Иглострел Гиацинт пополз по ладони Лемура к запястью и исчез в рукаве.
– Стало быть, тебе хотелось бы получить его назад?
– Да, очень хотелось бы.
– А что скажешь ты, доктор Журавль? Твой я тебе уже отдал и собираюсь прибегнуть к твоим услугам. Согласен ли ты счесть иглострел полученной авансом платой за оные?
Сияние Лемура сделалось столь ярким, что Шелк сумел разглядеть сидящего на койке Журавля как раз в тот миг, когда он, вытащив из-за пояса иглострел, протянул оружие Лемуру.
– Если хочешь, возьми назад, только отдай Шелку тот, что забрал у него, и этого с меня хватит.
– Видишь ли, доктор Журавль уже пробовал в меня выстрелить, – с улыбкой на сияющем лице пояснил Лемур Шелку, – и сейчас весьма жестоко шутит над тобою, патера.
– Нет, он мне все тот же добрый друг, каким был с момента знакомства. Просто некоторые из людей стесняются лучших своих побуждений, так как привыкли почитать доброту за слабость. Будь добр, верни мне иглострел.
Однако на подставленную Лемуром ладонь из рукава подобно серебристому пауку выполз вовсе не иглострел Гиацинт, а азот. Увы, стоило Шелку протянуть за ним руку, Лемур со смехом сомкнул пальцы в кулак, и камера снова погрузилась во тьму.
– Шелк говорит, что вместе с ним ты схватил одну женщину, – зазвучал в темноте голос доктора Журавля. – Если она серьезно пострадала, я хотел бы ее осмотреть.
– Я могу сжать эту штучку с такой силой, что раздавлю, – сообщил Лемур им обоим. – Такое опасно даже для меня.
Шелк, наконец-то распутавший серебряную цепочку, накинул ее на шею и придал Пасову гаммадиону надлежащее положение.
– Тогда я не советовал бы так поступать, – отвечал он.
– Я и не стану, патера. Прежде чем завести рассказ о богах, я намекал, что готов предложить тебе новое божество, живого бога, перед которым не зазорно преклонить колени мудрейшим из мудрых. Имея в виду, как ты, вне всяких сомнений, уже понимаешь, себя самого. Готов ли ты поклоняться мне?
– Боюсь, при нас нет подобающей жертвы.
Глаза Лемура вспыхнули парой огней.
– Ты попусту расточаешь деликатность, патера. Разве тебе не хочется стать Пролокутором? Между делом упомянув о сем, я полагал, что за подобное предложение ты расцелуешь мой зад, однако ты держишься, как будто ничего не расслышал.
– Спустя минуту-другую я рассудил, что ты задумал подвергнуть меня изощренной пытке… и, говоря откровенно, по-прежнему именно так и думаю.
– И ошибаешься. Я совершенно серьезен. Помнишь, как доктор жалел, что ты не его креатура? Так знай: я вполне разделяю его сожаления. Будучи именно тем, кто требуется ему и его хозяевам, моим интересам ты соответствуешь даже лучше.
Казалось, горло Шелка сдавила невидимая рука.
– Ты хочешь, чтоб я принародно объявил тебя богом, советник? Сказал людям, что тебе надлежит воздавать высшие почести?
– Не только, не только! – сердечно, дружески, бархатно загремел из мрака Лемур. – Это-то вполне мог бы сделать – и сделал бы не задумываясь, по первому моему слову – и нынешний Пролокутор… либо, в случае надобности, я мог бы заменить его любым из сотни авгуров, готовых на то же самое.
– Сотни? Весьма сомневаюсь, – покачав головой, возразил Шелк. – Но, если даже ты прав, им никто не поверит.
– Именно! А вот ты – дело совсем иное. Его Высокомудрие стар. Его Высокомудрие может уйти из жизни хоть завтра. Далее город с удивлением, в небывалом восторге узнает, что преемником усопший назвал тебя, а ты объяснишь людям: Пас, дескать, воздерживался от ниспослания дождей из уважения ко мне. Дабы получить прощение, им нужно всего лишь оказать мне надлежащие почести. Со временем люди поймут, что я, именно я есть божество выше, могущественнее самого Паса, и… Неужели после всего мной рассказанного ты еще хоть сколько-нибудь верен ему, и Эхидне, и их исчадиям?
Шелк сокрушенно вздохнул:
– Слушая тебя, я осознал, сколь мало им верен. Твои кощунства достойны величайшего возмущения, однако я всего лишь шокирован, будто старая дева, случайно услышавшая ругань кухарки. Но, видишь ли, мне довелось повстречаться с истинным божеством, с Иносущим…
Журавль неудержимо заржал.
– И с истинной богиней, Кипридой, а посему божественность знакома мне и на вид, и на слух, и на ощупь. А еще ты, советник, сознался кое в чем, оставленном мною без должного внимания…
– В чем же именно? – осведомился Лемур.
В голосе советника впервые зазвучали нотки серьезной, смертельно опасной угрозы.
– В том, что ты не хем. Конечно, я не из числа невежественных, узколобых био, кичащихся мнимым превосходством над хемами, но знаю…
– Лжешь!
Вдвойне ужасающий в темноте, клинок азота рассек план бытия, словно бумажный лист, мелькнув над самым ухом Шелка, отдался в каждой клетке его тела страхом, какого не внушит ничто – ничто из сущего во вселенной.
– Ты ж нас утопишь! – заорал Журавль по ту сторону комнаты.
