено. Услышав это, Уна сказала, что поедет с ними. И Книта, и Ралус были против. Эльмар хмурил брови, Ида чуть не плакала. Но Уна обняла всех по очереди, сказала, что вернется к зиме, а пока ей и правда надо проведать свой остров.
Уна дошла до четырех черных камней, перебирая в кармане семь дырявых камешков: белый, синий, ярко-коричневый с рыжей искрой, светло-серый, темно-зеленый, почти черный и сиреневый. Первый раз ей попалось так много разноцветных. Она подумала о Лите, а потом о Харзе, который не захотел пойти с Ойрой, остался на своей земле, на своей войне. Ойра много плакала об этом. Уна не знала, как ее утешить. Она обняла черный камень-валун, представив себя Литой, обнимающей дерево, прикрыла глаза.
Вдруг ноги ее почувствовали какой-то гул, земля дрогнула и покачнулась, поднялись с прибрежных скал и взмыли в небо гантары, Ралус что-то кричал внизу. У Уны все поплыло перед глазами, заполыхал шрам на запястье. Она ухватила валун покрепче, но все же не удержалась, съехала вниз, на землю, еще не просохшую от зимних дождей.