Лемур с одобрением закивал.
– Уверен, патера, до возможности поблагодарить тебя за помощь она доживет. Илар, надеюсь, тоже… доктор Журавль, ты меня слушаешь?
Журавль, не поднимая взгляда, кивнул.
– Сейчас я переверну тебя, – предупредил он летуна. – Вытяни руки вперед, параллельно телу. Помогать мне не пробуй. Я все сделаю сам.
– Видите ли, – непринужденно продолжил Лемур, – Илар упал прямо сюда, в озеро. Что оказалось нам весьма, весьма на руку. Мы тут же выслали на поверхность шлюпку и подобрали его вместе с крыльями, не прибегая к помощи городской стражи… а также, должен добавить, и к помощи Крови. Изрядно разочаровав обе стороны, – самодовольно хмыкнув, добавил он. – Случилось это вчера, рано поутру. В то время я случайно оказался на берегу, и посему его спасением командовал Лори. Сумел бы я управиться лучше? Кто знает, кто знает… Разумеется, Лори – далеко не Лемур, но то же самое можно сказать о каждом. Как бы там ни было, сам летун, и большая часть крыльев, и эта вот сбруя, и все остальное, позволяющее ему летать, теперь в наших руках, но одной жизненно важной вещи из озера выловить не удалось. Он называл эту вещь двигательным блоком, а сокращенно – ДБ. Верно, Илар?
Журавль поднял голову, взглянул на Лемура, но тут же снова склонился над пациентом.
– Именно так, доктор. Конечно, без данного устройства наши штурмовики все же в некотором роде смогут летать, но лишь планируя, будто оседлавшие ветер чайки, не двигая крыльями. Стартовав с высокой скалы либо с башни при благоприятствующем ветре достаточной силы, такой штурмовик преодолеет изрядное расстояние, однако взлететь с ровного поля сумеет лишь в самых экстраординарных условиях. И ни при каких мыслимых обстоятельствах не сможет лететь встречь ветру, даже самому слабому. Не утомляю ли я тебя техническими подробностями, патера? По-моему, доктор Журавль понимает меня прекрасно.
– Думаю, и я тоже, – ответил Шелк.
– Поначалу устранение сей недостачи казалось всего-навсего делом времени. У Илара, в чем он признался сам, двигательный блок имелся. Предположительно, его сорвало ударом об воду. В таком случае устройство можно выловить, чем мы и занимались весь тот день… либо узнать, как сделать такое же, от Илара, но, увы, раскрыть секрет конструкции он, к величайшему моему сожалению, отказывается наотрез.
– На этой лодке наверняка имеется что-то вроде инфирмерии с условиями куда лучше, чем здесь, – заметил Журавль.
– Конечно, а как же, – заверил его Лемур. – Говоря откровенно, некоторое время мы его там и держали, но он не пожелал отплатить добром за добро и потому был возвращен сюда. Он в сознании?
– Ты что, не слышал, как я разговаривал с ним минуту назад? Ясное дело, в сознании.
– Великолепно. Илар, послушай меня. С тобой говорю я – я, советник Лемур. Возможно, более я не заговорю с тобой никогда, а то, что я собираюсь сказать, для тебя много важнее всего, что ты слышал в прошлом или услышишь когда-либо в будущем. Ты слышишь меня? Скажи что-нибудь либо хоть шевельни головой.
Лежавший ничком летун, прижав ухо к полу, взирал в сторону длинной стальной крышки люка посреди палубы.
– Слышу, – негромко, со странным акцентом отвечал он.
Лемур, улыбнувшись, кивнул.
– Ты ведь уже убедился, что я – человек слова, не так ли? Прекрасно. Ручаюсь словом: все, что ты сейчас услышишь, – чистая правда. Обманывать тебя снова я не собираюсь и к долготерпению больше не склонен. Вот люди, о которых тебе рассказывали мы с Потто. Доктор – шпион, как и ты, в чем чистосердечно признался. Не наш шпион, можешь быть в этом уверен. По собственным словам, якобы из Палюстрии. А вот этот авгур – вождь клики бунтовщиков, пытающейся захватить власть в нашем городе. Если доктор Журавль скажет, что жизни твоей не спасти, ты выиграл наш спор. В таком случае я позволю авгуру даровать тебе Прощение Паса, и на том делу конец. Но если доктор Журавль скажет, что тебя можно спасти, ты, продолжая упорствовать, откажешься от жизни сам, понимаешь? Тратить собственное время и время Потто на старания выжать из тебя необходимые сведения я больше не намерен. Работа над новым снаряжением для поиска на дне твоего двигательного блока уже начата. В скором времени мы отыщем его, и смерть твоя будет напрасной. Ну а не отыщем – у нас остается орлица. Теперь она дело знает, и, дабы добыть образчик двигательного блока, нам нужно всего-навсего спустить ее на первого же летуна, что появится в небе над городом.
Умолкнув, Лемур ткнул пальцем в сторону Журавля.
– Никаких угроз, доктор. Никаких посулов. Доверие не ввергнет тебя в убытки, а ложь не принесет выгод. Выживет он или нет?
– Не знаю, – невозмутимо ответил Журавль. – У него сломана пара ребер, но к прободению легкого это не привело, иначе он, скорее всего, не дожил бы до сих пор. Серьезно повреждены по крайней мере четыре грудных позвонка. Пострадал и спинной мозг, но до разрыва дело, видимо, не дошло, хотя с уверенностью судить сложно. Надлежащий уход, первоклассный хирург – и тогда шансы у него, на мой взгляд, неплохи.