В тот же миг судно качнулось, вздрогнуло. Осыпанный градом хлопьев горящей краски пополам с крупицами добела раскаленной стали, Шелк в ужасе отпрянул назад.
– Так вот, сделал это, патера, некто, родившийся биологическим человеком. Человек, ставший более чем человеком.
Во мраке раздался звон наподобие звона молота о наковальню.
– Я – биологический человек и в то же время бог.
Кошмарная дизъюнкция, нанесшая рану самой ткани вселенной, исчезла как не бывало.
– Благодарю тебя, – едва переводя дух, прохрипел Шелк. – Благодарю от всего сердца. Будь добр, не делай так больше.
Неистовая тряска унялась, сменившись мерной, едва заметной вибрацией, и во мраке вновь засияла неярким светом рука советника Лемура. Стоило ему разжать ладонь, рукоять азота мягко, послушно скользнула за отворот рукава.
У койки глухо шлепнулся на пол саквояж Журавля.
– А сам ты, значит, внутри?
– А отчего ты о сем спрашиваешь? – с прежней задушевностью в голосе откликнулся Лемур.
– Из чистого любопытства. Мне тут подумалось: может, это у тебя что-то наподобие конфликт-лат, только лучше?
– Безусловно, подобное представляло бы существенный интерес для твоих хозяев в правительстве… э-э?
– Палюстрии.
– Нет, нет, никак не Палюстрии. Ряд городов мы со счетов уже сбросили, и Палюстрию в том числе. Вскоре тебе вместе с патерой Шелком предстоит послужить Вирону, а на службе придется быть более откровенным. Ну а покамест довольно с тебя того, что я нахожусь в другой части этой лодки… и может быть, по завершении текущих дел даже покажу где.
– Послужить Вирону… то есть тебе?
– У нас, богов, имен предостаточно. Ну а ты, патера, можешь не волноваться насчет дамы сердца из прошлого. В данный момент она присматривает за пациентом доктора Журавля и тревожится о тебе.
– В твоей речи немало старомодных оборотов, – заметил из темноты Журавль. – Сколько тебе лет, советник?
– А сколько, по-твоему? – осведомился Лемур, протянув вперед засветившуюся ладонь. – У вас, докторов, о многом принято судить по степени дрожания рук. Присмотрись же, вынеси суждение.
– Ты занимал немалые должности при двух кальдах, а последний из них умер двадцать два года назад. Естественно, мы задались вопросом…
– «Мы»? В Палюстрии? Да-да, естественно, в Палюстрии. Задались. Что ж, взглянув на меня в другом месте, ты сможешь составить на сей счет собственное мнение, и я выслушаю его с интересом. А что скажешь ты, патера? Неужто тебя все это нимало не удивляет?
– Что? – Обнаружив, что его руки трясутся на зависть любому старцу, Шелк поспешил спрятать их в карманы. – Ах да, да: вполне возможно, ты – био с набором протезов, как наша майтера Роза… но каким образом можешь находиться в другой части сей лодки, я не понимаю.
– Точно таким же, каким стекло передает тебе изображение комнаты на другой, противоположной окраине города. Точно таким же, каким Священное Окно показало тебе подложный образ женщины, мертвой вот уж три сотни лет, и убедило тебя, что ты удостоился разговора с одной из меньших богинь, – хмыкнув, пояснил Лемур. – Однако я уже потратил впустую чересчур много времени, тогда как пациент доктора Журавля лежит при смерти.
С этими словами он подкинул на источающей свет ладони иглострел Гиацинт.
– Вот плата, запрошенная доктором Журавлем. Доктор, от тебя требуется взглянуть на пациента. Чтоб отработать плату, достаточно лишь осмотреть его и сообщить ему правду. Надеюсь, сообщение пациентам всей правды об их состоянии не противоречит медицинской этике?
– Нет.
– Одно время я думал, что это наверняка идет с нею вразрез. Этот, четвертый мой пленник также шпион и тяжело ранен. Что скажешь? Согласен?
– А после этого ты покончишь и со мною, и с Шелком, – фыркнув, резюмировал Журавль. – Ладно. Жил коновалом, а стало быть, раз уж пришла пора помереть, таковым и помру.
– Ну что ты, вы оба останетесь жить, – заверил его Лемур, – поскольку вскоре сделаетесь просто прелесть какими сговорчивыми. Я мог бы добиться этого хоть сейчас, если бы пожелал, но пока что вы мне куда полезнее как оппоненты… не стану говорить «враги». Видите ли, тому, четвертому пленнику я сказал, что доктор, который его осмотрит, и авгур, который отпустит ему грехи, не из моих друзей. Что оба они, напротив, почитают за благо интриговать супротив возглавляемого мною правительства.
Рука Лемура вспыхнула ярким светом от плеча до кисти, и на раскрытую им ладонь, словно зверек, выскользнул крохотный, позолоченный, украшенный гравировкой иглострел Гиацинт.
– Прошу, Твое Высокомудрие, – сказал советник, протягивая иглострел Шелку. – Скажи, согласен ли ты, помазанный авгур, свершить ритуал Прощения Паса над пациентом доктора Журавля, если Журавль, оценив его состояние, рассудит, что пациенту грозит неизбежная смерть?
– Разумеется, – подтвердил Шелк.
– Тогда идем. Не сомневаюсь, вы оба найдете все это весьма интересным, – заверил его Лемур и распахнул дверь.
Моргая, протирая глаза, Шелк с Журавлем последовали за ним вдоль узенького коридора со стальным решетчатым полом и сошли вниз по лесенке, не уступавшей крутизной трапу.