– Насчет печати не беспокойся. Я туда уже раз двадцать, наверное, заглядывал.
С этими словами Молот постучал стальными костяшками в створку дверей.
– Нет, – пояснил он, – это не затем, чтоб кто-нибудь подошел и впустил нас. Светочи внутри нужно зажечь, иначе ты ничего там не разглядишь, понимаешь?
Шелк молча кивнул.
– У тебя руки для таких дел, наверное, слабоваты, так что придется мне самому, – продолжал Молот, втискивая ногти в щель между створками, словно стамески. – Тут, под печатью, кнопка вроде защелки. На запоре дверь держит. Мы, когда поднялись на борт, кучу таких нашли. Потому печать Паса не сломается, даже если я потяну изо всех сил. Раздвину створки вот здесь, сверху, и ты, наклонившись к щели, сможешь заглянуть внутрь. Смотри.
Не успел Молот умолкнуть, как из его грудной клетки донесся негромкий гул, а темная линия на стыке дверных створок обернулась ниточкой призрачного зеленоватого света.
– Сейчас тебе надо как-то извернуться, протиснуться между мной и дверьми, иначе ничего не увидишь. Давай. Главное, чтобы глаз – к самой щели…
Прижавшись всем телом к твердым, гладким створкам дверей, Шелк ухитрился заглянуть в щель. Взору его предстала узкая полоска просторного, ярко освещенного зала. Здесь тоже высились стеллажи из выкрашенной серым стали, однако неподвижные био в ближайшем к полу ряду (то есть как раз вровень со щелью, к которой он приник глазом) стояли почти вертикально. Каждый из них был заключен в нечто вроде цилиндра из тончайшего, видимого лишь благодаря слою пыли стекла. Узость щели меж раздвинутых дверных створок ограничивала поле зрения настолько, что Шелк явственно видел только троих из спящих – женщину и пару мужчин. Целиком обнаженные, все трое (по крайней мере, на вид) казались его ровесниками либо немногим старше, смотрели прямо перед собой. Широко раскрытые глаза, взгляды пусты, выражения лиц безмятежны…
– Света хватает? – спросил Молот, тоже подавшийся вперед и заглянувший в щель, причем кончик его подбородка оказался гораздо выше темени Шелка.
– Там, внутри, кто-то есть, – сообщил ему Шелк. – В смысле, некто… бодрствующий.
– С чего ты взял?
Лоб Молота металлически лязгнул о створку двери.
– Посмотри, как там светло. Должно быть, все светочи в зале горят в полную силу. Пары ударов в дверь для подобного определенно не хватит.
– Да не может там никого быть!
– Еще как может, – возразил Шелк. – Второй вход. Что в этом невозможного?
Тут женщина в нижнем ряду, медленно – так медленно, что Шелк далеко не сразу заметил ее движение, – подняв руки, приложила ладони к окружавшей ее стеклянной стене.
– Разводящий! – во весь голос взревел Молот. – Начальника караула – к Дальнему Хранилищу ЛС!
Крик его тут же подхватил часовой где-то вдали, а Молот, прежде чем Шелк успел возразить хоть словечком, обрушил приклад пулевого ружья на печать, немедля рассыпавшуюся крупчатой черной пылью. Едва Шелк в ужасе отпрянул прочь, Молот рывком распахнул створки двери и бросился в огромный зал за порогом.
Шелк, преклонив колени, собрал с пола всю черную пыль, какую сумел, за неимением более подходящего вместилища завернул ее в фунтик из оставшегося листа бумаги и спрятал в пенал.
К тому времени, как закрытый пенал вновь занял место в кармане риз, пальцы пленницы стеклянного цилиндра стиснули ее горло, глаза выпучились так, словно вот-вот выскочат вон из глазниц. Поспешно поднявшись на ноги, Шелк прохромал в зал, залитый ярким светом, впустую потратил несколько драгоценных секунд на поиски способа вскрыть ее прозрачную тюрьму и, наконец, выхватив из кармана иглострел Гиацинт, ударил в практически неразличимое глазом стекло рукоятью.
Стекло раскололось с первого же удара. В тот же миг заполнявший цилиндр газ потемнел до иссиня-черного, обрел цвет спелого винограда, закружился, взвихрился, смешиваясь с воздухом, и исчез – исчез столь же внезапно, как Мукор по завершении сна. Руки обнаженной пленницы все так же медленно, сомнамбулически опустились по швам, рот приоткрылся, жадно, судорожно ловя воздух.
Шелк, отведя взгляд в сторону, распустил завязки риз.
– Будь добра, надень это.
– Нас ждет любовная близость, – во весь голос объявила женщина, слегка осекшись на предпоследнем слоге.
Ее волосы поблескивали черным глянцем, точно локоны Гиацинт, а глазами такой поразительной, насыщенной синевы не мог похвастать даже сам Шелк.
– Знакомо тебе это место? – спросил Шелк. – Другой выход отсюда есть?
– Каждый уголок, – ответила женщина, почти без труда сойдя с полки.
– Мне нужно бежать, – как можно быстрее зачастил Шелк, гадая, поймет ли она его, даже если говорить медленно, словно с ребенком. – Здесь должен быть другой выход, так как в зале только что находился некто, проникший внутрь не этой дверью. Будь так добра, покажи его мне.
– Сюда.
Всерьез опасаясь, как бы своевольный взгляд невзначай не соскользнул ниже изящной шеи, Шелк не сразу отважился взглянуть ей в лицо.
Улыбка… в ее улыбке, как от сего ни отрекайся, чувствовалось нечто знакомое – пугающе, до жути знакомое.
Шелк с величайшей осторожностью накинул ризы ей на плечи.
