Шелк прикусил губу: некое шестое чувство утверждало (хотя явно врало), что он падает, падает уже целую вечность, что и груда крашенной в серое стали, и усыпанный битым стеклом пол, неумолимо ускользая из-под него, увлекают его за собой.
– О чем бишь я? Да: когда Мукор вселялась в нескольких девушек из одного виронского заведения, ее отец, очевидно, даже не заподозрил, что демоница, на которую они жаловались, – его собственная дочь. По этому поводу я пребывал в недоумении весь день, но, кажется, набрел на ответ, и попрошу тебя, если сможешь, сказать, верен он или нет. Если Мукор оставила при тебе частицу своего духа, вполне возможно, ты это знаешь точно. Подвергалась ли она когда-либо хирургической операции? Операции на черепе?
– Не знаю, – после долгих раздумий отвечала Мамелхва.
– Видишь ли, помимо многого прочего, мы с ее отцом разговаривали и о врачах. Он держит на жалованье домашнего доктора и упоминал о том, что прежде сию должность при нем занимал нейрохирург.
Тут Шелк выдержал паузу, но никакой реакции со стороны Мамелхвы не дождался.
– Мне это казалось странным, пока я не сообразил, что нейрохирург мог быть нанят для исполнения определенной работы. Допустим, Мукор была девочкой, нормальной во всех отношениях, кроме способности вселяться в других. Первым делом она, надо думать, пробовала силы на ближних, на тех, кто рядом, и сие вряд ли доставило им удовольствие. Вероятно, Кровь, полагая ее феноменальную способность заболеванием – ведь сам он отнюдь не религиозен, – проконсультировался с полудюжиной докторов. В итоге ему удалось отыскать того, кто сказал, будто может «исцелить» ее, избавив мозг девочки от опухоли или еще чего-нибудь в том же роде. Быть может, даже удалив часть самого мозга, хотя мысль эта настолько ужасна… нет, всем сердцем, всем сердцем надеюсь, что до подобного не дошло!
Мамелхва согласно кивнула.
– Должно быть, – воодушевленный, продолжил Шелк, – Кровь поверил в полный успех операции. Поверил твердо, а посему даже не заподозрил, что этим девушкам докучает его дочь, так как считал – и, вероятно, не один год! – будто ей более не по силам овладеть кем бы то ни было. Думаю, операция вполне могла действительно ограничить ее способности до тех пор, пока она не подросла, и вдобавок нарушить мыслительные процессы. Однако со временем прооперированная часть мозга восстановилась, а с нею восстановился и необычайный дар, и получившей второй шанс Мукор хватило благоразумия, оставив в покое близких, в общем и целом утаить от них возобновление былых способностей, хотя заведение, где проживают помянутые девушки, она, по всей видимости, отыскала, преследуя отца либо еще кого-то из домочадцев таким же манером, как после преследовала меня. И вот скажи мне, Мамелхва, не находишь ли ты во всем этом чего-либо знакомого? Не можешь ли что-то добавить?
– Операцию сделали до того, как я попала на корабль.
– Понятно, – протянул Шелк, хотя понять ничего не сумел. – А после?..
– Корабль прибыл… Теперь я вспомнила. Нас пристегнули ремнями…
– Ты о невольничьей лодке? У нас, в Вироне, их нет, однако, сколь мне известно, в некоторых других городах таковые имеются – к примеру, рыбачьи селения на берегах Амнис страдают от набегов работорговцев нередко. Какая печальная новость… неужели невольничьи лодки есть даже за пределами круговорота?
– Да, – подтвердила Мамелхва.
Шелк поднялся, подражая Мамелхве, нажал на центральную пластинку двери, но дверь не отворилась.
– Рано. Подожди немного, и дверь откроется автоматически.
Шелк сел на место, одолеваемый смутным ощущением, будто кладовая не только падает, но и скользит куда-то влево.
– Значит, корабль прибыл, и?..
– И нам пришлось пойти в добровольцы. Ответы «нет»… не принимались.
– А не помнишь ли ты, что окружало ваш дом? Травы, деревья и так далее?
– Помню… помню, – улыбнувшись одними уголками губ, оживившись, подтвердила Мамелхва. – Помню внутренний дворик… и как играла в мяч с братьями. Бегать на улицу, как они, мне мама не позволяла. Посреди дворика бил фонтан, и мы бросали мяч сквозь струйки воды: кто поймает – вмиг вымокнет.
– А солнце ты видела? Каким оно было, длинным или коротким?
– Как это? Не понимаю.
Шелк покопался в памяти, припоминая все, что когда-либо слышал от майтеры Мрамор касательно Короткого Солнца.
– Здесь, у нас, – обстоятельно принялся объяснять он, – солнце длинное и прямое. Наподобие пылающей золотом линии, отделяющей наши земли от небесных земель. Тебе оно казалось таким же? Или выглядело словно диск посреди небосвода?
Лицо Мамелхвы сморщилось, глаза заблестели от навернувшихся слез.
– И возврата туда уже нет! Обними меня… о, обними меня!
Неуклюже, точно мальчишка, обняв ее, Шелк с необычайной остротой почувствовал тепло и нежность женского тела под изветшавшей черной саржей одолженных им риз.
XБрюхо Круговорота
Перегнувшись через приземистую балюстраду святилища Сциллы, Чистик еще раз пригляделся к неровным, иззубренным плитам серого камня у подножия обрыва. В отсветах небосвода их разнокалиберные острые грани поблескивали призрачной белизной, однако трещины и расселины между ними оставались черны как смоль.
– Здесь! Здесь! – каркнул Орев, с жаром клюя губы Сциллы. – Святилище! Жр-рать!