Лемур скептически хмыкнул:
– Шансы? На полное выздоровление?
– Это вряд ли. Хорошо, если сам ходить сможет.
– Итак… – Лемур понизил голос до шепота. – Итак, что скажешь? Два-три часа, и ты на берегу. Эти черные баллоны у вас у всех за спиной… как они действуют?
В трюме воцарилась мертвая тишина. Склонившись над Мамелхвой, Шелк отметил, как подрагивают ее веки, и ободряюще сжал ее руку. Журавль, пожав плечами, захлопнул саквояж. Щелчок замка показался Шелку не менее резким, бесповоротным, чем выстрел Чистика в «Петухе».
– Ну что ж, на согласие я и не рассчитывал, – как ни в чем не бывало подытожил Лемур. – Потому и велел отчаливать. Приступай, патера. Начинай свои пустословия, если угодно. Мне все равно. Умрет он едва ли не прежде, чем ты закончишь.
– Что ты задумал? – насторожился Журавль.
– Отправить его за борт, – ответил Лемур, шагнув к приборному щитку. – Возможно, дальнейшее заинтересует тебя, доктор, как человека науки. Этот отсек, как я уже объяснял, находится у самого дна нашей лодки. И, как ты сам обнаружил несколько минут назад, попробовав открыть люк, наглухо заперт. На данный момент мы в… – Сделав паузу, он бросил взгляд на одну из мерных шкал. – В семидесяти кубитах от поверхности озера. На такой глубине давление окружающей нас воды достигает примерно трех атмосфер. Тебе уже объясняли, каким образом мы погружаемся и всплываем?
– Нет, – сознался Журавль. – До сих пор пребываю в неведении.
С этими словами он покосился на Шелка, будто бы проверяя, любопытно ли и ему, однако Шелк, нараспев читавший молитву, мерно помахивая над головой изувеченного летуна четками, даже не поднял взгляда.
– При помощи сжатого воздуха. Если нужно уйти в глубину, открываем одну из балластных цистерн. Цистерна заполняется озерной водой, вследствие чего мы теряем плавучесть и погружаемся. Ну а для того, чтобы всплыть, пускаем в эту цистерну сжатый воздух, дабы вытеснить воду. Цистерна становится подобием поплавка, плавучесть у нас повышается, и… понимаешь? Просто, однако действенно. Сейчас я открою этот клапан, впущу в наш отсек побольше воздуха…
Поворот вентиля, и в трюме раздалось громкое шипение.
– Впусти я воздух быстрее, вам бы не поздоровилось, посему вентиль лишь чуточку приоткрыт. Если ушам больно, сглотните.
Слушавший Лемура разве что краешком уха, Шелк, на долю секунды прервав молитву, сглотнул. В тот же миг искалеченный летун оживился, поднял полуопущенные веки, раскрыл глаза во всю ширину, из последних сил повернулся лицом к Шелку и зашептал:
– Солнце… солнце… скажи своим людям!..
Ответить вслух до завершения ритуала уставом не дозволялось, однако Шелк кивнул и взмахнул четками, осеняя летуна символом вычитания.
– Прими мое благословение.
Девятикратно склонив голову, как того требовал обряд, Шелк начертал четками в воздухе символ сложения.
– Когда давление воздуха здесь достигнет трех атмосфер – а ждать этого недолго, мы сможем открыть проем в днище лодки, не затопив отсека, – хмыкнув, пояснил Лемур. – Ослабляю соединение…
Журавль раскрыл было рот, собравшись возразить, но тут же прикусил язык.
– Мы теряем контроль, – шепнул летун Шелку и смежил веки.
Дабы дать летуну понять, что прекрасно все слышал, Шелк коснулся свободной рукой его виска.
– Молю и тебя простить нас, живых, – продолжал он, вновь начертав в воздухе знак сложения. – И я, и многие другие нередко поступали с тобой не по совести, сын мой, причинив тебе бессчетное множество зол и обид. Не держи их в сердце, начни жизнь, следующую за жизнью, в невинности и чистоте, простив все тебе причиненное.
Четки еще раз начертали над головой летуна знак вычитания.
Мамелхва, вновь отыскав ощупью руку Шелка, крепко стиснула его пальцы.
– Он… мне все это снится?
Шелк отрицательно покачал головой.
– Я же властью мне данной навеки прощаю тебя во имя всех бессмертных богов. Прощаю и разрешаю тебя от грехов во имя Всевеликого Паса, во имя Божественной Эхидны, во имя Сциллы-Испепелительницы, во имя Предивной Мольпы, и Сумрачного Тартара, и Высочайшего Иеракса, и Премудрой Фельксиопы, и Беспощадной Фэа, и Могучей Сфинги, а такоже во имя всех меньших богов. И Иносущий, – понизив голос, добавил Шелк, – также прощает тебя, сын мой, ибо я говорю и от его имени.
– Он умирает?
Шелк прижал палец к губам.
– Лемур намерен предать его смерти, – на удивление мягким тоном ответил за Шелка Журавль, – причем выбор сделал он сам… и я бы на его месте поступил точно так же.
– И я, – прошептала Мамелхва, коснувшись полоски черной саржи, пущенной Шелком на перевязку ее лба. – Нам говорили, что мы отправляемся в чудесный, сказочный мир покоя и изобилия, мир вечного полдня… но мы понимали: нам лгут. Умерев, я отправлюсь домой. Домой, к матери с братьями… к Чикито на шестке во внутреннем дворике…
Журавль снова извлек из саквояжа ножницы и начал срезать повязку, но тут Лемур рывком распахнул люк в полу.