– Запахнись и придерживай спереди.
– Поможешь завязать?
– Э-э… – в нерешительности промычал Шелк. – Быть может, ты лучше…
– Я не умею. Не понимаю как, – призналась женщина, шагнув к нему. – Будь добр?..
Зазвучавший ровнее, увереннее, голос ее тоже показался Шелку странно знакомым.
Завязки риз, как назло, начали путаться в пальцах. Как это? Что за несправедливость? Отчего то, что каждое утро проделываешь не задумываясь, машинально, так трудно проделать с кем-то другим?
– Теперь я умею летать!
Раскинув в стороны руки, отчего полы риз действительно обрели сходство с крыльями, женщина неуклюже, мучительно медленно побежала трусцой вдоль прохода и вскоре практически скрылась из виду у дальней стены. Однако там она развернулась и рванулась назад – ловко, проворно, без единого лишнего движения.
– Вправду… вправду… умею! – выдохнула она, хватая ртом воздух так, что грудь заходила ходуном. – Только… тогда… ты меня… не увидишь.
Переводя дух, она гордо, совсем как Молот запрокинув голову, улыбнулась, и по этой улыбке, по белозубому оскалу мертвой головы, Шелк наконец узнал ее.
– Ты не вправе распоряжаться этой женщиной, Мукор! – воскликнул он и начертал в воздухе знак сложения. – Во имя Паса, Владыки Круговорота, изыди!
– Я… женщина. Да… о да!
– Во имя Владычицы Эхидны, изыди!
– А… знаю. Знаю… ее. Я ей… нравлюсь.
– Именем Сциллы и Сфинги! Наисвященнейшим именем Иносущего!
Казалось, темноволосая женщина его просто не слышит.
– А знаешь… отчего этот зал… так высок? – спросила она, махнув рукой в сторону сводчатого потолка. – Чтоб летуны… могли летать здесь… не утруждая ног.
Покосившись вбок, она кивнула в сторону беспорядочной груды костей, волос и почерневших, иссохших ошметков плоти на дне стеклянного цилиндра у края второй полки.
– Когда-то… я была ею. И помню… помню ее.
– На мой взгляд, ты – демоница, овладевшая дочерью той бедной женщины, – гневно возразил Шелк. – Демоница, овладевшая Дриаделью!
В глазах ее отразились проблески страха.
– Безусловно, я – человек скверный, поправший закон, а зачастую не слишком благочестивый. Однако я – священнослужитель, авгур, посвященный в сан, осененный благодатью! Ужель для тебя не существует чтимых имен?
– Я не боюсь тебя, Шелк.
Однако с этими словами она подалась назад.
– Именем Фэа, изыди! Именем Фельксиопы, изыди! Именем Мольпы, покровительницы сего дня, именем Сциллы и Сфинги! Изыди во имя всех сих богов!
– Я же хотела помочь…
– Изыди! Именем Тартара и Иеракса!
Женщина – точно так же, как сам он, защищаясь от удара Молота, – вскинула руки, и Шелк, видя ее страх, вспомнил, что именем Иеракса Мускус назвал белоглавого, белоголового сипа, обитавшего у Крови на крыше. Из недр памяти вновь выплыла на поверхность ночь минувшей фэалицы; отчаянный рывок через лужайку у фасада виллы в тень мчащейся по небу тучки; глухой удар раздвоенного сука о крышу зимнего сада; и, наконец, поддетая лезвием топорика рама окна Мукор – окна, послужившего основанием для угрозы, пущенной в ход на следующий же день, дабы изгнать демоницу из заведения Орхидеи.
– Я ведь запру твое окно, Мукор, – едва ли не добродушно напомнил он. – Запру так, что его не отопрет никто и никогда, если ты не оставишь меня в покое. Ступай.
Мукор оставила стоявшую напротив рослую женщину с волосами оттенка воронова крыла вмиг, точно вовсе в нее не вселялась. Да, Шелк ничего не заметил, ничего не расслышал, однако понял это так же наверняка, словно ее исчезновению сопутствовала вспышка пламени или порыв ветра.
Женщина заморгала – смежила веки раз, другой; в рассеянном взгляде ее отразилась полная растерянность.
– «Ступай»? Куда? – негромко проговорила она, запахнув ризы на груди.
– Хвала Высочайшему Иераксу, Сыну Смерти, Новой Смерти, чье милосердие окончательно и безгранично! – с чувством воскликнул Шелк. – Все ли с тобой благополучно, дочь моя?
Женщина, не сводя с него взгляда, прижала к груди ладонь.
– Я… сердце…
– Уверен, его биение до сих пор учащено после затеянной Мукор беготни, однако спустя пару минут твой пульс уймется.
Темноволосая женщина, не проронив ни слова, затряслась мелкой дрожью. Тишину нарушил донесшийся откуда-то издали грохот стальных подошв.
Вспомнив, что Молот упоминал о Дальнем Хранилище, Шелк притворил распахнутые Молотом двери. Возможно, в спешке солдаты не сразу поймут, что капрал действительно звал их в этот огромный зал, защищенный печатью Паса…
– Быть может, немного прогулявшись, мы сумеем найти удобное место и усадить тебя отдохнуть, – предложил он. – Известно ли тебе, где здесь выход?
Женщина вновь промолчала, однако за Шелком в выбранный им наудачу проход последовала без возражений. Только сейчас Шелк заметил, что основания стеклянных цилиндров черны от убористого печатного шрифта. Поднявшись на цыпочки, он сумел рассмотреть надпись под цилиндром второго яруса и прочесть имя его обитательницы (Олива), ее возраст (двадцать четыре), а далее, очевидно, следовал краткий очерк полученного ею образования.