– Назад я с тобой не пойду, – сказала Чистику Синель. – Заставил тащиться сюда в лучшем шерстяном платье, и все впустую. Ладно. Ударил меня, ногой пнул – тоже ладно. Но если хочешь, чтоб я обратно с тобой вернулась, придется меня нести. Вот попробуй. По морде хлестни, пни как следует – и увидишь, поднимусь ли я.
– Не сможешь же ты проторчать здесь до утра, – прорычал Чистик.
– Не смогу? А вот посмотришь.
Орев вновь клюнул губу Сциллы.
– Здесь… Чистик!
– Сам ты «здесь», – буркнул Чистик, подхватив его на руки. – Слушай и запоминай. Сейчас я снова кверху тебя подброшу, как в прошлый раз, когда по тропе сюда поднимались. А ты гляди вокруг, ищи патеру. Шелка ищи. Как прежде. Увидишь – сразу подай голос.
– На этот раз он точно к тебе не вернется, – с усталым равнодушием в голосе предупредила его Синель.
– Еще как вернется! Давай, пернатый! Готов? Пошел!
С этим он подбросил Орева над балюстрадой и замер, провожая взглядом парящую в воздухе птицу.
– Да тут сотня мест, откуда этот долговязый мясник мог свалиться, – заметила Синель.
– Восемь. От силы десяток. Я по пути посчитал.
Синель растянулась на каменном полу во весь рост.
– Ох, Мольпа, как я устала-то, а?
Чистик в раздражении повернулся к ней.
– Ты вправду надумала остаться тут на всю ночь?
Если Синель и кивнула, кивка ее Чистик сквозь мрак под куполом святилища разглядеть не сумел.
– А вдруг оттуда кто вылезет?
– Страшней тебя?
Чистик с досадой крякнул.
– Смешно же. Ставлю что хочешь: проверь всех до последнего олуха в этой забытой богами дыре, не найдешь ни единого…
– Захлопни пасть!
Синель на время умолкла – от страха или же попросту от усталости, этого она, пожалуй, не смогла бы сказать сама. Тишину нарушал только плеск волн у подножия утеса, свист ветра среди причудливо изогнутых колонн святилища, шум крови в ушах да ритмичный стук ее сердца.
Понюшка ржави, и жизнь бы тут же наладилась!
Вспомнив о пустой склянке, оставшейся на кровати в заведении Орхидеи, Синель вообразила себе такую же, только в двадцать раз выше и шире, склянку больше винной бутылки, доверху полную ржави. Заправить понюшку в ноздри, еще щепоть заложить за губу, отправиться с Чистиком в обратный путь и в том самом месте, где кажется, будто висишь в воздухе, столкнуть Чистика со скалы – вниз, вниз, чтоб плюхнулся в озеро да там и сгинул…
Однако такой склянки под рукой не имелось и не предвиделось, а выпитые ею полбутылки «Красного ярлыка» давным-давно выветрились из головы.
Вздохнув, Синель потерла ноющие виски.
– Эй, пернатый! – заорал во всю глотку Чистик. – Ты где там? Подай голос!
Но Орев, если и расслышал его, не откликнулся.
– Вот зачем, зачем его сюда могло понести? – раздраженно проворчал Чистик.
Синель, не отрывая затылка от пола, неторопливо повернула голову вправо-влево.
– Ты уже спрашивал. Не знаю я. Не знаю. Помню, ехали мы в какой-то повозке… так? Лошадьми, кажется, запряженной. Только за старшую была кто-то другая, не я… эх, вот бы она вернулась!
Изумленная собственными словами, Синель прикусила костяшку пальца.
– Ей со всем этим куда лучше меня справиться удавалось, – устало добавила она. – И лучше тебя, кстати, тоже.
– Заткнись. Слушай меня. Я сейчас спущусь малость ниже. Насколько получится, чтоб не сорваться. А ты отдыхай пока. Надолго я не задержусь.
– И пойдем мы торжественным маршем, прямо по Аламеде, – спустя минуту-другую отвечала Синель. – Прямо вдоль Аламеды… с оркестрами…
С этим она уснула и, как только ее сморил сон, вошла в огромный, залитый ярким светом зал, полный мужчин в черном с белым и увешанных драгоценными украшениями дам. Рядом с ней, держа ее под руку и нисколечко не чинясь, шел трехсолнечный адмирал в мундире, при всех регалиях. Сама Синель ступала гордо, с улыбкой, шею ее украшало широченное колье сплошь из бриллиантов, бриллианты каскадами ниспадали с ушей, сверкали на запястьях, словно огни в ночном небе, все взгляды были устремлены на нее…
И тут Чистик бесцеремонно встряхнул ее за плечо.
– Ну, я пошел. Ты со мной или как?
– Нет.
– В Лимне харчевни хорошие есть. Закажу ужин, найму комнату, переночуем по-человечески, а завтра отправимся в город. Ты со мной?
К этому времени Синель проснулась если не окончательно, то достаточно, чтоб огрызнуться:
– Ты что, оглох? Сказала же, нет. Уйди, дай отдохнуть.
– Как знаешь. Привяжется к тебе тут какой-нибудь олух, я не виноват. Тебя честью звали, ты не пошла.
Синель вновь прикрыла глаза.
– Если какой-нибудь малый вздумает меня снасильничать, ну и на здоровьице – главное, чтоб он был не ты и чтоб ерзать под ним, пока делом занят, не требовал. А глотку мне захочет прочистить – тоже на здоровьице, – со вздохом добавила она. – Лишь бы без моей помощи обошелся.